Сьюзи менкес что с ногами
Убийственные каблуки
Страсть и агония соблазнительных туфель
Позор и унижение : покачиваясь на одной ноге как пьяная утка, прячась за углом у входа на красную ковровую дорожку, снимать свою обувь на плоской подошве и, запихивая ее в сумку, переобуваться в туфли на головокружительных каблуках.
Вы постоянно видите переобувающихся девушек, которые прячутся по углам, на каждом модном событии. Но даже при наличии лимузина вылезти из машины и пройти несколько метров перед папарацци — настоящее испытание. Какая беда — упасть с высоченных платформ прямиком на асфальт! Печальная сцена падения Наоми Кэмпбэлл на шоу Вивьен Вествуд — прямо на подиум! — может легко повториться.
Случилось это 21 год назад, но какой урок мы из этого получили? На последнем показе Жана-Поля Готье другая именитая и невезучая модель упала трижды. Даже Миучча Прада, «первопроходец» во многих отношениях, соблазняет нас на покупку неудобной, даже сумасшедшей обуви. Вспомните фетишистские туфли с платформой в виде фигурных спойлеров гоночных машин.
В витринах магазинов и на экранах (спасибо онлайн-бутикам) каблуки становятся только выше. И выше. Легко вообразить пытку туфлями Christian Louboutin — неспроста у них кроваво-красные подошвы!
Тонкие балансирующие каблуки создают для Roger Vivier, Николас Кирквуд может и делает туфли на плоской подошве, но чаще в его коллекциях мы встерчае металлические шпильки и платформы, чья высота соперничает с высотой клубного сэндвича.
И ни одна беременная девушка не наденет туфли Manolo Blahnik — только если это не Сара Джессика Паркер в роли Кэрри Брэдшоу.
Туфли также могут показать темную сторону чувственности: помните странные фетишистские туфли Александра Маккуина, с отчасти уродливой эстетикой, которые были одновременно волнующими и провокационными. Были ли они предметом искусства? Или источником мучений, как те жуткие китайские туфли для предотвращения роста стопы?
Выставка «Killer Heels: the Art of the High-Heeled Shoe» открывается 10 сентября в Нью-Йоркском Музее Бруклина. Куратор Лиза Смолл собрала коллекцию, состоящую из исторических и современных моделей. На выставке также пройдет показ шести фильмов, на создание которых режиссеров и художников вдохновили высокие каблуки.
Я могу понять создание высоченных каблуков в прошлом: раньше женщины редко могли делать добровольный выбор. Оглянувшись назад, я даже вспомнила венецианских куртизанок, которые изобрели платформы, чтобы возвышаться над толпой и привлекать внимание.
Но это было раньше.
Сейчас женщины могут иметь все то же, что и мужчины: в том числе играть на политической сцене и выступать в залах парламента. Не имеют они лишь возможности убежать на высоких каблуках, попав в неприятную ситуацию (хотя шпильки могли бы стать отличным оружием)
Иногда я ругаю себя за то, что у меня недостаточно феминистские взгляды. Что плохого ходить на «модную работу» в удобной обуви, даже если у вас есть шанс посмотреть сверху вниз на Дафну Гиннесс?
Возможно, kitten-heels, маленькие каблуки могут быть также сексуальны, как и сандалии-гладиаторы на высокой шпильке. Но, как говорят французы, «Il faut souffrir pour etre belle» («красота требует жертв») или «Вы должны страдать, чтобы выглядеть красивой».
Правда или ложь? Читайте позже, завтра, о моде с другой ноги.
«Модный цирк»: 5 резонансных рецензий и высказываний легендарной Сьюзи Менкес
«Гранж — это ужасно»
Осознать силу и авторитет Сьюзи Менкес помогает тот факт, что ее работа способна повлиять на карьеру дизайнера. Во время Недели моды в Милане в 1993 году Менкес раздавала значки с надписью «Grunge is Ghastly» («Гранж — это ужасно»), резюмируя тем самым свое отношение к прошлогодней гранжевой коллекции Марка Джейкобса для бренда Perry Ellis. В 90-е Джейкобс понимал, что гранж-музыканты — своеобразные инфлюенсеры своего времени, что молодежь готова переобуваться в Dr. Martens, носить клетчатые рубашки Курта Кобейна и платья-комбинации его жены Кортни.
Марк Джейкобс и Люси де ла Фалез (Ричардс). Фото: Артур Элгорт, © Vogue, 1993
Менкес и другие критики и представители индустрии не приняли коллекцию. Кэти Хорин писала в Washington Post, что «музыкальная сцена Сиэтла, породившая дерзкую Кортни Лав, выглядит устаревшей, как только попадает на подиум», а ритейлеры сравнивали одежду из коллекции с подростковой барахолкой все того же Сиэтла. Последним ударом стала реакция Курта и Кортни.
В интервью для WWD они сказали, что получили от Джейкобса одежду и сожгли ее. Объяснение было простым: «Мы были панками и не любили такие вещи». Коллекция во славу гранжа так и не поступила в производство и последующую продажу, а Марка Джейкобса уволили с позиции креативного директора Perry Ellis.
«Марк Джейкобс разочаровывает странным шоу»
Во второй раз Менкес обрушилась на Марка Джейкобса в 2007 году. Поводом послужила не только очередная коллекция, но и все шоу в целом, по организации которого Сьюзи прошлась не менее сурово, чем по самим нарядам. Менкес не понравилось многое: шоу началось с непростительной задержкой в 2 часа, папарацци было слишком много, а приглашенные на показ отнеслись к мероприятию, как к вечеринке. Не понравился и сам Марк Джейкобс: «В мире „Джейкобса в стране чудес“ конец стал началом, когда он выбежал на аплодисменты, а затем модели пошли в обратном порядке по подиуму. Мартин Маржела делал так еще 10 лет назад».
В своей рецензии на коллекцию Сьюзи особенно акцентировала внимание на плагиате: «Одежда — слабая версия дизайна, который давно был создан Comme des Garçons»; «эхо-камера* уже существующих идей: от романтичных леди 20-х годов Джона Гальяно до самостоятельных поисков Джейкобса в винтажном шкафу», но и эти поиски по итогу дали «мрачное и не слишком оригинальное видение винтажной одежды».
В ответ на критику Джейкобс заявил, что никогда и не отрицал влияния Рей Кавакубо и Мартина Маржелы, но у него есть свой взгляд на идеи, которые он находит интересными.
Сьюзи Менкес о супермоделях
Менкес стала одной из первых, кто заговорил о феномене «культа супермоделей» в 90-е годы. В 1991 году она писала: «Дизайнеры и покупатели обеспокоены тем, что растущие затраты на шоу повышают цены на коллекции, а образ, созданный супермоделями, может отталкивать покупателей». Таким образом, Менкес положила начало многолетнему спору о супермоделях и их влиянии на индустрию моды, покупателей и, самое главное, простых женщин. Последние, стремясь обрести схожесть с «девушками с обложек», изнуряли себя диетами и были готовы пойти на крайние меры для воссоздания модельной внешности и образа жизни.
«3 свадьбы и один карнавал Dior»
Пока Джон Гальяно занимал пост креативного директора Dior, Сьюзи Менкес успела обвинить его в том, что он стал чересчур скучным на новом посту. Но стоило Гальяно покинуть должность после скандалов, как заметно заскучала Менкес. В своей рецензии на первую после ухода Гальяно коллекцию Dior Couture 2011 она писала: «Несмотря на вихрь шифона, яркие цвета и заводную музыку, не получилось скрыть одного фундаментального факта. Независимо от последних обвинений, Джон Гальяно принес в дом Dior утонченную и изысканную легкость, которая после его ухода разлетелась, как конфетти на ветру».
Джон Гальяно на показе Dior 5 июля 2011 / © Getty Images
Платья из коллекции, по мнению Сюзи, выглядели сырыми, будто были вдохновлены бразильскими дождевыми лесами или, возможно, принтами Prada.
«Люди за пределами модных показов похожи на павлинов»
Один из лучших своих материалов под названием «The Circus of Fashion» («Модный цирк») Менкес посвятила совсем не дизайнерам, а современному фэшн-сообществу и блогерам. Она, старожил индустрии, вспоминала 90-е годы. «Однажды нас назвали „черными воронами“ — толпу людей, собравшихся возле заброшенного здания в Даунтауне, с головы до ног одетых в Comme des Garçons и Yohji Yamamoto. Мы выстраивались плечом к плечу, чтобы попасть на андеграундные модные показы в 90-е», — писала Менкес и тут же сравнивала посетителей современных показов с павлинами, которые начищают перышки и позируют перед фотографами. Теперь весь спектакль переместился с подиума в тусовку, которая разворачивается перед началом показа. По мнению Менкес, все это превратилось в «звездный цирк», где люди становятся известными благодаря лишь факту своей популярности.
Кроме того, в статье от маститого модного критика достается и большинству фэшн-блогеров, порожденных современными технологиями, лишь немногих из которых можно назвать настоящими критиками.
Сейчас Сьюзи сотрудничает с издательством Conde Nast и ведет личный блог в Instagram. Ее рецензии публикуются на сайте Vogue, а в аккаунте — фотографии с показов, снимки в компании с дизайнерами и просто личные кадры без привязки к фэшн-тематике. В материалах Сьюзи стала лояльнее — реже поднимает острые вопросы, осторожно комментирует творчество дизайнеров, но все знают: в случае чего, она еще может высказаться.
Эхо-камера — понятие в теории СМИ, описывающее ситуацию, в которой определенные идеи и высказывания усиливаются путем передачи сообщения или его повторения в закрытой системе.
Журналист, которому стоило родиться принцессой
Международный редактор VOGUE Сьюзи Менкес рассказала читателям о принципах своей работы
Она — самостоятельная модная инстанция, имеющая за плечами лишь перо. Женщина, чьи беспристрастный стиль изложения, безупречный вкус и тонкий британский юмор на протяжении последних тридцати лет украшали станицы the Times, the Evening Standard и International Herald Tribune. Cьюзи британка до мозга костей, но она любит хвастаться чудной смесью бельгийских, русских и венгерских корней, преданностью своему дому в Ардеше на юге Франции, пристрастиями к шелку и всему лиловому. Став частью digital-команд VOGUE, за обедом в Париже Менкес раскрыла свои планы. Подавали спаржу и крабовый салат. Также в меню — правила подготовки материалов в эпоху цифровых технологий, обсуждение драгоценностей, бесценные советы от Чарльза Винтуры и Эсте Лаудер.
Приветствуем вас, Сьюзи Менкес. И ждем с нетерпением ваших материалов для VOGUE. Что вы ожидаете от этой новой главы своей жизни после нескольких десятков лет сотрудничества с крупными ежедневными изданиями?
Для меня этот новый виток — соприкосновение с современным миром. Давно прошли те времена, когда можно было заявить: «Я журналист, но пишу только для печатных изданий». Я вовсе не имею в виду, что VOGUE — мой первый опыт работы в интернет-журналистике. Я пишу для разных сайтов уже давно. Люблю бумагу, люблю книги, но также я люблю то, как меняется мир вокруг. Как и в моде, в журналистике нужно идти в ногу со временем.
Что именно повлечет за собой это новое сотрудничество в рамках Недели моды, что нового вы надеетесь для себя открыть?
Я не могу заранее сказать, что именно я буду делать. Когда ты работаешь в мире моды, нужно держать нос по ветру.
Вы работали на Fleet Street (Флит-стрит — улица в лондонском Сити, где располагаются офисы влиятельных британских изданий, а также информационных агентств. — Прим. Vogue.ru) во времена ее расцвета. Вам не хватает тех золотых для прессы времен?
Cовсем нет! Я смотрю в будущее. Разумеется, я храню невероятные воспоминания о работе в Evening Standard у Чарльза Винтуры, отца Анны Винтур. Он был выдающимся главным редактором, я многому у него научилась, в особенности его своеобразному заклинанию: «Начни с информации, способной увлечь читателя». Это правило ничуть не устарело и применимо к современным технологиям. История, которую мы рассказываем, должна мгновенно привлечь внимание читателя. Я пытаюсь это делать в своем новоиспеченном аккаунте в Instagram. Конечно, главную роль играет фото, но важно добавить и несколько слов или строк, чтобы заставить людей думать. Возьмите для примера фото роз из моего сада в Ардеше, его я разместила сразу после нашумевшей свадебной церемонии, которую провели за стеной из белых цветов (речь идет о свадьбе Ким Кардашьян и Канье Уэста. — Прим. Vogue.ru). Цветы должны расти свободно, не стоит из них делать изгороди.
C английскими розами, Дэвидом Бекхэмом и Клэр Уэйт Келлер ваш инстаграм (@suzymenkesvogue) выглядит очень британским.
Да, несомненно, ведь я же англичанка. Но ситуация, скорее всего, изменится, все-таки сегодня я в Париже.
Ведь именно здесь вы нашли иллюстратора, который работает над вашей колонкой?
Все верно. Его зовут Крейг Редмен. Он иллюстратор из Нью-Йорка, его работы я увидела на выставке в Colette. Мне нравится его стиль: живой, яркий и забавный.
Что для вас значит VOGUE?
В первую очередь это визуальное восприятие. VOGUE делает необыкновенные обложки, начиная с первого номера. Перед International Herald Tribune я успела поработать и на визуальной стороне «глянцевого» дела: проводила кастинги моделей, подбирала парикмахеров-стилистов. Я большой поклонник изданий о моде, восхищаюсь людьми, которые их создают, хотя сама начисто лишена таланта стилиста. В отличие от Грейс Коддингтон, которой удается потрясающе рассказывать истории через визуальные образы. И что опять же не мешает мне получать истинное удовольствие от выставок типа «Papier glacé: un siècle de photographie de mode chez Condé Nast». Она была превосходно срежиссирована и не только в хронологическом порядке — особый взгляд VOGUE тут улавливался мгновенно.
А как бы вы описали этот самый взгляд VOGUE?
Cложно объяснить. Это что-то исключительное, неуловимое, особая разновидность гламура. Он и старомоден, и очень современен. Под старомодностью я подразумеваю абстрагирование от всех этих знаменитостей, которые показывают все, что у них есть, на ковровой дорожке.
Неужели вам не нравится ковровая дорожка?
Нравится, но не всегда. Безусловно, есть дизайнеры, которые прекрасно знают, как своими нарядами сделать звезду интересной и оставить зрителям пространство для фантазии. Например, Valentino. Год назад в Риме я писала статью, размышляя в ней, изменится ли что-то в моде с новым папой римским, молодые дизайнеры на тот момент уже создавали все более закрытые наряды. Больше всего на свете меня интересуют новые взгляды, новые направления, так же как и новые дизайнерские таланты и образование в мире моды.
За кем из молодых дизайнеров вы следите?
Я стараюсь следить за всеми молодыми дизайнерами, что удается с трудом. Cегодня ведь каждый может мгновенно увидеть все что угодно. Иногда бывает обидно, потому что не получается никакого сюрприза. Я вспоминаю, как нашла Рафа Симонса в крошечном костюмном ателье в Одиннадцатом округе Парижа, где он шил мужскую одежду. Когда ты начинаешь получать награды и уже имеешь некоторую поддержку, ничего не остается, как работать, работать и работать. Вместе с тем это получить реальный шанс прорваться. Можно вспомнить и о всех тех дизайнерах, которые не смогли — возьмем, например, Осси Кларк. Он был великолепен, но у него просто не было определенных возможностей. И так во всем: есть плюсы и минусы.
Для кого вы пишете?
А вот это полная загадка. Читателями оказываются люди, совершенно далекие от моды. Помню, как я организовала конференцию по вопросам люкса в Сингапуре, где познакомилась с одним очень cерьезным банкиром, который сказал мне: «Я так люблю вашу колонку, что не могу ждать даже до вторника, чтобы прочесть ее». Я была крайне удивлена и вместо того, чтобы спросить, почему же он так любит моду, смогла лишь сказать: «Большое спасибо».
После такой невероятной карьеры длиной в десятилетия, какие сейчас у вас отношения с модой?
Мода — моя профессия, дело моей жизни. Это зеркало в мир, которое порой отражает перемены быстрее, чем они происходят в обществе. Вспомните о широкоплечих силуэтах Тьерри Мюглера в 80-х. Женщины начали пробивать «стеклянный потолок» (препятствие для продвижения по службе в высших эшелонах управления. – Прим. Vogue.ru) и занимать посты, которые раньше были доступны только для мужчин. Иногда мода рассказывает историю более тонко, чем учебники.
Когда вы поняли, что хотите работать в мире моды?
Ну, я отличилась еще даже больше, чем Жан-Поль Готье, который в семь лет начал шить костюмы для своего плюшевого медведя. Я начала одевать своих кукол в четыре. Я шила себе одежду, когда была студенткой, у меня была маленькая швейная машинка, и многое я шила вручную. Сразу после школы я провела в Париже годы, изучая моду. Я всегда знала, что мода — именно то, чем хочу заниматься.
Чему вы научились в Париже?
Я училась в ESMOD/ISEM Guerre-Lavigne fashion school, и это было жестко. Мы делали выкройки из рисовой бумаги и только спустя кучу времени нам разрешили наконец работать с тканью. До сих пор помню, как сшила плиссированную юбку, я так гордилась собой. Преподаватель взглянул на нее и, не обронив не единого слова, разорвала ее на глазах у всех. Я ревела в туалете. Но потом все же решила спросить, что же было не так. Она ответила: «Ты была неаккуратна, смотри, на четвертой складке ты ошиблась на миллиметр». Я лишь пробубнила: «Хорошо, мадам». А она резким голосом: «Если бы все так шили, то ни одна вещь не подходила бы по размеру!». Это был отличный урок — мода оказалась такой сложной, что я решила не создавать ее, а писать о ней.
Вы измените свой стиль в материалах для VOGUE?
Я прежде никогда не писала от первого лица, «я» было под запретом. Мне приходилось писать «Мсье Готье» или «Мадам Вествуд», когда International Herald Tribune стала International New York Times. Все это было так старомодно. Теперь у меня больше свободы. Единственное, что для меня по-прежнему неприемлемо, — это существенные ошибки, даже если мы все их совершаем. К счастью, у меня есть прекрасный ассистент Наташа.
Cегодня информация поступает очень быстро. Значит ли это, что вместе с этим появляется больший риск ошибиться?
Не забывайте, я всегда работала быстро! С дедлайнами в ежедневных газетах шутки плохи. Когда у тебя всего 17 минут, чтобы написать о показе Prada, прежде чем газета уйдет в печать, ты пишешь за 17 минут, вот и все. Сейчас же сам факт существования интернета — один большой дедлайн.
Как вам удается появляться на десятках модных показах каждый день на протяжении недель?
У меня совершенно необыкновенный водитель, его машина — мой офис. Я не пью алкоголь, только если совсем немного и никогда во время работы. Встаю рано, в 5:30, пытаюсь пить не больше чашки кофе в день. Хотя главный секрет, конечно же, в том, что мне это все действительно интересно!
Какие профессиональные качества вы цените больше всего?
Непредвзятость! Когда я только начинала — это было нормой. Тогда никто не принимал подарки и не ездил в пресс-туры. Я понимаю, что все изменилось, понимаю важность блогинга в реальном времени и соцсетей. Но если твоя роль — роль критика, ты обязан быть объективным. Для меня это не вопрос демонстрации характера, я хочу просто быть честной.
Вы все еще следуете заветам газетной журналистики, более серьезной, ведь мода кажется более фривольной?
Да. Я не военный корреспондент и никогда им не стану, но иногда Недели моды — то же поле боя. Помню, как 20 лет назад пришла на показ Жан-Поля Готье. Было жестко. Где-то даже есть фото, которое отражает суть произошедшего лучше всяких слов. Там было столько людей, что я упала в обморок. На фотографии можно увидеть, как мое приглашение выхватывают, пока нахожусь без сознания.
Вы ведь будете организовывать конференции по проблемам индустрии для Condé Nast?
Да, Джонатан Ньюхаус расскажет об этом более подробно, когда придет время. Я действительно изобрела эти конференции. Первую мы провели в Париже в 2001 году, затем отправились в другие страны, по мере того как рынок люксовых брендов расширялся. В Дубае — 10 лет назад, в Стамбуле — в 2006 году. Вот как это было: мы встретились для обсуждения места проведения конференции. Не знаю почему, но я подумала о Стамбуле. Хотя была я там всего один раз — ходила по музеям. Так вот, на встрече я заявила, что нашла место, и им станет Стамбул. Признаюсь, что немного запаниковала, когда нужно было написать доводы и пользу моего выбора — я ведь не проводила никакого исследования, просто последовала своей интуиции. До 3 утра я просидела за ноутбуком и нашла подтверждение моему предложению: создавался крупный ювелирный бренд, вот-вот должны были открыться Harvey Nichols и Saks Fifth. Так что все было верно.
В 2003-м, в интервью New Yorker вы сказали, что не являетесь фанатом джинсов и кроссовок. В этом сезоне они повсюду.
Не забывайте, у меня ведь дом в Ардеше, там я ношу кроссовки, но вообще предпочитаю сандалии. Но могу их надеть, когда работаю в саду, и на пробежку. Глупо не пользоваться удобными вещами. У меня нет предубеждений, зато выбор есть всегда. Что касается джинсов, многие говорят мне, что они — самая удобная одежда в мире, но это просто не моя вещь. Я люблю шелк и хлопок, это ужасно, мне следовало бы родиться принцессой.
Вы также любите украшения.
Есть такое дело. Высокое ювелирное искусство — это что-то! Это история не про камни, мне важны детали, объемы и цветовые ассоциации. Меня увлекает задумка, стоящая за каждым украшением, особенно когда она очень личная, как у Сьюзанн Бельперрон, например. У Карла Лагерфельда великолепная коллекция ее украшений, которой я даже немного завидую. Есть и другие украшения, как вот эти серьги (две жемчужины на длинных завитых нитях из желтого золота), которые я нашла в Joyce Gallery. Немало зависит и от бюджета, я могу себе позволить полудрагоценные камни цветов пирожных-макаронов. Тут работает то же правило, что и с одеждой: если я что-то не ношу, это вовсе не значит, что мне это не нравится. Мое единственное требование к одежде — износостойкость, сравнимая с моей собственной.
Если бы вам предложили выбрать какое-то совершенно изысканное украшение, что бы это было?
Ожерелье Bvlgari Serpenti. Однако украшения не обязательно должны быть драгоценными — мне всегда нравились Loulou de la Falaise и Christian Lacroix. Cегодня они стоят намного дешевле, чем сумка. Но вот от цветного бриллианта я бы тоже не отказалась. Фиолетовый — мой любимый цвет, я была бы не против иметь бриллиант лавандового оттенка.
Какой самый ценный совет вы получали в жизни?
Чарльз Винтур говорил мне, что нужно писать от сердца. В то же время он объяснял, что журналистика — это обмен информацией. Вот что он говорил: «Журналист — это проводник. Он берет информацию и делает ее понятной каждому». Второй совет был от Эсте Лаудер. Мы обедали вместе, и она сказала: «Знаешь, когда ты не очень хорошо себя чувствуешь, не стоит обрамлять лицо черным цветом. Тебе нужен красный шарф или еще что-то, чтобы почувствовать себя лучше». Я ответила, что макияж также может творить чудеса, а она отметила: «Даже если у тебя идеальный макияж, это мудрый совет».