диффамация в российском праве
ВС РФ – о диффамационных делах
Верховный Суд напомнил судам, как надо исследовать доказательства в делах о диффамации.
11.03.2021 | Адвокатская газета | Марина Нагорная
Верховный Суд вернул дело в первую инстанцию, которая вынесла решение по делу о защите деловой репутации, не исследовав программу, в ходе которой якобы были сделаны некорректные высказывания о телеканале. По мнению экспертов, при рассмотрении таких дел действительно существуют проблемы. В частности, суды ненадлежащим образом оценивают материалы СМИ, содержащие оспариваемые сведения, и дают поверхностную оценку лингвистическим заключениям.
Верховный Суд опубликовал Определение по делу №5-КГ20-123, в котором указал первой инстанции на необходимость тщательнее исследовать доказательства в исках о защите деловой репутации.
30 мая 2017 г. на телеканале АО «Телекомпания НТВ» вышла программа «Место встречи», в ходе которой гражданка Франции Луиза Хациева критически высказалась относительно распространяемой телеканалом Russia Today информации. Учредитель RT, АНО «ТВ-Новости», посчитал, что Луиза Хациева обвиняет его в распространении лжи и тем самым порочит его деловую репутацию, и обратился в суд.
Общество представило лингвистическое заключение специалиста, согласно которому в высказывании Хациевой имеется негативная информация о распространении телеканалом истца заведомо ложных, клеветнических, порочащих сведений, т.е. информации о нарушении телеканалом норм права, морали или этики, выраженной в форме утверждения о конкретном факте или событии, которая не содержит маркеров оценки, мнения, предположения автора высказывания. Эти сведения являются порочащими деловую репутацию телеканала АНО «ТВ-Новости».
В свою очередь Луиза Хациева представила в суд заключение специалиста-лингвиста, согласно которому в ее высказываниях содержатся сведения негативного характера о работе телеканала и его главного редактора, выраженные в форме мнения, однако отсутствуют оскорбления.
В ходе рассмотрения дела была назначена судебная лингвистическая экспертиза, согласно результатам которой в высказываниях ответчика содержатся сведения негативного характера о том, что «телеканал истца (его представители, журналисты) лгали и продолжают лгать о третьем лице, а также без оснований порочили и оскорбляли третьих лиц, распространяли о них недостоверную информацию». При этом указано, что часть сведений является утверждениями о фактах, которые можно проверить на соответствие действительности, а часть негативной информации является мнением ответчика. Высказывания в отношении телеканала не являются оскорбительными. При этом негативные сведения о телеканале могут быть признаны порочащими деловую репутацию истца в случае несоответствия их действительности.
Отказывая в удовлетворении иска, суд первой инстанции пришел к выводу о том, что высказывания Луизы Хациевой являются ее мнением об обсуждаемых в передаче событиях. Кроме того, суд первой инстанции указал, что программа «Место встречи» является полемической, призвана освещать злободневные и социально значимые события в форме свободной дискуссии. С данными выводами согласился и суд апелляционной инстанции.
АНО «ТВ-Новости» обратилось в Верховный Суд, который, изучив материалы дела, заметил, что суд первой инстанции признал, что для разрешения имеющих значение для дела вопросов необходимо использование специальных познаний в области лингвистики. Кроме того, суд впоследствии признал заключение эксперта допустимым и достоверным доказательством. В то же время он в нарушение положений ст. 67 ГПК какой-либо оценки данному заключению как доказательству не дал и сделал собственные выводы по данному вопросу. При этом суд не указал, по каким основаниям он считает выводы эксперта ошибочными, и не мотивировал свое несогласие с этими выводами.
ВС сослался на ч. 1 ст. 157 ГК, согласно которой суд при рассмотрении дела обязан непосредственно исследовать доказательства по нему: заслушать объяснения сторон и третьих лиц, показания свидетелей, заключения экспертов, консультации и пояснения специалистов, ознакомиться с письменными доказательствами, осмотреть вещдоки, прослушать аудиозаписи и просмотреть видеозаписи. Однако суд, оценивая устные высказывания ответчика в противоположность выводам эксперта как оценочные суждения, а не утверждения о фактах, не исследовал приобщенную к материалам дела видеозапись эфира, сославшись лишь на протокол осмотра этого доказательства, заверенный нотариусом.
Таким образом, Верховный Суд вернул дело на новое рассмотрение в первую инстанцию. «При новом рассмотрении дела суду первой инстанции следует учесть изложенное и разрешить дело в соответствии с установленными по делу обстоятельствами и требованиями закона», – подчеркнул ВС.
Наш комментарий:
Анастасия Махнёва, INTELLECT, специально для «Адвокатской газеты»:
В комментарии «АГ» партнер юридической фирмы INTELLECT, руководитель практики «ТМТ/Цифровая экономика» Анастасия Махнёва отметила, что определение ВС иллюстрирует очень распространенную процессуальную проблему, возникающую при рассмотрении дел о диффамации (как в судах общей юрисдикции, так и в арбитражных судах), – ненадлежащая оценка таких доказательств, как лингвистические заключения.
«К сожалению, российские суды очень часто дают поверхностную и чересчур краткую оценку лингвистическим заключениям даже тогда, когда в материалах дела находится несколько заключений экспертов и специалистов с прямо противоположными выводами. Суды зачастую не поясняют, почему они согласились или не согласились с доводами лингвиста. Не принимая во внимание выводы эксперта, суд может указать просто, что он «оценивает выводы эксперта критически». Что же касается заключений специалистов-лингвистов, то здесь я постоянно сталкиваюсь с ситуацией, когда суды вообще даже не упоминают в решениях, что такое доказательство содержится в материалах дела, и не дают им никакой оценки», – указала эксперт.
Анастасия Махнёва заметила, что это отражается на качестве судебного акта, справедливости и обоснованности принятого решения. При этом данная проблема относится не только к делам о защите деловой репутации, она имеет общий характер для многих категорий судебных споров. Она выразила надежду, что позиция Верховного Суда будет воспринята нижестоящими судами и войдет в судебную практику.
По ее мнению, еще одна проблема по диффамационным делам – это то, что суд первой инстанции, отказывая в иске, указал, что оспариваемая телепрограмма «является полемической, призвана освещать злободневные и социально значимые события в форме свободной дискуссии». «Очень часто суды отказывают в иске, ограничившись просто такой краткой характеристикой оспариваемых сведений, не утруждая себя анализом формы сведений (утверждение о фактах или мнение) и доказанности их достоверности. Все это противоречит и Постановлению Пленума ВС от 24 февраля 2005 г. №3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», и прецедентной практике ЕСПЧ», – отметила Анастасия Махнёва.
Кроме того, указала она, суды ненадлежащим образом оценивают материалы СМИ, содержащие оспариваемые сведения. «В данном случае суд не исследовал телевизионный контент, который кроме речи выступающих может содержать и иные способы распространения информации (бегущая строка, визуальные образы)», – заключила юрист.
Адвокат Межрегиональной коллегии адвокатов г. Москвы Арсен Егиазарян посчитал, что если буквально трактовать заключение эксперта, проводившего судебную экспертизу, то вывод не является однозначным. При таких обстоятельствах имеется тонкая грань между понятием «мнение» и «утверждение о сведениях, порочащих деловую репутацию истца». Так как суд оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению, крайне важно, чтобы суд исследовал в процессе судебного заседания непосредственно видеозапись, на которой выступает ответчик.
Арсен Егиазарян отметил, что истец обязан доказать факт распространения сведений лицом, к которому предъявлен иск, а также порочащий характер этих сведений. «В целом в соответствии с заключением эксперта, который проводил судебную экспертизу, можно сделать вывод о том, что высказывания ответчика могут быть признаны порочащими деловую репутацию истца в случае несоответствия их действительности. Таким образом, ответчик обязан доказать, соответствует ли действительности его высказывание», – подчеркнул он.
Иски о диффамации: бремя доказывания
В сентябре 2009 г. в газете «КоммерсантЪ» была опубликована статья Марии-Луизы Тирмастэ, основанная на исследовательском докладе Бориса Немцова «Лужков: итоги». Автор доклада подвел итоги 17-летнего правления Юрия Лужкова, тогда занимавшего пост мэра г. Москвы. Досье в 40 страниц описывало широко распространенную коррупцию в столице с опорой на социологические данные, публикации в российских и зарубежных СМИ, мнения экспертов и другие источники, перечисленные в приложении к докладу. По итогам исследования был сделан вывод о том, что коррупция в Москве носит системный характер.
Как отмечалось в статье газеты «КоммерсантЪ», Юрий Лужков выразил намерение предъявить Борису Немцову иск о защите чести, достоинства и деловой репутации. При этом в публикацию был также включен ответ Бориса Немцова на комментарий пресс-секретаря мэра, в котором автор доклада прямо называл Лужкова коррупционером и вором.
По иску о диффамации суд взыскал с издательского дома и Бориса Немцова по 500 тыс. руб. в качестве компенсации морального вреда. Издание также обязали опубликовать опровержение.
Газета «КоммерсантЪ», журналист Мария-Луиза Тирмастэ и Борис Немцов обратились с жалобой в ЕСПЧ. Заявители указывали, что судебные решения по иску о диффамации и чрезмерная сумма компенсации в пользу Юрия Лужкова нарушили право на свободу выражения мнения, гарантированное ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция).
23 июня 2020 г. в Постановлении по делу «“КоммерсантЪ” и другие против России» ЕСПЧ признал нарушение российскими властями ст. 10 Конвенции.
Данное решение ЕСПЧ в настоящее время очень актуально, оно является логичным продолжением выводов Суда, обозначенных в деле «Терентьев против России».
Если системно «разложить» дело «“КоммерсантЪ” и другие против России» по жалобам № 37482/10 и № 37486/10, можно выделить ряд аспектов, имеющих значение применительно к ст. 10 Конвенции.
Первый – фактические основания публикации.
Заявители указывали: то обстоятельство, что порочащие Юрия Лужкова факты еще не были предметом официального расследования, не означает, что они не соответствуют действительности или неточны. ЕСПЧ с этой позицией согласился. Она касалась, прежде всего, формы и содержания заявлений Бориса Немцова о широко распространенной в правительстве столицы коррупции – российские суды не рассматривали их в свете содержащейся в докладе фактической информации.
По сути, как следует из изложения дела в п. 17 рассматриваемого решения ЕСПЧ, Борис Немцов фактически обвинил Юрия Лужкова в совершении уголовных преступлений, предусмотренных ст. 290 («Получение взятки») или ст. 201 («Злоупотребление служебными полномочиями») УК РФ. За заявлением с обвинениями Лужкова и его супруги в коррупции последовали конкретные примеры, в том числе распоряжения о выделении большого участка земли под застройку компании Елены Батуриной и передаче в собственность данной компании государственного производителя быстровозводимого жилья. Указанные факты Юрий Лужков в ходе судебного разбирательства не оспаривал. По мнению ЕСПЧ, это подтверждает вывод, к которому на основе данных фактов пришел автор доклада.
Необходимо иметь в виду, что по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации согласно ст. 152 ГК РФ судом должны быть установлены:
Отсутствие хотя бы одного из элементов влечет отказ в удовлетворении иска.
По-разному распределяется и бремя доказывания. Так, истец должен доказать факт распространения сведений и их порочащий характер. Ответчик, в свою очередь, – их соответствие действительности. Не соответствующей действительности информацией считаются утверждения о фактах или событиях, не происходивших в реальности в то время, к которому относятся оспариваемые сведения. Распространение правдивых, но порочащих потерпевшего сведений под понятие диффамационного деликта не подпадает.
Согласно позиции ЕСПЧ отсутствие обвинительного приговора по уголовному делу не обязательно исключает реальность предполагаемых фактов.
Второй – заявления в ходе избирательной кампании и общественный интерес.
Борис Немцов опубликовал доклад в 2009 г. – в преддверии предстоящих выборов в Мосгордуму. Вопросы, затронутые в нем, представляли для москвичей большой общественный интерес и могли повлиять на их намерения голосовать. ЕСПЧ подтвердил, что свободные выборы и свобода выражения мнений в совокупности составляют основу любой демократической системы. Эти два права взаимосвязаны и усиливают друг друга, поскольку свобода выражения мнений является одним из «условий», необходимых для «обеспечения свободного выражения мнения народа при выборе законодательной власти». По этой причине в период, предшествующий выборам, особенно важно, чтобы мнения и информация любого рода свободно распространялись.
Третий – профессиональная политическая деятельность лица, подвергнутого критике.
Российские суды оставили без внимания, что, будучи профессиональным политиком, Юрий Лужков неизбежно и сознательно становился объектом пристального внимания. Требования защиты его репутации должны были быть сопоставлены с интересами открытого обсуждения политических вопросов. Однако решения национальных судов ограничивались только оценкой ущерба, который мог быть нанесен репутации мэра в связи с высказываниями господина Немцова, и отсутствием обоснованности того, что они считали фактическими обвинениями в преступном поведении. Суды не смогли признать, что в данном случае речь идет об одном случае, когда пределы оценки, доступные властям при установлении необходимости оспариваемой меры, были особенно узкими. Они также не пытались найти баланс между необходимостью защиты репутации истца и правом заявителя на свободу выражения мнений.
Четвертый – спонтанность и устность выражения мнения в свете впоследствии сделанного Немцовым заявления в ответ на оскорбительное сравнение пресс-секретаря Лужкова.
В этой части национальные суды признали, что ответ был «личным суждением» Немцова, а не фактическим утверждением, но тем не менее возложили на него ответственность за неспособность доказать его истинность. ЕСПЧ повторил, что спонтанные формы выражения допускают большую степень преувеличения и не могут соответствовать тому же стандарту точности, что и письменные утверждения.
Пятый – ответственность журналистов и издания.
Европейский Суд в очередной раз подчеркнул, что ответственность журналиста за диффамацию не должна выходить за рамки его собственных слов. Наказание журналиста за содействие распространению заявлений, сделанных другим лицом, серьезно затруднило бы вклад прессы в обсуждение вопросов, представляющих общественный интерес, и не должно назначаться, если только для этого нет особо веских причин. Российские суды, взыскивая с ИД «КоммерсантЪ» компенсацию в 500 тыс. руб., не привели достаточных оснований для привлечения издательского дома к ответственности за заявления Бориса Немцова, дословно процитированные журналистом.
Шестой – размер компенсации в 1 млн руб. в свете свободы слова оценен Европейским Судом как чрезмерно строгий и необычайно высокий. ЕСПЧ указал, что такие санкции по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации способны оказать сковывающее воздействие на свободу выражения мнений и поэтому требуют самого тщательного изучения. В итоге Суд пришел к выводу, что при данных обстоятельствах возмещение ущерба Юрию Лужкову не преследовало «насущной социальной потребности» и не было «необходимым в демократическом обществе».
Таким образом, Европейский Суд, окончательно разрешив данный спор, вновь напомнил российским судам и политикам о том, что границы свободы слова в толковании Конвенции гораздо шире, чем это находит применение в судебной практике. Но даже если право на свободу слова несколько выходит за указанные границы, в ситуации, когда речь идет о публичных фигурах, тем более политиках, либо связано с обсуждением общественно значимых вопросов, наказание не должно быть настолько значительным, чтобы угрожать свободе выражения мнения.
Сущность и виды диффамации в российском законодательстве
Диффамация – международный правовой термин, который существует в законодательстве многих стран мира и используется в качестве обобщающего по отношению к различным видам нарушений неимущественных благ и направлен на их защиту. Слово диффамация имеет латинское происхождение от «defamatio», что означает «порочить».
По Уложению клевета и диффамация были уголовно наказуемые деяния, отличающиеся в частности тем, что диффамация может быть совершена путем печати, а клевета и другими способами. Клевета касалась исключительно частных лиц, а статья 1039 о диффамации относилась и к должностным лицам, государственным и общественным установлениям.
По мнению А.А. Эрделевского, родовое понятие «диффамация» охватывает собой любое распространение порочащих другое лицо сведений. В зависимости от соответствия распространяемых сведений действительности и субъективного отношения распространителя к своим действиям можно выделить следующие ее виды:
а) распространение заведомо ложных порочащих сведений — умышленная недостоверная диффамация, или клевета;
б) неумышленное распространение ложных порочащих сведений — неумышленная недостоверная диффамация;
Однако данная классификация носит теоретический характер и не нашла своего отражения в действующем законодательстве.
Определение диффамации не содержит и действующий Гражданский Кодекс РФ, хотя статья 152 Гражданского Кодекса «Защита чести, достоинства и деловой репутации» предусматривает судебную защиту чести, достоинства и деловой репутации вследствие распространения не соответствующих действительности порочащих сведений.
Гарантии, закрепленные в Конституции РФ, являются важнейшим условием обеспечения единства, внутренней согласованности при межотраслевом подходе к понятию «диффамация». Это в первую очередь, закрепленная в статье 29 свобода слова и мысли, гарантированное статьей 23 право на защиту чести и доброго имени, охрана государством достоинства личности (ч.1 статьи 21). При этом нужно учитывать, что диффамация представляет собой конституционную возможность правомерного ограничения свободы слова для защиты нематериальных благ, а суть диффамационного спора, заключается в столкновении публичного интереса в получении информации по общественно-важным вопросам и частной заинтересованности конкретных лиц в защите их чести, достоинства и доброго имени.
Анализ действующего законодательства указывает на то, что необходимо учитывать три существенных признака в содержании этих понятий:
3.Средства распространения сведений.
По степени достоверности сведений информация может быть двух видов:
По субъективному отношению распространителя к распространяемым сведениям можно выделить:
Средствами распространения могут быть:
Исходя из представленной классификации признаков, диффамация – умышленное или неумышленное распространение недостоверной порочащей информации, умаляющей честь, достоинство и доброе имя другого лица, независимо от способа распространения.
Таким образом, диффамация может быть двух видов:
2.Умышленная недостоверная диффамация – умышленное распространение ложных порочащих сведений, в том числе клевета.
В силу п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 3, судам рекомендовано отграничивать дела о защите чести, достоинства и деловой репутации (ст. 152 ГК РФ) от дел о защите других нематериальных благ, перечисленных в ст. 150 этого Кодекса, нарушенных в связи с распространением о гражданине сведений, неприкосновенность которых специально охраняется Конституцией РФ и законами, и распространение которых может причинить моральный вред даже в случае, когда эти сведения соответствуют действительности и не порочат честь, достоинство и деловую репутацию истца.
Но в данном Постановлении не учитывается ситуация, когда распространяются сведения соответствующие действительности, но при этом порочащие честь и достоинство другого лица. Формально, данные действия не подпадают под п.1 статьи 152 Гражданского Кодекса РФ. Следовательно, в случае распространения достоверных порочащих сведений, иск о защите чести, достоинства и репутации должен быть искусственно заменен на иск о защите личной жизни и семейной тайны. Разграничение этих вопросов создаст дополнительные сложности как для лиц, чьи права оказались нарушены, так и для судей, что в итоге может привести к снижению эффективности судебной защиты. Однако, с другой стороны, в случае закрепления на уровне федерального закона права на защиту чести и достоинства при распространении достоверных, порочащих сведений являлось бы необоснованным ограничением свободы слова, нарушался бы конституционный принцип соразмерности ограничений.
Поэтому, исходя из баланса интересов, из необходимости обеспечения должного равновесия при использовании конституционных прав на защиту чести и достоинства, с одной стороны, и свободу слова – действующая редакция статьи 152 Гражданского Кодекса и позиция Верховного Суда РФ представляются обоснованными.
Понятие диффамация является комплексным и отражает взаимодействие права на защиту чести, достоинства и деловой репутации со свободой слова и массовой информацией. Процесс такого взаимодействия должен проходить через постоянный поиск баланса интересов, исходя из принципов соразмерности и необходимости. В связи с этим необходимо ввести в законодательство термин «диффамация», что позволит наиболее полно очертить содержание и значение диффамационного права как самостоятельного межотраслевого института:
диффамация – конституционная возможность правомерного ограничения свободы слова для защиты нематериальных благ, в связи с умышленным или неумышленным распространением недостоверной порочащей информации, умаляющей честь, достоинство и доброе имя другого лица, независимо от способа распространения
Диффамация соотносится с клеветой и оскорблением как общее с частным. Диффамация как гражданское правонарушение связано с распространением порочащих сведений, несоответствующих действительности, клевета – это распространение заведомо ложных, порочащих сведений, оскорбление – унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме. Каждое из этих действий порочит честь, достоинство и репутацию другого лица. Принципиальное различие между указанными действиями происходит или по субъективному признаку: наличие прямого умысла преобразует диффамацию как гражданское правонарушение в административный деликт или по объективному признаку: использование неприличной формы является ключевым условием для привлечения к ответственности за оскорбление.
[1]Энциклопедический словарь Брогкауза и Ефрона: в 82 т. / под ред. Арсентьева К.К. и Петрушевскго Е.Е.. –Т. 20: Демиургия – Домициан. – репринт. изд – М.:ТЕРРА, 1991. – С. 687.
[2] Энциклопедический словарь Брогкауза и Ефрона… С. 686.
[3] Лебедев В.И Лекции по общей теории права / В..И.Лебедев. – СПб. — 1903. – С.149.
[4] Потапенко С.В. Диффамация и российская судебная практика в контексте опыта Европейского Суда по правам человека [Электронный ресурс]. — Электрон. дан. – Режим доступа: http://www.media-advocat.ru/european/?p=justice&pid=54 свободный. Яз. рус. (дата обращения 25.10.2009).
[5]Эрделевский А. А. Диффамация // Законность. 1998. – №12. – С. 11.
[6]Смирнова А. А. Диффамация как правонарушение и злоупотребление правом :
конституционно-правовой аспект: автореф. дисс. … канд. юрид.наук: 12.00.03 /А.А.Смирнова. – М.: 2008. – С. 8.
[7] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г № 3, п. 7.
[8] Хотя в литературе встречается и противоположная точка зрения. Так, по мнению А.А.Смирновой «попытки раскрыть природу диффамации путем использования категорий и конструкций, выработанных в рамках отраслевых юридических наук, следует признать малоэффективными, поскольку приравнивание диффамации к отдельному гражданско-правовому деликту или преступлению, равно как и определение ее через совокупность таких противоправных деяний, не позволяет выявить уникальные сущностные характеристики данного явления, что осложняет юридическую квалификацию соответствующего поведения и фактически ведет к невозможности необходимого правового противодействия диффамации» // Смирнова А. А. Диффамация как правонарушение и злоупотребление правом :
конституционно-правовой аспект: автореф. дисс. … канд. юрид.наук: 12.00.03 /А.А.Смирнова. – М.: 2008. – С. 13.