Третий сектор что это

Третий сектор и его роль в социальной защите населения

Понятие «третий сектор» появилось в мире не так давно, его становление отражает тенденции, возникшие одновременно с развитием рыночной экономики. Современное гражданское общество можно представить в виде трех неотъемлемых составляющих, которые позволяют выделить основные институты, функционирующие в нем.

Первый сектор – государственный: органы государственной вла­сти на всех уровнях, а также все виды государственных предприятий и организаций, действующих в любой сфере деятельности, в числе социальной, основанных на государственной и смешан­ной формах собственности, с преобладающей долей государствен­ного участия;

Второй сектор – коммерческий (бизнес-сектор): неправитель-ственная прибыльная организация;

Третий сектор называют негосударственным, неправитель-ственным, независимым, некоммерческим, неприбыльным, благотво­рительным, сектором добровольной активности (волонтерским, добровольческим). Этот сектор является:

• негосударственным, неправительственным, потому что орга­низации, входящие в него, не располагают в полном объеме властью и полномочиями правительства, хотя какие-то из них могут через своих членов иметь властное влияние, а некоторые даже выполняют функции правительства (при­мер — образовательные организации США, которые об­ладают полномочиями по выдаче лицензий); с другой точки зрения, термин «неправительственный» может означать широкое вовлечение населения в общественную жизнь, что отражает тенденцию социальной организованности на всех уровнях, и связано это с процессом становления граж­данского общества, т.е. термин «негосударственный» оз­начает также то, что создание составляющих его органи­заций происходит спонтанно, как реакция на необходи­мость разрешения какого-либо социального противоречия или реализации какой-либо социальной потребности. Многие действующие некоммерческие организации не регистри­руются в силу разных отнюдь не криминальных причин. Стихийно возникающие и исчезающие в процессе орга­низации и развития, эти структуры подчас известны только тем, кто в них участвовал, и кто с ними взаимодейство­вал;

• независимым, потому что множественность финансовых источни-ков деятельности делает его относительно независи­мым и от государства, и от бизнеса. На определенных этапах общественного развития организациям третьего сектора при­ходится действовать в противовес другим общественным силам, отстаивая те права и свободы граждан, которые ущемляют­ся бизнесом или государством. Многие организации этого сектора являются неформальными, т.е., не будучи официально зарегистрированными, они часто пользуются свобо­дами и возможностями, недоступными государственным орга­низациям или частному бизнесу;

• некоммерческим, неприбыльным, потому что это важнейший конституирующий признак, отличающий его от коммерческих организаций. Третий сектор существует не ради получения прибыли. Это не означает, что его организации не могут получать прибыль (например, заработанные поступления со­ставляют 23% от общего объема денежных поступлений не­коммерческих организаций в Венгрии, до 59% во Франции и 70% в Германии. В России эта цифра по разным источни­кам составляет от 30 до 75%). В то же время некоммерческие организации не имеют права распределять полученную прибыль среди учредителей, а должны использовать ее на уставные цели (исключительно для целей провозглашенной мис­сии). Так как организации третьего сектора весьма разнообразны (общественные, политические, религиозные, благотворительные, образовательные и т.д.), сам этот сектор весьма обширен, неоднороден и многолик;

• сектором добровольной активности (волонтерским, добро­вольческим), поскольку здесь широко используется добро­вольный труд волонтеров. Например, 54% взрослого населе­ния США отдают добровольной работе около 4 ч в неделю, а в Великобритании около 30% населения занимаются доб­ровольной работой 3–7 ч в неделю. Причем добровольный неоплачиваемый труд является основой функционирования организаций третьего сектора и формой гражданской ак­тивности широких масс населения;

• филантропическим, благотворительным, так как эти опреде­ления отражают устойчивые исторические корни возник­новения третьего сектора благотворительной активности, в результате чего существенную часть этого сектора составля­ют благотворительные организации.

Третий сектор тесно связан с другими секторами экономики. Границы между ними весьма прозрачны и чрезвычайно подвижны.

Государство и некоммерческий сектор заинтересованы в развитии бизнес-сектора в качества источника финансовых поступлений (государству – в виде налогов, некоммерческому сектору – в виде пожертвований).

Коммерческие и некоммерческие организации рассматривают государство в качестве гаранта правовой и экономи­ческой стабильности и безопасности.

Государство заинтересовано в развитии третьего сектора, как структуры, решающей ряд социальных задач и помогающих в реализации задач социальной политики. Бизнес-сектор также заинтересован в развитии некоммерческого сектора, например, ассоциация предпринимателей является общественной организацией, но ее деятель­ность направлена на обслуживание интересов бизнеса. Рассмотрим ниже механизм социального взаимодействия государства и некоммерческих организаций.

Источник

Эволюция российского «третьего сектора»

Развитие гражданского общества в России находится в центре внимания не только российских политологов, но и исследователей многих стран мира. Неправительственные организации являются своего рода становым хребтом такого общества. Вот почему неизменный интерес представляют международные форумы, на которых ученые разных стран обмениваются мнениями о тенденциях развития «третьего сектора». При этом большое внимание уделяется положению дел в этом секторе в Российской Федерации, где уже накоплен определенный опыт.

О том, как развиваются некоммерческие организации в РФ, каковы особенности этого развития, идет речь в научной статье «Третий сектор» в России: смена модели», подготовленной совместно первым проректором ГУ-ВШЭ Львом Якобсоном и младшим исследователем Лаборатории институционального анализа экономических реформ ГУ-ВШЭ Сергеем Сановичем. Российские ученые приняли участие в VIII международной конференции, проведенной в Барселоне в июле 2008 года по инициативе Международного общества исследования «третьего сектора». Штаб-квартира этой организации находится в США, а такого рода форумы с участием исследователей многих стран организуются по ее инициативе раз в два года.

Перед участниками этой представительной конференции выступил Лев Якобсон, ознакомивший коллег с основными положениями статьи, в которой прослеживается эволюция «третьего сектора» в России за последние двадцать лет.

В последнее время, сказал, в частности, Л. Якобсон, большинство зарубежных наблюдателей критически оценивают процессы, происходящие в российском секторе некоммерческих организаций. Такие оценки объяснимы, если вспомнить, что недавно введенные государством требования усложнили регистрацию и отчетность НКО, что существенно увеличило их операционные издержки. Однако, если взглянуть на ситуацию шире (а такая возможность появилась благодаря «Мониторингу гражданского общества»), можно увидеть и развитие в этом секторе. Два тура мониторинга были проведены под руководством Л. Якобсона и при активном участии С. Сановича в 2006 и 2007 годах и включали социологические опросы по следующим темам: восприятие прав человека и их реализация, общественная активность и участие населения в НКО и неформальных сообществах, условия и эффективность деятельности некоммерческих организаций (опросы руководителей и активистов НКО), самоорганизация в профессиональных сообществах учителей, преподавателей вузов, научных работников и врачей, бизнесменов и менеджеров.

Наряду с этим проведен анализ муниципальных политик в области поддержки и развития общественных инициатив, включая опросы чиновников, отвечающих за взаимодействие с гражданским обществом в регионах, а также исследование роли экспертного сообщества как посредника между гражданским обществом и публичной властью.

Для оценки ситуации в российском «третьем секторе» предложены три модели, условно названные: моделью скрытого сектора, импортозависимой и укорененной. Эти модели «трактуются как относительно устойчивые сочетания доминирующих тенденций и характеристик «третьего сектора», рассматриваемые в четырех измерениях: движущие силы развития, структура сектора, преобладающая организационная культура и взаимоотношения с государством». Такой подход предназначен для исследования системных изменений, которые происходят в ходе эволюции сектора НКО, в сочетании с преемственностью, присущей этому процессу.

Историю СССР можно условно поделить на два этапа — до смерти Сталина (1953 год) и после нее. В первый период влияние власти и идеологии коммунистической партии распространялось на все сферы жизни, во второй система начала подвергаться эрозии, постепенно освобождая место для частной жизни. Это создавало некоторые предпосылки для автономной самоорганизации. Тем не менее общественная активность в Советском Союзе и в это время «структурировалась преимущественно действиями государства». Свободная самоорганизация проявлялась либо в сфере элементарной бытовой взаимопомощи, либо внутри структур, созданных государством, но не вполне жестко им контролируемых, либо, наконец, в качестве протестной реакции на действия государства и официальную идеологию. «Государство предъявляло спрос, прежде всего, на псевдонеправительственные организации, которые могли бы служить его «приводными ремнями». Однако оно предоставляло ниши, а зачастую и ресурсную поддержку для волонтерской активности в идеологически нейтральных сферах, например, в охране природы или художественной самодеятельности.

Самая активная и заметная за пределами СССР часть советского гражданского общества — это диссидентское движение, которое было, «бесспорно, наиболее дистанцированным как от идей, так и от ресурсов государства, что позволило его участникам сыграть неоценимую роль в подготовке политических преобразований, а позднее — в становлении нового российского «третьего сектора».

Смена политического и экономического режимов, отмечено далее в статье, не оставила «модели скрытого сектора» шансов на выживание. Для бывших западных регионов СССР, прежде всего, Балтии, и бывших восточных регионов, прежде всего Средней Азии, это означало освобождение законсервированных с досоветского времени движущих сил и механизмов самоорганизации. На Западе этому соответствовало сближение с европейским вариантом «третьего сектора», на Востоке возрождались по преимуществу традиционные общинно-родовые формы самоорганизации. В России же, в отличие от окраинных районов СССР, «западные» формы самоорганизации не успели укорениться в досоветский период, а «восточные» были подавлены форсированной модернизацией и урбанизацией. В стране не было достаточного опыта, навыков и правовых условий функционирования «третьего сектора», адекватных модернизированным экономике и быту, довольно высокому уровню образования населения, а также характерному для начала 1990-х годов увлечению идеями либерализма и западничества.

Слабость экономической и культурной базы, особенно, на первых порах, была в огромной степени компенсирована импортом ресурсов, идей, знаний, навыков и организационных решений. В 1997 году валовая добавленная стоимость всех российских общественных объединений составила 65,7 млн. долл., расходы в России крупнейшего зарубежного донора USAID — 173 млн. долл., а расходы в нашей стране крупнейшего из неправительственных доноров — Института «Открытое общество» — 33 млн. долл. При этом доноров более всего интересовали, с одной стороны, предотвращение катастроф в широком понимании этого слова, с другой — сближение российского общества и государства с западными. Соответственно, в центре внимания находились, с одной стороны, проблемы экологии, беженцев, СПИДа и т.п., а с другой — поддержка образовательной, исследовательской, художественной, просветительской, журналистской деятельности. Что же касается коллективной самоорганизации частной жизни как таковой, она не относилась к приоритетам доноров.

В 1990-е годы стало заметным преобладание вертикальных структурных связей и «в описанной модели государству не принадлежала существенная роль, его позиция сводилась в основном к доброжелательному невмешательству в дела «третьего сектора», а бюджетная поддержка НКО была незначительной». Однако в начале 2000-х годов данная модель оказалась исчерпанной. Появление в России значительных внутренних ресурсов, наряду с усилением внимания ведущих доноров к ряду других стран и регионов, побудили многие донорские организации к постепенному сокращению активности на российской территории. Планы по сокращению активности разрабатывались и начали осуществляться уже в начале 2000-х годов, а в середине десятилетия на это наложилось недружественное отношение российских властей к ряду доноров, многие из которых прекратили работу в России, а другие резко сократили свою активность. «Таким образом, история импортозависимой модели в России оказалась довольно краткой», хотя она сыграла позитивную роль. Именно в ее рамках произошел перенос современных институтов сектора на российскую почву и были сформированы кадры, в принципе, способные поддерживать эти институты.

«Экономические и социальные сдвиги 2000-х годов сделали возможным замещение внешних источников спроса и предложения внутренними», — подчеркнул далее Л. Якобсон. Социальной базой «третьего сектора» становится формирующийся массовый средний класс: если судить по доходам или социально-профессиональному статусу, он составляет от 22%, а если судить по самоидентификации людей — до 40% (по оценкам Независимого института социальной политики). Следует иметь в виду, что по данным Российской Федеральной службы государственной статистики, средняя месячная зарплата в России выросла с 62 евро в 1999 году до 443 евро (март 2008 года), а в Москве превысила 720 евро, и образ жизни десятков миллионов россиян стал впервые сопоставим с образом жизни современного среднего класса на Западе.

Это произошло в условиях, когда большая часть населения стала проявлять «усталость» от политики, переключившись на обустройство частной жизни. В рамках «Мониторинга гражданского общества» респондентам предлагалось, в частности, выбрать пять наиболее важных для них прав среди тех, что гарантированы российской Конституцией. Наибольшее число респондентов выбрали права на труд (53%), на бесплатные медицинскую помощь (52%) и образование (44%), на социальное обеспечение в старости (42%), а также на владение собственностью (37%) и на жизнь (35%). В то же время в конце списка оказались свобода собраний, манифестаций, митингов, демонстраций (1%), свобода распространения информации (2%), право на участие в управлении обществом и государством (3%), право избирать своих представителей в органы власти (4%). Среди «аутсайдеров» — и право на создание обществ, союзов, объединений, представляющих и отстаивающих права своих членов и других людей (3%).

Наиболее распространенными видами деятельности НКО являются предоставление социальных услуг (40%), образование (26%), здравоохранение (6%), а также работа профессиональных ассоциаций и союзов и управление недвижимым имуществом (ТСЖ). По данным опроса руководителей НКО, 33% зарегистрированных организаций не имеют оплачиваемых сотрудников, еще 35% имеют не более чем 5 сотрудников, а 23% имеют от 6 до 10 сотрудников. Доля относительно крупных организаций, таким образом, невелика. Волонтеры отсутствуют в 28% некоммерческих организаций, а еще 25% организаций имеют от 10 волонтеров. Вместе с тем, 10% НКО, по оценкам их руководителей, имеют более чем по 100 регулярно работающих волонтеров. Одна из причин относительно невысокой вовлеченности граждан в «третий сектор» состоит в их довольно слабой информированности о деятельности некоммерческих организаций.

Активными субъектами спроса на активность НКО постепенно становятся бизнес и государство, которые стали предлагать «третьему сектору» значительные ресурсы. Появляются и по-настоящему независимые, крупные и цивилизованно действующие благотворительные организации российского бизнеса. Это, например, фонды «Династия», «Виктория» и др. В самое последнее время на поддержку «третьего сектора» стали выделяться значительные суммы и из государственного бюджета. В 2006 году объем таких грантов составил примерно 15 млн. евро, в 2007 году — уже 35 млн. евро, а в 2008 — 40 млн. евро, причем официально объявлено, что в 2009 году эта сумма достигнет примерно 55 млн. евро.

В целом для государственной политики в отношении «третьего сектора» характерно стремление «превратить этот сектор в союзника в решении социальных проблем и в то же время предотвратить его политизацию». Это проявилось, в том числе, в создании Общественной палаты Российской Федерации. Она позиционирована как коллективный представитель гражданского общества. Вместе с тем, она создавалась по инициативе государства, а ее первые члены назначены Президентом России. Они, в свою очередь, выбрали других членов из кандидатур, выдвинутых общественными организациями. При проведении мониторинга выяснилось, что большинство опрошенных выступают за усиление поддержки НКО со стороны государства.

Ныне российский «третий сектор» все более становится площадкой самых разных инициатив, участники которых стремятся к самореализации и альтруистической деятельности. «При позитивном экономическом, социальном и культурном развитии это может привести к созданию в России базы для зрелой и устойчивой демократии», и появление масштабного и стоящего на собственных ногах «третьего сектора», даже если большинство его организаций сегодня далеки от политики, «внушает определенный оптимизм в отношении демократического будущего России».

Сергей Санович

«Выступление Л.Якобсона и статья были встречены с большим интересом участниками конференции, — рассказал в беседе с корреспондентом Новостной службы портала ГУ-ВШЭ Сергей Санович. — Уже в кулуарах барселонского форума у нас состоялись дискуссии по существу затронутых проблем, поступили запросы от ученых ряда стран с просьбой переслать им статью».

На конференции в Барселоне было представлено много интересных докладов, имеющих как теоретический, так и чисто практический характер. Например, известный в мире исследователь «третьего сектора» Л. Соломон (США), возглавляющий Центр исследований гражданского общества в университете Дж. Хопкинса, представил проект по исследованию занятости в некоммерческом секторе. Этот центр подписал соглашение с Международной организацией труда (МОТ) с целью изучения, с помощью данных МОТ, проблемы волонтерства в некоммерческом секторе. Дело в том, что добровольцы, занятые в НКО, создают, тем не менее, добавочный продукт и можно вести речь об оценке вклада «третьего сектора» в развитие экономик различных стран. В ноябре этого года авторы данного проекта должны выступить на конференции МОТ и рассказать о том, каковы результаты их работы.

Весьма интересные выступления состоялись в ходе заседания по исследованию деятельности американских благотворительных фондов. В последние 10—15 лет исследователи гражданского общества постоянно указывают на то, что нельзя изучать лишь крупные международные неправительственные организации, но необходимо изучать организации неформальные, низового уровня, что само по себе является верным посылом. Но в то же время ядром «третьего сектора», о чем как-то стали забывать, являются крупные, располагающие немалыми средствами, с высоким уровнем корпоративного управления фонды, предоставляющие различного рода гранты. Известный немецкий ученый Хельмут Анхайер как раз и получил грант для исследования опыта работы таких фондов, который, безусловно, интересен для России.

В ходе панель-дебатов на заседаниях различных секций барселонского форума также обсуждались проблемы, связанные с развитием гражданского общества в России.

Николай Вуколов, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ

Источник

Между бизнесом и государством: семь глобальных трендов в социальной сфере

Мировые тенденции в секторе благотворительности

Третий по порядку, но не по важности

Благотворительность — лишь часть того, что называют третьим сектором гражданского общества. Первый сектор — публичный — это государство и все государственные образования и организации. Второй — частный, то есть бизнес. И третий — некоммерческий сектор, куда входят негосударственные организации и проекты, целью которых не является извлечение прибыли.

Третий сектор огромен, он пронизывает все общество и существует на разных уровнях: от местного до национального и международного. В него входят все — от независимого родительского комитета и садового товарищества до международных медицинских миссий и глобальных организаций по борьбе с бедностью.

«Третий сектор — это вы. Это те, кто не смирился с ситуацией, не ждет милостей от природы. Те, кто, объединившись, пытаются что-то изменить в своей жизни сами. Некоммерческие организации, созданные людьми для решения проблем или воплощения идей или просто для того, чтобы быть вместе. Самодеятельный театр… туристический клуб … школа клоунов… Это все третий сектор», — писала Ольга Алексеева, основатель Philanthropy Bridge Foundation, автор книги «Третий сектор, или Благотворительность для «чайников».

Согласно Федеральному закону от 12.01.1996 N 7-ФЗ (ред. от 02.12.2019) «О некоммерческих организациях» некоммерческие организации (НКО) могут создаваться для достижения социальных, благотворительных, культурных, образовательных, научных и управленческих целей, в целях охраны здоровья граждан, развития физической культуры и спорта, удовлетворения духовных и иных нематериальных потребностей граждан, защиты прав, законных интересов граждан и организаций, разрешения споров и конфликтов, оказания юридической помощи, а также в иных целях, направленных на достижение общественных благ.

Иван Бегтин, Директор в АНО «Информационная культура», эксперт в области открытых данных в своем исследовании «Как устроен некоммерческий сектор в России» выделил более 30 различных типов НКО. Их условно можно разделить на три категории:

базовые — к ним можно отнести те формы некоммерческих организаций, которые может создать любой гражданин или юридическое лицо:

специализированные — они регулируются отдельными законами и характеризуют отдельное направление деятельности. Например, адвокатские палаты и коллегии, товарищества собственников жилья или политические партии;

гибридные — это религиозные организации. «Их форма имеет религиозную привязку, однако по их ролям они могут заниматься практически чем угодно», — отмечает Иван Бегтин. В качестве примеров он приводит Казанский исламский университет (образование) или Церковно-научный центр «Православная энциклопедия» (наука, просвещение).

Но чаще всего под третьим сектором подразумевают те организации, которые решают самые насущные задачи гражданского общества — помогают людям, заботятся о животных и экологии, привлекают внимание к общественно важным вопросам, таким как гендерное равенство, права человека и так далее.

Самое близкое определение, описывающее этот тип организаций — «социально ориентированные» (СО НКО). Поэтому мы расскажем о трендах, которые касаются именно этой — социально ориентированной — части некоммерческого и негосударственного сектора России и мира.

1. Благотворительность поможет пережить смутные времена. Государство поддержит некоммерческие организации, но не все

Самый частый вопрос, он же — претензия: «Зачем вообще нужны некоммерческие организации, если есть государство». Часто оно дополняется рассуждением в духе «и так налоги платим». Здесь нужно объяснить, что ни одно государство мира, даже образцовые страны скандинавского социализма с их высокими налогами, качеством жизни, уровнем счастья, не обходятся без некоммерческих негосударственных организаций.

НКО не заменяют государство, а дополняют его. Государство — большое и неповоротливое, некоммерческие организации — маленькие и мобильные. Там, где государство видит цифры, НКО за каждой цифрой видят конкретных людей. Там, где государство и госучреждения связаны процедурами, регламентами, госзакупками и согласованиями, НКО могут быстро принимать решения и перераспределять ресурсы.

Нередко некоммерческие организации вынуждают государство обратить внимание на ту или иную проблему — исчезновение редких видов животных, недостаток лекарств, нарушение прав и так далее.

С точки зрения социологов, главную пользу некоммерческие организации и объединения приносят не тем, кому помогают, а тем, кто помогает — сотрудникам, волонтерам, финансовым донорам (так называют тех, кто делает пожертвования). Потому что в процессе участия в благотворительности формируются долгосрочные устойчивые связи между людьми, а именно эти связи образуют гражданское общество.

Об этом подробно рассказывает политолог Екатерина Шульман в своей колонке «Благотворительность оберегает общество от насилия» на сайте «Такие Дела». Суть в следующем: чем короче связи между людьми, чем выше риск насилия, потому что человек человеку — никто. «Вовлечение в долгосрочные отношения обмена, взаимодействия, взаимовыручки, взаимопомощи является основным механизмом снижения уровня насилия в обществе», — пишет Екатерина Шульман.

«Там, где есть долгосрочная вовлеченность, социальные трансформации будут происходит мягче. Где ее нет, там люди будут извлекать максимальную выгоду на коротких отрезках времени».

Эксперт приводит в качестве примера революционных изменений гражданскую войну, но неизвестно, к каким последствиям приведет нынешняя пандемия. Не исключено, что к революционным. В любом случае сейчас есть возможность проверить сформированные гражданские связи на крепкость и устойчивость.

Что касается отношений между государством и некоммерческим сектором, то они развиваются и будут развиваться в двух разных направлениях.

«Те организации, чья деятельность укладывается в политическую повестку и которые могут быть полезны государству для решения поставленных социальных задач, будут поддерживаться и развиваться. Мы уже сейчас видим, как некоммерческие организации подключились к помощи в ситуации пандемии, переориентировали свои программы на помощь врачам, уязвимым группам и тем кому больше доверяет население. Государство видит это и, я думаю, оценит», — считает Николай Слабжанин, исполнительный директор (Национальный директор) благотворительной организации «Детские деревни — SOS». В то же время те организации, чья деятельность расходится с государственным курсом, будут испытывать на себе все больше давления, предполагает он.

2. Бизнес перехватывает социальную повестку

То, как бизнес участвует в благотворительности и социальных проектах, можно условно разделить на два типа.

Первый — назовем его «по зову сердца» — ничем не отличается от подхода частных лиц, жертвующих на то, что вызывает у них эмоциональных отклик. Человек может перевести 1 тыс. руб. по СМС больному ребенку — тогда это частное пожертвование, а может, будучи руководителем или собственником малого бизнеса, пожертвовать эту сумму из бюджета компании. Здесь нужно оговориться, что налоговых льгот для бизнеса, который дает деньги на благотворительность в России нет.

По тому же принципу в таких компаниях реализуются и волонтерские инициативы:

– А давайте, — отвечают все, собирают деньги, игрушки и едут.

Отсюда перед Новым годом в детских домах паломничество, которое вредно и детям, и самим благотворителям — подробно об этом рассказывает в своей колонке «Никаких подарков в детские дома» Анна Пучкова.

Второй тип — «по расчету» — обычно свойственен крупным компаниям с устоявшейся корпоративной культурой, особенно международным и/или торгующимся на биржах. Там часто есть целое направление — корпоративная социальная ответственность (КСО), которое обычно относится к отделу внешних коммуникаций. Если «расчет» верный, то КСО способствует развитию горизонтальных связей внутри компании, развитию навыков и компетенций сотрудников, а также повышает лояльность бренду со стороны потребителей. Если «расчет» неверный, то в лучшем случае результата не будет, а в худшем желание быть «добреньким» будет раздражать и сотрудников, и потребителей. Тут все же нужно оговориться, что «по расчету» не означает отсутствие эмпатии, вовлеченности и желания помочь.

Главная проблема — социальная активность брендов должна быть связана с их основной деятельностью. Например, компания производит матрасы, а в качестве социальной ответственности сажает деревья. Такой подход, во-первых, в глазах потребителей похож на популизм. Во-вторых, он не позволяет компании по-настоящему включиться в решение проблемы, оценить результат и свой вклад. В-третьих, он может быть не самым эффективным способом помогать.

Многие компании на фоне пандемии коронавируса подключились к решению социальных задач ровно там, где нужно, и ровно с теми ресурсами, которыми обладают. Например, производители алкоголя перенастроили свои заводы и выпускают санитайзеры, а фэшн бренды стали шить маски.

«Это хороший пример того, как нужно выстраивать свою социальную стратегию. Не причинять добро случайной активностью, пускай и с добрыми намерениями, а создавать помощь с ценностью и преимуществом своего бренда, продукта. Ради продвижения этого преимущества», — считает Александр Семин, директор специальных проектов Агентства стратегических инициатив (АСИ), консультант по социальному креативу для благотворительных фондов и НКО, преподаватель Московской школы профессиональной филантропии.

Если ты производишь пылесосы, не надо отправлять игрушки в детский дом (это вообще надо запретить). А делать из пылесосов аппараты для искусственной вентиляции легких. И мы уже знаем такой кейс.

Вместе с тем, в последние несколько лет в мире активнее развивается так называемое «социальное предпринимательство» — гибрид коммерческого и социального проекта. Такой бизнес может привлекать инвестиции и неплохо зарабатывать, но деньги — не самоцель, главное — социальное воздействие (impact).

«Для социального предпринимательства финансовая самодостаточность так же важна, как и социальная миссия. Они самоокупаемы, не зависят ни от правительственных грантов, ни от пожертвований», — отмечает в своей научной работе Вера Баринова, заведующая лабораторией исследований проблем предпринимательства Института прикладных экономических исследований РАНХиГС, заведующая лабораторией инновационной экономики Института Гайдара.

Закон о социальном предпринимательстве был принят в России летом 2019 года, весной этого года должен был быть создан реестр социальных предпринимателей, после чего они могли бы пользоваться всеми привилегиями и возможностями, предусмотренными законом. Но пандемия ударила по социальному бизнесу также, как по классическому коммерческому, и строить прогнозы развития пока невозможно.

3. Третьему сектору нужна финансовая подушка

Некоммерческие организации зависимы от пожертвований — это их основной, а зачастую единственный источник финансирования. В ситуации неопределенности и экономического спада поток пожертвований будет снижаться. Значит, НКО придется сокращать свои программы, то есть уменьшать объем оказываемой помощи. Такое происходит в каждый кризис, но, похоже, именно этот заставит НКО пересмотреть подход к финансовому планированию.

«Надо четко расставить приоритеты: что наиболее важно, что наиболее реализуемо в этих условиях, что требует меньше ресурсов, на что легче зафандрайзить. Если в тучные времена мы можем позволить заниматься тем, что второстепенно, то сегодня большинство из нас возможности такой не имеет. Поэтому фокусировка на чем-то наиболее важном становится принципиальной», — уверен Дмитрий Дикман, член совета Рыбаков Фонда, эксперт по филантропии. По его словам, мало у каких фондов есть «подушка безопасности», достаточная для того, чтобы жить долго. Более того, многие грантодающие организации плохо относятся к финансовым резервам заявителей, как бы подразумевая: «Зачем вы к нам пришли за деньгами, они у вас есть».

Продержаться на плаву некоторым помогут гранты. Например, Фонд Потанина объявил грантовый конкурс, победители которого могут рассчитывать на 10 млн руб. на уставные цели и эндаумент своей некоммерческой организации. «Эти средства не имеют проектных ограничений и их можно тратить на те составляющие своей деятельности, где возникают наибольшие сложности. Мы также предложили тем организациям, которые готовы сделать шаг вперед в рамках этого подхода, потратить часть гранта на формирование или пополнение целевого капитала. Мы надеемся, что этот финансовый инструмент поможет организации не только пережить трудные времена сегодня, но и создаст устойчивый ресурс на будущее», — говорит Оксана Орачева, генеральный директор Благотворительного фонда Владимира Потанина

4. Благотворительность становится профессиональной и меняется ее позиционирование в обществе

«Я здесь вижу сразу несколько траекторий развития, но все они ведут к профессионализации», — объясняет Анастасия Гулявина, руководитель Московской школы профессиональной филантропии фонда «Друзья».

Сейчас весь мир переживает события, которые для НКО и фондов являются их ежедневной работой. «И я искренне уверен, что в ситуации общего кризиса именно фонды должны сохранять эмоциональную устойчивость и предлагаться обществу и государству в качестве партнера, который умеет правильно вести себя в кризисной ситуации. Учить правильно мыть руки, но не умывать их. Нужно не кричать о помощи, а ее предлагать, используя свои компетенции и сфокусировать деятельность на те участки, на которые у государства сейчас не хватает времени и ресурсов», — говорит Александр Семин. По его мнению, именно НКО должны давать надежду, уверенность и силу.

Самый правильный тандем власти и третьего сектора звучит сейчас так: «Эй, государство! Мы НКО и готовы помочь, дайте нам задачи, на которые вас не хватает. Помогите нам их решать, а благодаря этой помощи, мы останемся на плаву».

5. Новая прозрачность и эффективность помощи

Этот тренд во многом связан с предыдущим — предпосылки общие, но его все же следует выделить отдельно. Всеобщая прозрачность — это глобальный социологический тренд, которые проявился с развитием интернет-технологий, благотворительных фондов и некоммерческих организаций он тоже коснется.

Какое-то время назад недоверие вызывали организации, у которых нет сайта или активной страницы в социальных сетях. Сейчас требования возрастают: жертвователи, причем не только крупные, хотят быть уверены, что их не обманут, что пожертвование будет использовано эффективно, хотят видеть результат. Поэтому сейчас некоммерческие организации создают отчеты не только для министерств и ведомств, не только для крупных доноров, но и открытые документы с цифрами и фактами о работе, которые будут понятны любому пользователю.

Следующий шаг — не просто рассказать, сколько организация собрала и на какие цели потратила, но и обосновать — почему именно так, на основе каких данных принимается решение и к каким конкретно результатам привела работа.

«Миллиарды долларов по всему миру выделяются на программы с неизвестной эффективностью. Это при том, что существует золотой стандарт измерения — рандомизированное контролируемое исследование, — говорит Дмитрий Саава, руководитель проекта «Метрики» фонда «Друзья». Раньше, по его словам, в социальной сфере такие исследования были экзотикой, но в последние годы ситуация начала меняться. В 2019 году Нобелевскую премию по экономике Абхиджит Банерджи, Эстер Дюфло и Майкл Кремер получили как раз за новаторские работы по внедрению РКИ для измерения эффектов социальных программ.

6. Технологии изменят мир

Прогресс технологий оказывает существенное влияние на развитие благотворительности и некоммерческого сектора. Причем речь идет не только о специфических технологиях, например, в медицине, но и о ставших уже привычными любому современному человеку соцсетях, интернете, стриминговых сервисах и так далее.

Научные открытия в медицине кардинально меняют протоколы лечения некоторых заболеваний, а значит, фондам приходится перестраивать свою работу и перепрофилировать программы помощи подопечным, обучать российских врачей, закупать современное оборудование и так далее.

Развитие соцсетей и других средств онлайн-коммуникации меняет структуру пожертвований, заставляет по другому выстраивать отношения с донорами. По данным исследования фонда КАФ, за пять лет (с 2013 по 2017 год включительно) объем пожертвований, который поступает через онлайн платформы, вырос в 15 раз. Скоро технологии больших данных и алгоритмы искусственного интеллекта смогут моделировать оптимальную модель социальной ответственности для каждого пользователя — предлагать сумму пожертвования на основе анализа финансов или тему схожую с жизненными интересами и ценностями человека.

Но, конечно, технологии нужны не только для того, чтобы собирать пожертвования, но и чтобы эффективнее оказывать помощь. Например, современное образование через онлайн-сервисы стало доступно в отдаленных уголках мира в том числе для людей из уязвимых групп. В ситуации пандемии в онлайн вынуждены были уйти все, и оказалось, что это открывает новые возможности для помощи, о которых в размеренном ритме жизни организации даже не задумывались.

7. Объединение объединений

«Потребность в сотрудничестве в сфере филантропии растет. Комплексные и тесно связанные между собой социальные проблемы требуют коллективного подхода и координации действий для более результативного и экономически эффективного их решения», — к такому выводу приходит Центр развития филантропии Фонда Потанина в недавно вышедшем докладе «Будущее филантропии: ключевые тренды. Метаанализ прогнозов». В тексте отмечается, что доноры все чаще объединяются, чтобы с помощью совместных вложений сфокусироваться на достижении конкретных целей.

Заметные партнерские инициативы последних лет подтверждают: фонды и состоятельные частные доноры готовы действовать совместно для достижения реальных изменений, даже когда обладают значительными ресурсами для индивидуальных пожертвований.

Существуют также фонды соинвестирования, круги благотворителей, когда доноры встречаются напрямую с представителями НКО, и краудфандинг. К тому же у доноров есть возможность делиться лучшими практиками, исключать дублирующие инициативы, а еще они могут использовать свои ресурсы для мотивации и привлечения новых доноров. Благотворители сотрудничают на разных уровнях — от не требующих значительного взаимодействия до предполагающих высокую степень интеграции.

Этот тренд проявился еще активнее на фоне пандемии коронавируса.

«Наступают трудные времена, и все равно в первую очередь каждый думает, как ему быть в этой ситуации, — говорит программный директор фонда «Старость в радость» Алла Романовская. — Мы задавали себе вопрос, что делать, когда и самим людям будет трудно, и пожертвования начнут падать, и людям придется думать о выживании. А внезапно стало понятно, что эти трудности объединили и людей, и компании».

«Люди эмоционально более настроены на призыв о пожертвовании, если он говорит о том, что надо объединяться, что есть те, кому сложнее, и мы все вместе прорвемся, если друг другу поможем, — говорит директор по фандрайзингу и коммуникациям благотворительной организации «Детские деревни — SOS» Дмитрий Даушев. — Мы разослали письмо от нашего национального директора всем донорам, где он высказывает моральную поддержку. Там даже не было фандрайзингового призыва. Но в день отправки письма у нас количество пожертвований было максимальным за всю историю работы. Важно отметить, что не нужно отдавать последнее, важен скорее сам факт поддержки, пусть даже небольшой, но регулярной суммой».

Подписывайтесь и читайте нас в Яндекс.Дзене — технологии, инновации, эко-номика, образование и шеринг в одном канале.

Источник