выражение отношения к предъявленному обвинению
Отношение к предъявленному обвинению
Нужно исследовать доказательства, содержащиеся в обвинительном заключении (акте), или исследованию подлежат доказательства, представленные государственным обвинителем в ходе судебного следствия? Свой ответ на этот вопрос дает член Международного союза (содружества) адвокатов, адвокат Московской коллегии адвокатов «Коллегия адвокатов Павла Астахова», кандидат юридических наук А.А. Васяев.
Ключевые слова: обвинительный акт, отношение к предъявленному обвинению, подсудимый, исследование доказательств.
The attitude to the present charge
Whether it’s necessary to research evidences containing in indictment (findings), or evidences presented by the state prosecutor during the trial are a subject to research? Own answer to this question is given with a member of the International Union (Commonwealth) of Advocates, the lawyer of the «Pavel Astakhov’s Moscow City Bar», the Ph.D. in Law A.A. Vasyaev (e-mail: alex-willer@rambler.ru).
Key words: the indictment, the attitude to the present charge, the accused, research of evidences.
Указанный пример поднимает пласт проблем, связанный с деятельностью адвоката в уголовном процессе. Ведь не секрет, что адвокат, имея наименьшей объем прав по реализации доказательств в ходе производства по делу, имеет еще меньше возможностей для их претворения в процессуальное пространство и совсем не имеет обязанностей по реализации данных прав при осуществлении защиты. Данное положение вещей во многих случаях порождает на практике пассивную, молчаливую позицию по защите прав и основных свобод своего подзащитного, которую никакими тактическими приемами и не обоснуешь. Во многом же это, конечно, зависит от сложившейся в российской адвокатуре обстановки, не требующей от адвоката должного проявления тщания при защите подсудимого, поскольку превалирующей является позиция обвинения, и этот факт неоспорим. Так вот, для того, чтобы активизировать адвоката, помимо, разумеется, повышения и уровня квалификации адвокатов, и в целом адвокатуры с ее нравственными устоями, следовало бы обязывать адвокатов осуществлять процессуальные действия по защите прав подсудимого. Что в том отрицательного, если обязать адвокатов в начале судебного следствия давать адвокатское заключение по предъявленному обвинению, т.е. выполнять обязательную процедуру, равную той, что осуществляет государственный обвинитель, излагая предъявленное подсудимому обвинение в каждом деле. Тем самым мы заставим «работать» состязательность.
На рассматриваемую проблему следует обратить внимание и Федеральной палаты адвокатов России, которая своим решением способна обязать адвокатов предпринимать минимальный набор средств по оказанию юридической помощи при производстве по уголовному делу. Разработанный ею перечень обязанностей будет дисциплинировать адвокатов, повышая, таким образом и уровень общего развития адвокатуры в стране, что позволит формировать судебную практику, необходимую для совершенствования оказываемых в стране юридических услуг гражданам. Нет сомнения в том, что централизованное урегулирование обязанностей адвоката при оказании юридической помощи «прогнет» складывающуюся практику во многих ее проблемных местах. Подобное обязывание адвокатов образует огромный потенциал, который при общем векторе развития сломает то пагубное, противозаконное, что взросло в уголовном процессе.
Так, нами при защите интересов в каждом деле заявляется (и непременно письменно) отношение к предъявленному обвинению, что только положительным образом сказывается на защите прав подсудимого.
Следует акцентировать внимание на этом и из раза в раз заявлять наравне с устным отношением к обвинению еще и письменную правовую позицию. Во-первых, это всегда дисциплинирует судью; во-вторых, создает ему основу для выводов по делу. В ходе адвокатской деятельности не раз приходилось слышать благодарственные отзывы председательствующих в процессе судей за предоставленные в письменном виде правовые позиции по делу, что облегчало их работу, обращало внимание на актуальные по делу доводы стороны защиты, не усвоенные в ходе непосредственного исследования доказательств. Что же касается гражданского процесса, то встречаются случаи, когда судьи просят подготовить для них проект решения по делу.
Уголовное дело N 09830004 // Октябрьский районный суд г. Архангельска. 2010.
В-четвертых, совершение данного действия отражает работу адвоката и демонстрирует не только перед подзащитным, но и третьими лицами его тщание, активность и квалификацию. Изложенная письменно правовая позиция является средством как самоконтроля, так и контроля корпорации адвокатов за ее членами. Абсурдна ситуация, когда корпорация не может проверить и оценить деятельность своих членов по уровню оказанных юридических услуг. Допустимы ли их проверка и оценка на основе субъективных объяснений?
В-пятых, выражение отношения к предъявленному обвинению способствует формированию алгоритма защиты по уголовному делу. Устно или «в уме» невозможно выстроить план защиты и эффективно его применять. На сегодняшний день разработанный алгоритм защиты у адвокатов-защитников скорее исключение, чем правило, что лишает их преимущества при исследовании доказательств.
При исследовании доказательств в суде недопустимо надеяться только на устную форму убеждения суда в своей позиции. Есть уверенность, что устно выраженные аргументы остаются неуслышанными. Да и как устной формой убеждения можно бороться против многотомных письменных материалов, представляемых стороной обвинения для их исследования? Здесь необходимо адекватное реагирование, письменное отражение правовой позиции относительно происходящего при исследовании доказательств. Это действительно позволит судье в совещательной комнате взвесить все доводы сторон. Нельзя допускать складывающуюся практику, когда судья уходит в совещательную комнату для постановления приговора лишь с услышанным в ходе исследования доказательств или субъективными записками происходящего, априори зная, что протокол судебного заседания не готов (ч. 6 ст. 259 УПК РФ). Поэтому только письменно отраженная и заявленная позиция стороны является залогом успешной реализации права на защиту.
Библиография
Концепция судебной реформы в Российской Федерации. Утверждена Постановлением Верховного Совета РСФСР от 24 октября 1991 г. / Сост. С.А. Пашин. М.: Республика, 1992.
Восемь стратегических ошибок защиты в судебном заседании
Узнав о решении Наполеона казнить герцога Энгиенского, автор Гражданского кодекса Буле де ля Мерт сказал: «Это хуже, чем преступление: это ошибка». В этой статье речь идет именно о таких ошибках, которые «хуже, чем преступление». Их-то и следует считать стратегическими.
Если адвокат довел дело до суда, значит, свою главную ошибку он уже совершил. Однако это не повод совершать другие ошибки.
Ошибка 1: отсутствие «точки опоры»
«Мой подзащитный не будет давать показаний — такова наша стратегия защиты», — заявляет адвокат. Такое решение может иметь стратегическое влияние на исход дела, а может не оказать вообще никакого влияния. Все зависит от конкретной судебной ситуации. Однако такой шаг — это не стратегия, а тактика поведения в процессе. Стратегия в защите просматривается только в том случае, когда адвокату удалось найти «точку опоры». С ее помощью можно перевернуть процесс или хотя бы получить шанс его перевернуть.
«Точка опоры» — это критически слабое и уязвимое звено в обвинении. Не в каждом деле есть критические звенья. Тогда это тот максимум по каждому делу, на который можно рассчитывать при умелом построении защиты.
Как работает Генрих Падва. В свое время на автора произвел впечатление профессиональный подход адвоката Г. П. Падвы. Он обжаловал в порядке ст. 125 УПК РФ решение следователя об отказе в удовлетворении ходатайства об освобождении подзащитного из-под стражи. При всей рутинности такого рода жалоб адвокат нашел совершенно неожиданную «точку опору». Его подзащитный был заключен под стражу по подозрению в пособничестве в получении взятки в особо крупном размере. В десятидневный срок ему было предъявлено обвинение в мошенничестве. Преступление, по подозрению в совершении которого он был задержан, относилось к категории особо тяжких, а обвинение было предъявлено в совершении тяжкого преступления. Значит, изменились и основания, которые легли в основу решения суда о заключении под стражу. В такой ситуации мера пресечения подлежала отмене.
Г. П. Падва разглядел в следственной ситуации то единственное уязвимое звено, за которое можно было уцепиться, чтобы освободить подзащитного из-под стражи. Все остальное было второстепенным. Суду оставалось либо удовлетворить жалобу, либо найти другую «точку опоры», чтобы опровергнуть этот казавшийся незыблемым довод.
Дело об «оболганном» следователе. Второй пример связан с рассмотрением уголовного дела по обвинению М. в заведомо ложном доносе на следователя. М. обратился в ГСУ СК при прокуратуре РФ с заявлением о возбуждении уголовного дела в отношении Председателя Верховного Суда РФ. Следователь отказался принять и зарегистрировать это заявление в связи с отсутствием конкретных сведений о признаках преступления. На следующий день М. направил Председателю СК телеграмму о том, что следователь вымогал взятку за регистрацию заявления. По результатам проверки в возбуждении уголовного дела в отношении следователя было отказано за отсутствием события преступления.
Защиту М. осуществлял адвокат С. П. Козлов. Во время судебных заседаний адвокат хранил молчание. На этом основании подсудимый неоднократно заявлял отвод защитнику и предупреждал, что обратится на него с жалобой в адвокатскую палату. Однако когда адвокат выступил в прениях, подсудимый взял свои слова обратно.
Речь адвоката была краткой, потому что он нашел в этом деле такую «точку», опора на которую грозила полным развалом обвинения. Адвокат сказал, что в этом деле ему с самого начала все было настолько очевидно, что задавать какие-то вопросы казалось излишним. Обвинение целиком построено на «слове против слова». Поскольку общение между следователем и М. происходило без свидетелей и никакой видео- или аудиозаписи не велось, нет объективных данных, что подсудимый оговорил следователя. Адвокат сослался на норму римского права, в силу которой слово против слова ничего не доказывает.
Хотя апелляция к римскому праву представлялась не вполне корректной (в нем содержались требования к количеству свидетелей в зависимости от их социального статуса), сути это не меняло. Фактически, кроме показаний потерпевшего, какие-либо прямые доказательства ложности доноса отсутствовали. И оба в равной степени были заинтересованы в том, чтобы солгать. При таких обстоятельствах следовало оправдать подсудимого или найти другую «точку опоры».
В деле имелась копия приговора, которым М. был осужден за аналогичное преступление. Однако сослаться на него суд не мог, поскольку судимость была погашена. Требовалась какая-то другая «точка опоры». Сразу после того, как следователь отказал в регистрации заявления, М. обжаловал отказ руководителю приемной. В жалобе какие-либо упоминания о вымогательстве взятки отсутствовали. М. сообщил о вымогательстве только на следующий день в своей телеграмме. Дать своему поступку какое-то разумное объяснение подсудимый не смог. Так появилась «улика поведения», которая при взвешивании слов М. и слов следователя легла на чашу весов следователя и перевесила их в пользу обвинения.
В обоих случаях адвокаты, предприняв минимум усилий, сделали для защиты максимум того, что было возможно.
Ошибка 2: неиспользование возможности выразить отношение к обвинению
Судебное следствие начинается с изложения государственным обвинителем предъявленного подсудимому обвинения. После этого председательствующий опрашивает подсудимого, понятно ли ему обвинение, признает ли он себя виновным, и предлагает подсудимому или защитнику выразить свое отношение к обвинению. Как правило, подсудимый ограничивается заявлением о признании или непризнании вины. Возможность вкратце выразить свое отношение к обвинению защитники чаще всего игнорируют. И упускают преимущество «первого хода» в процессе. К тому моменту, когда инициатива в судебном следствии снова перейдет к защитнику, у судьи уже сформируется внутреннее убеждение, которое трудно будет поколебать.
Если адвокат нашел «точку опоры», предпочтительно изложить ее в начале судебного следствия. Например, это может звучать так: «Мой подзащитный невиновен и у него есть алиби, которое не было опровергнуто в ходе предварительного следствия. В период совершения преступления он находился в самолете. Алиби подтверждается не только показаниями свидетелей, но и документами — билетами на самолет». Такое заявление насторожит председательствующего и заставит уделить больше внимания доказательствам защиты.
Если защитник твердо уверен в невиновности подсудимого, но ничего, кроме его слов, предъявить суду не может, следует начать так: «Обвинение основано на показаниях трех свидетелей. В ходе процесса мы докажем, что каждый из них заинтересован в том, чтобы оговорить моего подзащитного. Чтобы доказать, что мой подзащитный говорит правду, он готов дать показания с применением полиграфа. Мы заявляли такое ходатайство в ходе следствия, но оно было отклонено». Если ходатайство о применении полиграфа адвокат заявит перед прениями, когда у судьи уже сложится внутреннее убеждение, рассчитывать на его удовлетворение не стоит. Если, конечно, это не блеф. А вот в начале процесса тот факт, что подсудимый не боится полиграфа, может заставить судью более критично отнестись к показаниям свидетелей обвинения.
Вариантов того, как выразить отношение к обвинению, очень много. Главное, чтобы адвокат сразу дал понять, что именно он собирается доказывать перед судом.
Ошибка 3: неиспользование права дать показания в начале судебного следствия
Подсудимый вправе дать показания в любой момент судебного следствия. Часто по совету адвоката подсудимый дает показания в конце. Такой порядок удобен для председательствующего, которому надо допросить тех, кто явился к открытию заседания. Для подсудимого показания в конце судебного следствия имеют смысл только в тех процессах, где сторона защиты не знает, какие доказательства представит обвинение. Тогда можно подстроиться под доказательства. В российском процессе доказательства обвинения известны стороне защиты заранее. Показания, данные в начале, задают угол обзора для всего того, что будет исследовано в суде потом.
Преимущество выразить свое отношение к обвинению и дать показания в начале основано на эффекте прайминга. Если вы недавно видели или слышали слово «еда», вы дополните слово «м___о» до слова «мясо», а если ему предшествовал глагол «мыть», вы дополните его до слова «мыло». «Исследования эффекта предшествования дали результаты, ставящие под угрозу наше восприятие себя как сознательных и независимых творцов своих суждений и выборов»1, — утверждает Нобелевский лауреат Д. Канеман. Возможность дважды использовать в судебном процессе прайминг и неиспользование его — показатель психологической некомпетентности адвокатов.
Ошибка 4: переоценка ошибок, допущенных на досудебной стадии
Адвокаты, особенно те, кто работал следователем, склонны переоценивать значение нарушений, допущенных на досудебной стадии. В ходе судебного разбирательства они делают основную ставку на ревизию предварительного расследования. Тщательно изучив материалы дела, они акцентируют внимание суда на исследовании этих материалов и обсуждении их недостатков. Однако предварительное следствие на то и называется предварительным, что все его недостатки могут быть восполнены в суде. Такова практика.
Ставка на ошибки в досудебном производстве — это неправильно выбранная «точка опоры». Существует мало таких нарушений на досудебной стадии, которые не могут быть нивелированы в судебном заседании. В уголовном деле отсутствует постановление следователя о принятии уголовного дела к производству. Ну и что? Есть резолюция руководителя о поручении следователю производства по делу, и принятие дела к производству признается ipse facto произведенных им следственных действий. Доказательства получены с нарушением предусмотренной законом процедуры? Но если эти нарушения не повлияли на их достоверность, то и нет оснований признавать их недопустимыми2. Противоречия на очной ставке или в показаниях? Во внимание будет принято то, что свидетель скажет в суде. А противоречиям просто надо дать какое-то более или менее приемлемое объяснение, и все — противоречия устранены. Лишь очень ограниченный перечень следственных ошибок может повлиять на исход дела. Например, когда выводы эксперта противоречат проверке показаний на месте3.
Ничего страшного в этом бы не было, если бы не тот факт, что основной расчет защиты строится на том, что дискредитация следствия может изменить ход процесса. На этот эффект рассчитан, в частности, допрос следователя в суде по ходатайству защиты. Адвокаты полагают, что если следователь окажется в неорганичной для себя публичной среде, то они разделаются с ним в два счета и тем самым поставят под сомнение результаты расследования. Однако в большинстве случаев эффект получался прямо противоположным. Следователь в деле ориентируется уверенно и, как правило, может уличить в незнании каких-то деталей самого адвоката, а это уже на психологическом уровне подрывает доверие к защите4.
Ошибка 5: неприязнь к потерпевшему
Такое поведение неверно в любом случае, даже если потерпевший действительно не вызывает симпатий. С ним происходит вторичная виктимизация: сначала пострадал от преступления, а потом и на суде. Вместо дискредитации адвокат добивается обратного эффекта, когда потерпевшему все, в том числе суд, начинают сочувствовать. Запускается такой мощный психологический механизм, как эмпатия. Если у председательствующего возникнет к потерпевшему эмпатия, он будет склонен больше доверять потерпевшему и желать строже наказать подсудимого.
Единственный допустимый способ опорочить потерпевшего — дать ему опорочить самого себя. По одному из дел об изнасиловании потерпевшая заявила, что ей не важно, как будет наказан подсудимый, главное, чтобы ей денег заплатили. Такое заявление пусть и не приведет к оправданию, но точно повлияет на наказание подсудимому в сторону смягчения.
Ошибка 6: отсутствие чувства меры
Один опытный адвокат признался, что боится только тонких дел. Он пояснил так: «Если дело тонкое, значит, в нем есть такое доказательство, которое делает ненужным сбор других доказательств». Эта мысль полностью применима и к работе адвоката. Если он нащупал «точку опоры», то не станет загружать словесным хламом свои ходатайства, жалобы и выступления. В описанном выше примере речь в прениях адвоката С. П. Козлова заняла одну минуту. И этой минуты ему хватило, чтобы судья задумался о возможности вынесения оправдательного приговора.
Адвокатам зачастую не хватает чувства меры в перекрестных допросах. Они закидывают свидетелей десятками вопросов и умышленно повторяются, пытаясь подловить их на противоречиях. Однако не так важно, что свидетель скажет и как оговорится. В суде адвокат работает не на публику, а на протокол судебного заседания. По-настоящему важно, как допрос будет отражен в протоколе. А секретарь судебного заседания просто не успеет записать все эти вопросы и ответы. В итоге ход допроса будет изложен кратко и в соответствии с тем, как его воспринял председательствующий и секретарь. Аудиозапись судебного заседания здесь тоже не поможет5.
Заместитель председателя Московского городского суда Д. А. Фомин считает, что профессионально сформулированную позицию стороны можно изложить на 2,5–3 страницах6. Но и этого часто много. Из своего прокурорского и судейского опыта автор знает, что шансы быть прочитанным имеет обращение, изложенное не более чем на 1,5 страницах. Жалоба Г. П. Падвы в описанном выше деле со всеми реквизитами уместилась на одной странице. У руководителей федерального уровня работают специальные помощники с единственной функцией — ужимать докладные записки до одного абзаца. Если не верите, что так возможно, вернитесь к началу статьи. В параграфе о «точке опоры» обе позиции — и защитника и судьи — изложены на одной странице.
Адвокаты могут возразить, что им нужно продемонстрировать работу перед клиентом. На это отвечу словами того же Г. П. Падвы: «Клиенту не нужна красивая музыка на похоронах».
Ошибка 7: сдвиг с подзащитного на себя
Для некоторых адвокатов судебное заседание — это повод устроить самопрезентацию. Они много и долго выступают по любому вопросу, упиваясь собственным красноречием. При этом весьма ранимы и чувствительны к любым действиям и высказываниям, которые могут задеть их высокую самооценку. Затевают конфликты с государственным обвинителем, не проявившим к ним должного уважения, или свидетелем, не так ответившим на вопрос, а то и с председательствующим, который оборвал или сделал замечание. Свои доводы любят подкреплять апелляцией к собственному опыту или научным заслугам. Много говорят о себе, о своих достижениях, о том, как на прежних должностях командовали следователями или прокурорами.
Личные обиды и выяснение отношений с участниками процесса вытесняют у них из процесса все остальное. Подзащитный с его интересами отходит на второй план, хотя всем своим видом показывает, что недоволен поведением защитника.
Чтобы не допускать этой ошибки, адвокат должен помнить, что его личность в суде никому не интересна. Интерес могут представлять только его доводы.
Вместе с тем нельзя оставаться тенью своего подзащитного, а тем более позволить себя подавить харизматичному прокурору или авторитарному судье. Адвокату следует поставить себя так, чтобы участники судебного разбирательства чувствовали: адвокат — это полюс силы в процессе. А сила — это спокойствие, выдержка и уверенность в себе, которую может дать только наличие правильно выбранной «точки опоры».
Ошибка 8: неправильное отношение к председательствующему
Встречаются две крайности в выборе стратегии по отношению к председательствующему. Первая — это конфронтация. Адвокат превращает судебное разбирательство в войну с судом. По одному делу автору в течение 6 месяцев подряд заявляли отвод в начале каждого судебного заседания, а потом еще и по нескольку раз в ходе слушания. Ходатайства подавали пачками по 30 штук. Постоянно жаловались председателю суда и в ККС.
Здесь надо понимать три момента. Во-первых, судья — это профессионал, специально подготовленный к таким ситуациям. Он сразу дает себе установку на то, что все это просто шум, на который не следует обращать внимание. Во-вторых, судья тоже человек, и он может отыграться на подсудимом в совещательной комнате. В-третьих, нужно понимать, что все эти адвокатские «шалости» через протокол судебного заседания станут достоянием вышестоящей инстанции, которой это тоже не понравится.
Если судья игнорирует защиту. Другая крайность — полностью идти на поводу у председательствующего, даже если он игнорирует интересы и права защиты. Если вам настойчиво дают понять, что все ваши доводы — лишь досадная помеха, чтобы побыстрее проштамповать в приговоре обвинительное заключение, значит, вы попали к судье «конвейерного» типа. Здесь может сработать такой процессуальный инструмент, как право сторон выразить возражения против действий председательствующего. Они важны даже не тем, что подлежат обязательному занесению в протокол судебного заседания. Порой они могут подействовать на судью, как ушат холодной воды. При условии, что использованы однократно. Эти возражения могут быть высказаны в любой момент, главное — четко сформулировать, чем председательствующий ущемляет права подсудимого.
Кого боится судья.
Кого больше всех боится в процессе судья? Суперпрофессионального адвоката? Нет. Судья, как правило, не допускает серьезных ошибок, поэтому никакой профессионал ему не страшен. Как и любой профессионал, судья больше всего боится непрофессионала, потому что не понимает его логики и не может спрогнозировать его поведение. Непрофессионал — это защитник, не обладающий статусом адвоката, или тот редкий случай, когда подсудимый защищает себя сам. С точки зрения психологии происходит разрушение когнитивной карты, по которой судья ведет процесс. Перестаньте быть предсказуемым профессионалом — и обыграть вас будет весьма непросто.
Работать без ошибок невозможно — это прописная истина. Равно как и то, что ошибки адвокатов могут дорого стоить их клиентам. Но и навязчивый страх совершить ошибку — это тоже неверно. Главное — не допускать стратегических просчетов.
Статья подготовлена заведующим кафедрой управления следственными органами и организации правоохранительной деятельности
Академии Следственного комитета РФ, федеральным судьей в отставке, к. ю. н., Ю. А. Цветковым (см. журнал «Уголовный процесс»).
Комментарий к СТ 273 УПК РФ
Статья 273 УПК РФ. Начало судебного следствия
Комментарий к статье 273 УПК РФ:
3. Согласно части 2 настоящей статьи председательствующий задает подсудимому и его защитнику четыре раздельных вопроса: а) понятно ли подсудимому обвинение; б) признает ли он себя виновным; в) желает ли подсудимый выразить свое отношение к предъявленному обвинению; г) желает ли его защитник выразить свое отношение к предъявленному обвинению. Если подсудимый заявит, что обвинение ему не понятно, председательствующий должен разъяснить ему, в совершении какого преступления он обвиняется, в чем состоит сущность этого обвинения, какой уголовный закон применен. Для того чтобы не создавалось впечатление, что суд изначально стоит на позиции обвинения, и для предотвращения давления на подсудимого председательствующий, задавая вопрос о признании виновности, должен тут же разъяснить подсудимому, что непризнание им своей виновности или отказ от ответа на этот вопрос не будут обращены против него, т.е. не станут расцениваться судом как отягчающее наказание обстоятельство. К сожалению, на практике часто происходит по-другому, и вопрос судьи о признании виновности превращается в требование, сопровождаемое уговорами признаться, а то и угрозами строгого наказания в адрес «строптивого» подсудимого. Подобное поведение глубоко непрофессионально.
5. Если подсудимый признает себя виновным частично, председательствующему следует уточнить, на какую часть обвинения (эпизоды, обстоятельства либо статьи, части и пункты статей уголовного закона) распространяется признание, а какую часть он отвергает. Подсудимый вправе мотивировать занятую им позицию. Иногда подсудимые, признавая объективную сторону обвинения, отрицают свою вину (умысел или неосторожность) либо уголовную противоправность совершенного ими деяния. Такой ответ следует считать не частичным признанием, а полным отрицанием подсудимым своей виновности.
6. Предложение подсудимому и защитнику выразить свое отношение к предъявленному обвинению означает потенциальную возможность этих лиц сделать т.н. вступительное заявление, содержанием которого является выражение ими своего отношения к предъявленному обвинению, его законности и обоснованности, доказанности или недоказанности. Представляется, что вступительное заявление защитника или подсудимого должно содержать лишь общую оценку обвинения, им не следует вдаваться здесь в детальные вопросы оценки конкретных доказательств и уголовно-правовой квалификации, т.е. фактически предвосхищать судебные прения. Однако, на наш взгляд, сторона защиты также может назвать здесь оправдывающие доказательства, которые она намерена представить суду. Вступительные заявления сторон отвечают состязательному характеру судебного разбирательства. Наличие права выразить свое отношение к предъявленному обвинению до известной степени уравнивает сторону защиты с государственным обвинителем, который перед этим изложил предъявленное обвинение. Вместе с тем УПК не предусматривает т.н. альтеркацию (altercatio, лат.), т.е. взаимные краткие вопросы сторон друг другу и ответы на них для более точного выяснения позиций перед началом исследования доказательств. Однако это и не запрещено, поэтому с разрешения суда стороны после вступительных заявлений вправе задать друг другу такие вопросы.