действительное право и предполагаемое право
Предполагаемое право в уголовном праве России
Сергей Бояров, судья Волгоградского областного суда, кандидат юридических наук.
Термин «предполагаемое право» ранее упоминался лишь в нормах, предусматривающих уголовную ответственность за самоуправство. УК РСФСР 1922 г. определял самоуправство как «самовольное осуществление кем-либо своего действительного или предполагаемого права, совершенное с нарушением такого же права другого лица». В ст. 200 УК РСФСР 1960 г. самоуправство определялось как самовольное, с нарушением установленного законом порядка, осуществление своего действительного или предполагаемого права, причинившее существенный вред гражданам либо государственным или общественным организациям.
Красиков Ю.А. Уголовное право. Особенная часть: Учебник / Под ред. Б.В. Здравомыслова. М.: Юрид. лит., 1995. С. 485.
Курс советского уголовного права: В 6 т. / Под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. М.: Наука, 1971. С. 231.
Пленум Верховного Суда Российской Федерации в п. 7 своего Постановления N 29 от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» указал, что не образуют состава кражи или грабежа противоправные действия, направленные на завладение чужим имуществом не с корыстной целью, а, например, с целью его временного использования с последующим возвращением собственнику либо в связи с предполагаемым правом на это имущество. Такие действия при наличии к тому оснований подлежат квалификации по ст. 330 УК РФ или другим статьям УК РФ. В диспозиции ст. 330 УК РФ 2001 г. не идет речи о «предполагаемом праве», но тем не менее на него указано в приведенном Постановлении Пленума Верховного Суда РФ как на имеющее важное значение в схеме хищения чужого имущества.
Таким образом, в Постановлении Пленума сделана попытка дифференцировать хищение чужого имущества как преступления против собственности от иных преступлений, «соседствующих» по составу и обстоятельствам. Если не учитывать неправомерное временное использование чужого имущества, охватываемое ст. 166 УК РФ и не вызывающее особых затруднений, то наработки положения о предполагаемом праве в системе преступлений против собственности настолько малы, что правоприменители сталкиваются с серьезными проблемами его интерпретации.
По уголовному делу в отношении Гасанова, прекращенному следователем в связи с наличием предполагаемого права на чужое имущество, установлено, что Гасанов с неустановленными лицами вытащил из автомашины находящегося в ней Ч., который задолжал ему от 3 до 5 тысяч рублей, и таким образом завладев машиной, продал ее по подложным документам за 45000 рублей. Суд по жалобе потерпевшего признал решение следователя незаконным, поскольку собственником машины является отец должника, который никакого отношения к сделке между Гасановым и сыном не имеет.
Парыгин был признан виновным в покушении на кражу поросенка стоимостью 1540 рублей. Кассационная инстанция приговор отменила и дело производством прекратила, указав, что Парыгин пытался похитить животное у своего работодателя, который, как установлено материалами дела, не производил оплату труда работающему в его хозяйстве Парыгину, в связи с чем он имел предполагаемое право на чужое имущество. Поскольку существенного вреда действиями Парыгина его работодателю не было причинено, в содеянном отсутствует состав преступления по ст. 330 УК РФ.
Что же такое предполагаемое право и каково его коррелятивное содержание в системе преступлений против собственности?
Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Терра, 1966. Т. 3. С. 721.
Изъятие и обращение чужого имущества, причинившее ущерб его собственнику, образует хищение. Изъятие и обращение чужого имущества по мотиву реализации предполагаемого права на это имущество не образует хищения, но является уголовно наказуемым самоуправством.
Изъятие и обращение в свою собственность определенной вещи, на которую виновный имеет право, даже предполагаемое, не может рассматриваться как хищение или самоуправство. Ставить вопрос о хищении, если виновный завладел определенной его правом вещью, вообще некорректно из-за отсутствия какого-либо ущерба для потерпевшей стороны.
Но если виновный похищает предмет, не определенный его правом, может ли это рассматриваться как хищение? В приведенном примере Парыгин реализовал свое право на не определенное отношениями имущество. Представляется правильным решать вопрос об отсутствии хищения и в том случае, если виновным изъяты неопределенная вещь или ее эквивалент. Спор о принадлежности вещи в таком случае должен решаться в порядке гражданского судопроизводства. Поэтому указание в Постановлении на определенное «это имущество» следует реформулировать.
Тихомиров Ю.А. Право официальное и неформальное // Журнал российского права. 2005. N 5. С. 31.
В этом аспекте предполагаемое право являет собой столкновение интересов двух лиц, когда субъект изымает вещь, на которую он не имеет права, но предполагает, что оно должно принадлежать ему, а потерпевшее лицо (физическое, юридическое) считает поведение субъекта по завладению неправомерным.
Устранение «серой зоны» правоприменения связано прежде всего с уяснением природы отношений между субъектом завладения вещью и потерпевшим. Отношения между этими лицами должны возникнуть и существовать до учинения деяния. В этом основное отличие хищения чужого имущества от самоуправства, ответственность за которое законодатель определил более мягкую, поскольку этим, хоть и частично, защищаются интересы и права граждан, основанные на гражданско-правовых имущественных отношениях, породивших право одного лица требовать и обязанность другого вернуть эквивалентное имущество.
Постатейный комментарий к части первой ГК РФ. М.: Инфра-М, 2000. С. 17.
Следует обратить внимание на то, что предполагаемое право в уголовно-правовом значении не всегда охватывает вопросы отношений, основанных на неправомерных действиях. Например, «не согласованное» разделение похищенного имущества между участниками преступления, повлекшее впоследствии его изъятие одним из них с целью «уравнять» доли, не укладывается в правовые рамки самоуправства.
Установление гражданских прав и обязанностей ГПиО в соответствии со ст. 153 ГК РФ связано со сделками, т.е. действиями граждан до неправомерного изъятия имущества субъектом у потерпевшего. Представляется ошибочным мнение о том, что в уголовно-правовом значении событие, как считают некоторые практики, не может служить основанием для отношений субъекта и потерпевшего. Однако факты наследования, причинения вреда другому лицу или судебное решение являются по существу событием для участников уголовного судопроизводства, отношения между которыми в случае оспаривания ГПиО возникли не от их действий.
Ляпунов Ю. Дискуссионные проблемы объекта преступлений против собственности // Уголовное право. 2004. N 4. С. 31.
Указание в ст. 330 УК РФ на недопустимость действий, нарушивших установленный законом и нормативным актом порядок, предполагает существование отношений, вытекающих также из семейного, земельного и трудового законодательства. Трудовой кодекс обязывает работодателя производить оплату труда работника, который может нести уголовную ответственность по ст. 330 УК РФ только в том случае, если, завладев имуществом работодателя, не оплатившего его труд, названный работник причинил работодателю существенный вред. При этом имеется в виду не только оформленный надлежащим образом трудовой договор, закрепляющий отношения субъекта-работника с потерпевшим работодателем, но и выполнение любой по соглашению работы без ее оформления.
Сфера реализации предполагаемого права достаточно широка, но во всех случаях необходимо установление правовых отношений между субъектом неправомерного завладения и потерпевшим в соответствии с требованиями ст. 73, ч. 2 УПК РФ.
Комментарий к УК РФ / Под ред. А.В. Наумова. М.: Юристъ, 1996. С. 756.
Архив Волгоградского областного суда. 1993.
Из приведенного видно, что фактически правоприменители вопрос о реализации предполагаемого права другими способами завладения чужим имуществом решают положительно. Например, субъект, работая экспедитором, присвоил и растратил вверенное ему работодателем имущество в связи с невыплатой последним причитающейся ему заработной платы. Или субъект требовал передачи ему эквивалентного невыплаченной зарплате имущества работодателя под угрозой применения к нему насилия либо уничтожения или повреждения его имущества, т.е. фактически совершал действия, предусмотренные ст. 163 УК РФ.
В условиях становления рыночных отношений и формирования новой психологии собственника вопрос о способах защиты своих прав и интересов приобретает актуальное значение.
Уголовное право России. Общая и Особенная части / Под ред. В.П. Ревина. М.: Юрид. лит., 2000. С. 762.
Нельзя не отметить, что в основе предполагаемого права на чужое имущество лежит спор не только о праве, но и об обязательстве исполнения условий договоренности.
Предполагаемое право отличается: 1) наличием гражданско-правовых отношений; 2) их обоснованностью и правомерностью; 3) отсутствием права на конкретное похищенное имущество; 4) восстановлением нарушенного права и интереса.
Таким образом, предполагаемое право есть основанное на гражданско-правовых отношениях право на чужое имущество, обусловленное восстановлением нарушенного имущественного интереса.
Непременно одно, что предполагаемое право значимо для осуществления задач уголовного права и требует дополнительного осмысления и практических разработок для правоприменителей.
Действительное право и предполагаемое право
Евгений Владимирович Витман
evgenij_vitman@inbox.ru
Аспирант кафедры уголовного права
Уральской государственной юридической академии
Несмотря на то, что в действующей редакции ст. 330 УК РФ отсутствует указание на то, что при самоуправстве осуществляется реализация правовых возможностей, оно исторически являет собой ненадлежащий способ защиты субъективного права, возникшего из правоотношения, урегулированного нормами частного права. В связи с этим для уяснения характера реализуемого права нам необходимо обратиться к нормам гражданского законодательства, регулирующим основания его возникновения.
Гражданский кодекс РФ в ст. 8 указывает, что гражданские права и обязанности возникают из оснований, предусмотренных законом и иными правовыми актами, а также из действий граждан и юридических лиц, которые хотя и не предусмотрены законом или такими актами, но в силу общих начал и смысла гражданского законодательства порождают гражданские права и обязанности. Затем законодатель дает примерный перечень оснований возникновения гражданских прав и обязанностей. В соответствии с ним гражданские права и обязанности возникают: 1) из договоров и иных сделок, предусмотренных законом, а также из договоров и иных сделок, хотя и не предусмотренных законом, но не противоречащих ему; 2) из актов государственных органов и органов местного самоуправления, которые предусмотрены законом в качестве основания возникновения гражданских прав и обязанностей; 3) из судебного решения, установившего гражданские права и обязанности; 4) в результате приобретения имущества по основаниям, допускаемым законом; 5) в результате создания произведений науки, литературы, искусства, изобретений и иных результатов интеллектуальной деятельности; 6) вследствие причинения вреда другому лицу; 7) вследствие неосновательного обогащения; 8) вследствие иных действий граждан и юридических лиц; 9) вследствие событий, с которыми закон или иной правовой акт связывает наступление гражданско-правовых последствий.
Попробуем дать определение тому, что представляют собой возможности, реализуемые виновным, обозначенные как «действительное» и «предполагаемое» право, абстрагировавшись при этом, для чистоты дефиниции, от способа реализации этих прав. В теории уголовного права вопрос об определении названных понятий споров не вызывает. Вместе с тем, мы полагаем, что достаточно проработанным его считать нельзя, ибо все имеющиеся указания на то, что следует считать предполагаемым правом, страдают некоторой неполнотой.
Следует указать на то, какой характер носит право, принадлежащее самоуправцу. Приобретая определенные права по отношению к должнику, никаких иных прав (ни действительных, ни предполагаемых) кредитор не приобретает. При совершении самоуправства, следует говорить о наличии именно того права, которое основано на указанных выше нормах гражданского и иного законодательства. Например, если при осуществлении права на возврат суммы займа, виновный самовольно изымает какое либо имущество должника-потерпевшего. Следует указать, что виновный имеет право на денежные средства, принадлежащие потерпевшему, однако ни о каком праве на изымаемое имущество говорить нельзя.
Таким образом, действительное право представляет собой право, принадлежащее субъекту на законном основании.
Нам представляется, что предполагаемое право должно отвечать следующим признакам:
Таким образом, мы можем определить предполагаемое право как право, которое в действительности лицу не принадлежит, однако оно в связи с неверной оценкой фактических обстоятельств или их неверной юридической оценкой, ошибочно полагает, что такое право у него имеется.
Установление по каждому уголовному делу о самоуправстве того, какое право реализовывал виновный действительное или предполагаемое, а также оснований его возникновения представляется обязательным. В случае, если виновный реализовывал предполагаемое право, обязательно должен быть исследован вопрос о добросовестности его заблуждения относительно наличия/отсутствия у него данных притязаний. Если будет доказано, что осуществляя самовольные действия виновный осознавал отсутствие у него соответствующих прав (например, обосновывая свое право имеющимся договором, виновный заведомо осознает его ничтожность ввиду неуполномоченности лица, подписавшего его), о самоуправстве не может идти речи. Однако возможно, что в действиях субъекта имеется иной состав преступления (например, против собственности). В материалах уголовного дела, помимо всего прочего, должно содержаться указание на то, в связи с чем у виновного возникли притязания по отношению к потерпевшему документально подтвержденные ссылки на договоры, обстоятельства причинения вреда и т.д.
В связи с изложенным нами выше, вызывают удивление судебные акты, состоявшиеся по уголовному делу, которое рассматривалось в отношении Л. Первоначально, приговором Алапаевского городского суда Свердловской области от 29.03.2004 года Л. осужден по ст. 330 ч.1 УК РФ наряду с другими статьями. Суд признал Л. виновным в самоуправстве, которое выразилось в том, что он вместе с другими лицами и П. пришел в дом, где П. проживает совместно с Ф. В доме они употребляли спиртное, а потом по предложению П. с целью послушать музыку взяли магнитофон «Филтек», принадлежащий Ф., и все вместе пошли в дом к В., где продолжили распивать спиртное. После этого П. ушла домой, а магнитофон оставила. Позднее Л. продал этот магнитофон Г. за 200 рублей, чем причинил Ф. существенный вред на сумму 2700 рублей.
Нетрудно заметить, что в случае, если бы в приведенных выше примерах имелись бы признаки причинения существенного вреда потерпевшим, то президиумы двух областных судов сочли бы, что все признаки преступного самоуправства налицо. Однако главная, кардинальная ошибка, допущенная еще на стадии предварительного следствия, и не исправленная судами, состоит в том, что в данных примерах виновные не осуществляли реализацию какого-либо права, их действия в отношении имущества потерпевших были заведомо незаконными.
Приведенная выше противоречивая судебная практика свидетельствует о необходимости более четкого уяснения правоприменительными органами того, что являют собой в составе самоуправства действительное и предполагаемое право. Представляется, что соответствующие разъяснения должны быть даны высшей судебной инстанцией.
Правовая определенность или отказ в праве на судебную защиту
© Depositphotos.com / dundanim
Правовая определенность или отказ в праве на судебную защиту?
Сегодня мы решили сделать два исключения из общего правила.
Первое исключение: мы взяли практику судов общей юрисдикции, хотя на уровне ВС РФ, и практику Европейского суда по правам человека (пришлось).
Второе исключение: объем. Содержание данной статьи больше обычного нашего материала в 3-4 раза. Но нам также пришлось этого сделать.
После прочтения материала, вы согласитесь с верностью сделанного нами выбора.
Итак.
Когда речь идет о таких материях, как основополагающие принципы, основы права, и тем более, об их непосредственном воплощении в правоприменительной практике, мало быть практикующим юристом, имеющим за плечами опыт ведения различных судебных дел. Тут не лишним будет, что называется, освежить в памяти (а то и изучить) «матчасть». Поэтому когда мой знакомый, юрист крупной компании, с эмоциями, присущими ему только в случаях столкновения с крайней несправедливостью, поделился своим негативным опытом обжалования судебного акта областного суда в Судебную коллегию по гражданским делам Верховного Суда РФ, разделить с ним захлестнувшие его эмоции непосредственно во время рассказа мы не спешили.
А дело (трудовой спор) состоял, собственно, вот в чем.
Работником, уволенным из организации в связи с сокращением численности или штата, предъявлен иск к работодателю о взыскании среднего месячного заработка, процентов за просрочку выплаты. Требования основаны на том, что работник работал в сейсморазведочной партии, расположенной в районах Крайнего Севера, а значит, по его мнению, подлежит применению статья 318 ТК РФ, устанавливающая гарантии для работников, работающих в районах Крайнего Севера, а именно – сохранение среднего месячного заработка на период трудоустройства, но не свыше трех месяцев со дня увольнения, а в исключительных случаях в течение четвертого, пятого, шестого месяца со дня увольнения по решению органа службы занятости населения, если в месячный срок после увольнения работник обратился в этот орган и не был им трудоустроен.
Отметим, что Работодатель не расположен в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностям, и сам работник проживает и поставлен на учет органом занятости в городе, не отнесенном к районам Крайнего Севера. Поскольку работодатель полагал, что повышенные гарантии в связи с указанными обстоятельствами на сокращенного работника не распространяются, сохранение среднего месячного заработка на более длительный период, как это установлено статьей 318 ТК РФ, работнику не произвел, что и послужило поводом для обращения работника с иском.
Суд первой инстанции в иске работнику отказал.
И, надо отдать должное, небезосновательно. Посудите сами. В чем логика установления повышенных гарантий статьей 318 ТК РФ? Предположим, в том, что найти работу в районах Крайнего Севера и приравненных к нему местностях сложнее, чем в иных регионах. С другой стороны, почему должен обладать повышенной защитой работник, который фактически проживает не на Крайнем Севере? При поиске работы его права ущемлены не более, чем права любого другого работника, сокращенного из предприятия, расположенного в этом регионе. Имеет ли он право на повышенные гарантии?
Тем не менее, Новосибирский областной суд счел решение районного суда незаконным, решение отменил, исковые требования удовлетворил.
Будучи несогласным с судебным актом областного суда, мой знакомый написал кассационную жалобу в Судебную коллегию по гражданским делам Верховного Суда РФ.
Определением Верховного Суда РФ №07-КФ13-200 от 11 апреля 2013 года в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ было отказано.
Цитаты из Определения Верховного суда РФ, в которых содержится обоснование отказа:
Первая цитата.
«Доводы кассационной жалобы о том, что юридически значимыми обстоятельствами по данному делу являются факт расположения организации в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностям и последующий поиск работы работником в данной местности, а не исполнение трудовых обязанностей в указанных местностях, заслуживают внимания, однако отмена указанных судебных постановлений в кассационном порядке может привести к нарушению принципа правовой определенности, который, как указал Европейский суд по правам человека в постановлении по делу «Рябых против Российской Федерации» от 24 июля 2003 года, среди прочего, требует, чтобы принятое судами окончательное решение не могло бы быть оспорено».
Вторая цитата.
«Правовая определенность подразумевает недопустимость повторного рассмотрения однажды решенного дела. Принцип закрепляет, что ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления. Полномочие вышестоящего суда по пересмотру дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотра по существу. Пересмотр не может считаться скрытой формой обжалования, в то время как лишь возможное наличие двух точек зрения по одному вопросу не может являться основанием для пересмотра. Отступления от этого принципа оправданы, только когда являются обязательными в силу обстоятельств существенного и непреодолимого характера»
Вам не кажется, что грань между реализацией принципа правовой определенности и отказом в судебной защите слишком тонка?
Принцип правовой определенности был сформулирован в постановлении Европейского суда по правам человека по делу «Рябых против Российской Федерации» от 24 июля 2003 года, и в ряде других дел (Брумареску против Румынии и др.). Коротко суть принципа состоит в недопустимости пересмотра вступившего в законную силу решения суда, кроме как в целях исправления судебной ошибки. Европейский суд установил несоответствие структуры надзорного производства по российскому гражданскому судопроизводству принципу правовой определенности, что выражалось в отсутствии жестких процессуальных сроков на отмену судебного акта, вступившего в законную силу, в наличии права у суда надзорной инстанции рассматривать дело по существу, во включении в круг лиц, имеющих право подачи жалоб в порядке надзора, должностных лиц (не сторон по делу).
В силу несовершенства процессуального законодательства России дело Рябых четырежды рассматривалось по существу, инициатором пересмотра вступивших в законную силу судебных актов каждый раз являлись должностные лица, представлявшие интересы государства, выступавшего ответчиком по делу, что всякий раз не позволяло Рябых достичь желаемого результата и привело к затягиванию сроков рассмотрения дела.
Согласитесь, что фактические обстоятельства дела, в ходе рассмотрения которого был сформирован принцип правовой определенности, иные.
Вот почему возникли сомнения в обоснованности его применения к рассматриваемому трудовому спору. Они выражены в следующем.
1. Статья 387 ГПК РФ устанавливает, что основаниями для отмены или изменения судебных постановлений в кассационном порядке являются существенные нарушения норм материального права или норм процессуального права, которые повлияли на исход дела и без устранения которых невозможны восстановление и защита нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также защита охраняемых законом публичных интересов.
Как понять указание в рассматриваемом Определении ВС РФ, что доводы заявителя жалобы «заслуживают внимания»? Они обоснованно указывают на нарушение норм материального права? Но это нарушение не является существенным? Но как это возможно, ведь именно нарушение норм материального права (статьи 318 ТК РФ) повлияло на исход дела.
2. Если есть неопределенность в толковании нормы права, кто как не вышестоящие суды должны устранять ее?
3. Целью стороны при обжаловании судебных актов в вышестоящие суды является не только и не столько проведение повторного слушания дела и получение нового постановления (как некого абстрактного документа), а прежде всего – отстаивание своей позиции, по некоторым причинам непринятой или непонятой судами нижестоящих инстанций, и как следствие – получение судебного акта, отражающего и подтверждающего эту позицию.
4. В любом судебном споре есть как минимум две точки зрения по одному вопросу, в противном случае не было бы и спора.
5. Наличие двух точек зрения по одному вопросу подразумевает право каждой из сторон аргументировать и убеждать в том, что именно эта точка зрения является верной.
6. Такое право есть у сторон, в том числе, при обращении в вышестоящие суды.
Согласимся, что сложность регулирования института обжалования судебных актов, вступивших в законную силу, состоит, с одной стороны, в обеспечении необходимости отмены судебных актов, противоречащих закону, и с другой стороны, в обеспечении стабильности судебной системы, недопустимости предоставления бесконечной возможности обжалования судебных решений.
Однако, стороне, считающей судебный акт незаконным, принятым с существенным нарушением норм материального или процессуального права, обоснование отказа в судебной защите принципом правовой определенности не может и должен показаться убедительным и законным. Надеемся, что подобного не случится в практики арбитражных судов, хотя и там есть свои «универсальные» формулировки.