гендерные отношения в средневековье
Отношения мужчины и женщины в cредние века
Говорим «средневековье» и мысленно прибавляем «мрачное». Действительно, инквизиция, охота на ведьм и разнообразные эпидемии составляли не самую радостную реальность.
А как на этом фоне разворачивалась история отношений между мужчиной и женщиной?
Брак заключали очень рано: девушек выдавали замуж с двенадцати лет, юноше должно было исполниться четырнадцать. Конечно, о чувствах тут речи не шло. Подбором партнера занимались родители, причем преследовали они имущественный или политический интересы.
Дохристианская эпоха
В то время в Европе были популярны формы сожительства, не имевшие ничего общего с церковным браком. Мужчины и женщины просто «заключали» более или менее длительный половой союз, а в «семью», кроме самой пары и их общих детей, входили также временные сожительницы мужа. Женщины при этом не имели почти никаких прав и считались собственностью.
Раннее средневековье
В VII–XII веках модель семьи начала меняться. Идеалом, конечно, служила Церковь, распространившая свое влияние на отношения мужчины и женщины.
Женщина, в общем-то, оставалась в прежнем положении: практически бесправное создание, греховное по своей природе. Единственный способ изжить этот грех — прилежно рожать детей, слушаться мужа, быть покорной и молчаливой. Как хвастливо писал один вельможа, «если муж учит [читай: поколачивает] жену, то она должна принимать это смиренно, как собака, в которую хозяин бросает камни, а она виляет хвостом и бежит за ним».
Кстати, читать книги и вообще самообразовываться для женщин считалось делом небогоугодным. Получить более-менее сносное образование могли лишь монахини или относительно независимые знатные дамы.
Позднее средневековье
В XII–XIV веках институт брака развивался и регламентировался Церковью до малейших нюансов. Он стал одним из Таинств и был объявлен священным.
А мужья? А вот среди мужей каждый третий имел любовниц и бастардов (внебрачных детей. — Примеч. ред.). В городах и больших деревнях совершенно легально существовали публичные дома. Причем их собственниками вполне могли быть важные дворяне и духовенство.
Посещение проституток никем не порицалось. Наоборот, если молодой мужчина не захаживал в бордель, о нем сплетничали и подозревали в половом бессилии.
Культ Прекрасной Дамы
О, этому идеалу поклонялся каждый уважающий себя рыцарь! Но даму обычно выбирали из замужних, чтобы она была как прекрасна, так и недоступна. Ей действительно посвящали канцоны и альбы, в ее честь сражались на турнирах и отправлялись в крестовый поход и т. д. Что совершенно не мешало благородному рыцарю поднимать руку на законную жену или сослать ее в монастырь.
В общем, можно только посочувствовать женщинам, жившим в те времена, и порадоваться нынешней свободе и пусть не абсолютному, но все же равноправию полов.
Особенности гендерных отношений в Средневековье и Возрождение
В эпоху средневековья патриархатная философская традиция усиливается, поскольку в структуре оппозиции разум/тело доминирующее положение разума еще более укрепляется — благодаря строгим нормам и ограничениям по отношению к телу и чувственности в христианстве. В средневековой философии по сравнению с античностью, с одной стороны, проявляется большее внимание к индивидуальному психологическому опыту субъекта, который понимается как более эмоционально чувствительный и рефлексивный, с другой стороны, чувственность признается позитивной только в форме религиозного чувства, которое полностью очищено от мирских, обыденных влечений и подчинено интересам высшего, божественного разума. Нерелигиозная чувственность осуждается в христианской философии как греховная. Основным критерием, по которому осуждается чувственность, является ее связь с удовольствием, которое в христианской культуре ассоциируется с женским и является символом первородного греха и низменности плотского начала.
В средневековой философии выделяют два основных исторических этапа: 1) патристика (1-5 вв.) — зарождение и развитие христианской философии в условиях античности, представленное работами “отцов церкви” — Августина Блаженного, Оригена, Тертулиана и других, основывающихся на философской методологии Платона и неоплатоников, в которой осуществляется полное исключение характеристик женского из философского мышления и культуры и 2) схоластика (6—14 вв.) — период философии зрелого средневековья (Ансельм Кентерберийский, Пьер Абеляр, Фома Аквинский), основывающейся на философской методологии Аристотеля, в которой функции женского в культуре допускаются при условии, что над ними осуществляется постоянный рациональный контроль.
Основной особенностью патристики является то, что женское отождествляется не с чувственностью как таковой, а с извращенной, греховной чувственностью, разрушающей внутреннее единство человеческого и божественного начала. Согласно Августину (354-430), чувственность сама по себе не является греховной, так как она необходима для веры и переживания человеком его отношения к Богу. Чувственность становится греховной тогда, когда в ней начинает доминировать удовольствие, то есть индивидуалистическое влечение, неподконтрольное разуму. С точки зрения Августина, чувство, которое в наименьшей степени поддается рациональному контролю и поэтому является наиболее греховным — это сексуальное удовольствие/похоть, источником которой является женское начало. В своей Исповеди Августин доказывает, что ни один человек, даже младенец, не является невинным, так как с момента своего рождения он стремится к эгоистическому чувственному наслаждению. Однако если удовольствия, связанные с чувствами вкуса, обоняния и зрения, возникающие в процессе еды, питья, чтения, слушания Музыки и т. д., человек еще способен как-то подчинять своему разуму, то сексуальное влечение и удовольствие, ассоциированное с женским, меньше всего поддается рациональному контролю и поэтому представляет наибольшую угрозу для достижения подлинного наслаждения, которое человек может испытать только от близости к божественному началу.
По мнению Августина, самое эффективное средство исключения сексуального удовольствия как формы греховной чувственности — это безбрачие и девственность. Однако поскольку брак установлен Богом, он так же изначально не является греховным — при условии, что сексуальные отношения в браке должны быть подчинены задаче продолжения рода и исключать похоть, то есть элемент сексуального удовольствия. Августин считает, что такими были платонические сексуальные отношения мужчины и женщин в раю, которые были полностью подчинены выполнению рационального божественного плана и в которых, поэтому, похоть отсутствовала. В связи с этим Августин различает телесное и символическое значение женского, где в первом случае женское сводится к характеристикам пола, а во втором случае женщина рассматривается как существо, наделенное разумом и, поэтому, способное возвысить свою чувственность до уровня религиозной чувственности. С одной стороны, как существо, наделенное полом, женщина является носителем греховной чувственности и должна быть во всем подчинена мужчине, с другой стороны, как существо, наделенное разумом и способная к религиозному чувству, женщина равна мужчине и в равной степени с мужчиной может рассчитывать на спасение.
Еще более радикальная формулировка христианской мизогинии представлена в философии другого известного отца церкви — святого Амвросия. Так как женщина ассоциируется в культуре патристики с похотью и удовольствием, Амвросий относит женское к области зла как такового. Он полагает, что женщина может обрести спасение, только отказавшись от своего тела, вследствие чего она утрачивает черты женского и становится мужчиной. “Покуда женщина предназначена для деторождения, она отлична от мужчины — как тело отлично от души. Но если она желает служить Христу более, чем миру, она прекращает быть женщиной и может быть названа мужчиной.” Таким образом, в философии отцов церкви сохранена платоническая интенция на обретение духовности посредством очищения тела от характеристик женского, однако другими средствами, чем в античности: вместо практик совершенствования разума посредством философского образования христианская философия предлагает практики религиозной аскезы и покаяния.
В философии схоластики женское начало также рассматривается как несовершенное и уступающее во всех отношениях мужскому, но — в соответствии с духом аристотелизма — допускается, что оно имеет свою собственную функцию, необходимую для реализации божественного плана в целом. В связи с этим в философии схоластов не так сильно, как в философии отцов церкви, выражена связь женского и греховного. Основная функция женщины — деторождение — является, с точки зрения схоластической философии, в меньшей степени результатом грехопадения Евы, чем следствием ее естественного предназначения, функцией природного порядка. В то же время данная концептуальная установка отнюдь не предполагает, что социальный статус женского повышается: напротив, она не только закрепляет ситуацию женского подчинения, но и делает ее необратимой. Если у Августина женщина в равной степени с мужчиной может рассчитывать на спасение при условии, что она сможет преодолеть свою греховную, плотскую природу, то в схоластической философии подчиненное положение женщины является абсолютно непреодолимым, так как оно обусловлено ее естественным предназначением.
Например, в философии Фомы Аквинского акцентируется роль женщины как помощницы мужа, которую она обязана выполнять в силу своего естественного предназначения. Однако, с точки зрения Аквината, женщина является помощницей мужчины не в труде, где более эффективным помощником мужчины выступает другой мужчина, а исключительно в деле продолжения рода. Цель существования женщины заключается исключительно в том, чтобы “помочь мужчине продлить род”, принцип которого содержится только в мужчине и который один является подобием Бога. То есть собственно человеком для Фомы Аквинского является мужчина, а женщина — лишь средство для реализации принципа человеческого рода и, поэтому, не имеет никакого самостоятельного значения безотносительно к данному принципу.
В результате рассмотрение женского в философии схоластики придает женщине статус вещи, которая для мужчины принципиально не отличается от других вещей и орудий труда и которой мужчина может распоряжаться по своему усмотрению. Тем самым в схоластике формируется представление об абсолютистском характере патриархатной власти по аналогии с властью бога, которой должны быть подчинены все функции индивидов и которая призвана жестоко карать за любые нения от рационального плана патриарха.
В средние века печально знаменитый своим мракобесием «Молот ведьм» (1487 г.) монахов Я.Шпренгера и Г.Инститориса представил развернутую систему доказательств справедливости подавления и физического уничтожения женщин на основе их изначальной «греховности». Шпренгер и Инститорис утверждали, что женщины маловерны — и доказывается это самой этимологией слова femina, происходящего якобы от fe (fides — вера по-латыни) и minus (менее), а значит и чаще подпадают под козни дьявола и являются носителями и причиной зла на земле.
Таким образом, можно утверждать, что философия средневековья не только остается в рамках традиции мизогинии и фаллогоцентризма, но и усиливает ее, постулируя абсолютный и неограниченный характер патриархатной власти. И только в философии эпохи Просвещения принципы интеллектуальной и общественной мизогинии впервые были поставлены под сомнение.
Эпоха Возрождения.Европейский Ренессанс означал для женщин вытеснение с рынка труда, признание домашней экономики (где они властвовали) малозначимой, вспомогательной, а в области культурной – «одомашнивание» жен буржуа. Кроме того, именно на эпоху Возрождения пришлись споры о том, человек ли женщина, и самые одиозные процессы над теми, кто был обвинен в ведовстве, в совокуплениях с бесами и даже в обычном врачевании травами или гаданиях… Костры полыхали во многих европейских странах, и женщины вместе с мужчинами участвовали в преследовании ведьм.
Наряду с моральными стимулами конформизма важную роль играло тогда то, что материальное и социальное благополучие женщины во многом зависело от соответствия эталону добропорядочной жены и матери. Старая народная мудрость «мир принадлежит мужчине, а место женщины – дома» задавала культурную модель, требовавшую выстраивать линию поведения без отклонений от стандарта. Во времена Ренессанса и позднее постоянно подтверждался авторитет мужчины в семье, отвергались как антихристианские все попытки женщин самостоятельно регулировать число деторождений, а вопрос о стремительно развивавшемся высшем образовании был в отношении женщин забыт за ненадобностью. Что и говорить о доступе их к квалифицированному профессиональному обучению…
Положительные и отрицательные образцы женского поведения устанавливались мужчинами, но внедрялись и в сознание женщин, усваивались последними наравне с другими культурными ценностями в ходе воспитания. На рубеж XVI–XVII веков приходится окончательное формирование образа женщины – «ангела дома» как идеала для женщин всех классов и во всех обстоятельствах, пропагандируемого и церковными, и – что важно – светскими воспитателями и идеологами. Культ семьи и домашнего очага ничуть не способствовал индивидуальной свободе женщины, воспитывал в ней иждивенчество, жертвенность, готовность к страданию, социальную слабость и зависимость.
2.2 Гендерные предубеждения в период средневековья
Для эпохи средневековья на разных стадиях его развития важными явились два противоположных процесса. Для раннего средневековья знаменательным является процесс корпоративизма, который нашел отражение во всех сферах жизни человека, как семейной, так и общественно-государственной.
Для второй половины средневековья характерен процесс распада родовых структур и перехода на уровень личности и ее ответственности за собственную судьбу. По мнению В.К. Шабельникова «главное событие» средневековья заключается в «разрушении природных экологических ниш, определявших устойчивую логику жизни, и связанный с этим распад родовых структур» /67, с. 135/. При этом «христианская концепция была не только следствием распада родовых систем, но и активным участником этого процесса» /67, с. 141/.
Отрыв человека от его родовых связей и корней привел к возникновению религиозной активности, при которой замещающую функцию утерянного рода стал выполнять Бог – «образ порождающей человека реальности» /67, с. 145/.
Обозначенные выше события затронули все сферы человеческой жизни. Не стала исключением и философия, в которой также происходили определенные изменения, в частности в представлениях о природе «мужского» и «женского».
Основные позиции относительно места и роли мужчины и женщины в раннем средневековом обществе нашли отражение в библейском учении. В Библии достаточно четко сформулированы положения, касающиеся женщины. Во-первых, женщина создана Богом из ребра Адама (мужчины) и потому является «костью от кости», «плотью от плоти» его. Во-вторых, женщина является виновницей первородного греха и в наказание за это вынуждена в скорби и болезни рождать детей. Обвиненная в грехопадении Адама, женщина была обвинена в грехопадении всего человечества: «. и не Адам прельщен; но жена, прельстившись, впала в преступление». В соответствии с этим Библия призывает: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава семьи, как и Христос глава Церкви. » /69, Новый Завет: Послание к Ефесянам, 5/.
Обвинения, направленные против женщин, а также и само отношение христианского духовенства к женскому роду привели к негативному отношению к женщине во всей Европе.
Долгое время христианское духовенство не могло решить сложный для себя вопрос: имеет ли женщина душу?! В середине VI века Маконский церковный собор в числе прочих важных вопросов рассматривал и эту сложную проблему. Почти половина присутствующего духовенства категорически отвергла даже само предположение о том, что женщина может иметь душу, и лишь с перевесом в один-единственный голос собор христианской церкви признал, что у женщины, хоть она и является существом низшего порядка, все-таки имеется некое подобие души.
Многие средневековые священники утверждали, что «. женщина опаснее змеи». В книге «Второй пол» Симоны де Бовуар представлены наиболее популярные высказывания средневековой Церкви о женщинах. Так, например, Тертуллиан говорил, что женщина – это «врата дьявола», что именно она изначально повинна в смерти Сына Божьего и ей «следовало бы всегда ходить в трауре и лохмотьях». Он же утверждал, что «истинная христианка должна ненавидеть свою привлекательность, ибо она совращает мужчин». Таких же взглядов придерживались и св. Иоанн Златоуст, который считал, что «среди всех диких зверей не найти никого, кто был бы вреднее женщины», и св. Томас говоривший: «Истинным христианином можно стать, лишь не прикасаясь ни к какой женщине. Лишь давшие обет безбрачия могут нести святой Дух» /70, с. 86/.
Филон Александрийский (I в. н.э.) соединяет в своих работах библейские идеи и идеи греческой философии таким образом, что дуализм маскулинного (форма, душа, рациональное) и феминного (материя, тело, эмоциональность) усиливается. «Мужское», по его мнению, связано с сознательным, рациональным, божественным; в отличии от «женского» и самой женщины как образа грязного телесного мира. «Женское» у Филона Александрийского символизирует мир как таковой и является противоположностью трансцендентной сфере Разума.
В этих взглядах Филона нашла отражение культурно-символическая функция, суть которой заключается в определении мужского как «лучшего», а женского, как «худшего». Этим задается не только биологический, но и социальный статус мужчин и женщин.
Параллельно с подобными предубеждениями относительно женщин существовала «концепция куртуазной любви», как необходимой для творческого вдохновения бродячих поэтов – трубадуров. Образ Прекрасной Дамы (как правило, замужней женщины) сопровождал жизненный и творческий путь куртуазного поэта.
Основными положениями данной концепции являлись:
убежденность в «исконном и безусловном внутреннем и внешнем превосходстве женщины над мужчиной, обрекающем влюбленного на беспрекословное подчинение даме сердца, порождающем у него чувство робости и зависимости, подобострастия и восторженного преклонения перед своим кумиром»;
«восприятие любви, как своего рода сложного и изощренного искусства или науки, требующих соблюдения во всех деталях ранее разработанных и тщательно регламентированных правил поведения – наподобие рыцарского кодекса или светски-придворного этикета» /74, с. 144/.
Как видим, в средневековой философии начинает проявляться внимание к индивидуальному психологическому опыту субъекта, который понимается как более эмоционально чувствительный и рефлексивный, независимо от пола. При этом проявление чувствительности в религиозном аспекте поощряется и приветствуется, в то время как нерелигиозная чувствительность осуждается.
При трактовке чувственности в религиозной философии средневековья продолжает формироваться предубеждение относительно женщины. В этом аспекте на первое место выдвигается проблема связи чувственности с удовольствиями, которое ассоциируется с женским началом и является символом плотского начала и первородного греха.
Августин считал, что и мужчина, и женщина по духу близки к образу Бога. При этом мужчина и на телесном уровне является подобием Бога и поэтому являет собой гармоничный союз души и тела. Тело же женщины пассивно и несовершенно, поэтому женщина испытывает постоянный внутренний конфликт.
Считая сексуальное удовольствие наиболее греховным и извращенным, Августин называет его индивидуалистическим влечением, являющимся источником женского начала. Это чувство практически не поддается разуму и поэтому плохо контролируется. Однако, по мнению Августина, женщина способна возвысить свою чувственность до высшего уровня религиозной чувственности, которая возможна лишь при общении с Богом.
В данном подходе к пониманию женской сущности Августин проявляет определенную амбивалентность. С одной стороны, женщина, являясь носителем греховной плотской чувственности, должна быть во всем подчинена мужчине, а с другой стороны, как существо, наделенное разумом и способное к религиозному чувству, женщина равна мужчине и в равной степени с мужчиной может рассчитывать на спасение /75/.
Надобность в похоти при половом совокуплении появилась в возмездие за грех Адама; если бы Адам не согрешил, совокуплена было бы отделено от наслаждения…
По мнению аскета, добродетель требует полной власти воли над телом, но при такой власти половой акт невозможен. Поэтому половой акт представляется несовместимым с совершенной, добродетельной жизнью» /76, с. 435 – 436/.
Предубеждения против женщины, высказанные Августином, не были исключением для эпохи средневековья. Во взглядах святого Амвросия Медиоланского (прибл. 340 – 397 гг.) также звучит идея о похотливости и стремлению к удовольствиям у женщин. Более того, Амвросий считает, что «женское» вполне соотносимо с понятием «зло». Женщина отлична от мужчины, как тело отлично от души, считает Амвросий. Обрести спасение женщина может лишь отрекшись от своей женской сущности: «Но если она (женщина) желает служить Христу более, чем миру, она прекращает быть женщиной и может быть названа мужчиной» /77, р. 44/.
В своем произведении «Summa contra Gentiles» («Сумма против язычников»), написанном не протяжении 1259-1264 годов, св. Фома представил некоторые взгляды относительно мужчин и женщин.
Рассматривая вопрос о брачных отношениях, Аквинский указывает, что узы брака должны быть нерасторжимы, ибо отец необходим для воспитания детей, потому как он разумнее матери и потому, что обладает большей физической силой, когда детей приходится наказывать. При этом брак должен основываться на строжайшей моногамии, т.к. полигамия, по мнению Аквинского унизительна для женщины, а полиандрия не позволяет установить истинного отца ребенка. Необходимо отметить, что вся эта аргументация по вопросам этики взаимоотношения полов обосновывается чисто рациональными соображениями, а не божественными заповедями и запретами.
Говоря о месте женщины в структуре семейных отношений, Фома Аквинский указывает на роль женщины как помощницы мужа, которую она обязана выполнять в силу своего естественного предназначения. Ее основной обязанностью является продолжение рода, цель женщины в том, чтобы «помочь» мужчине, как подобному Богу, продлить род. Таким образом, женщина опять воспринимается в качестве средства для достижения какой-то конкретной, определенной роли. В данном случае речь идет о реализации принципа продолжения человеческого рода.
Средневековая «охота на ведьм» стоила жизни тысячам женщин, причем соотношение убитых женщин и мужчин оценивается исследователями как 100:1.
Известны и более либеральные взгляды на роль и место мужчины и женщины в обществе. Так, Петр Ломбардский (нач. XII в.- 1164) считал, что поскольку женщина создана из ребра мужчины, а не из его головы или ноги, то она должна находиться не выше и не ниже мужчины, а рядом с ним, как его товарищ. В свою очередь, мужчина должен знать женщину, а отношения между ними должны строиться на отношениях любви друг к другу.
Еще более позитивные взгляды по отношению к женщине нашли отражение в проповеди «Ко всем женщинам» Хумберта Романского (XIII в.), который считает, что женщина стоит значительно выше мужчины по природе, по благородству и по славе.
Природное превосходство женщины Х. Романский объясняет двумя причинами. Во-первых, мужчина был создан Богом на грешной земле, а женщина была создана в раю, а во-вторых, мужчина был сотворен из праха земного, а женщина – из мужского ребра.
По славе женщина также во много раз выше мужчины, т.к. в иерархии сил небесных женская природа Богородицы поднялась над мужской, она расположена над всеми, в том числе и над ангелами.
Экхарт, продолжая традицию гедонизма и Эпикура, поднимает вопрос о нужности и даже необходимости желаний и стремлений у человека, независимо от его половой принадлежности.
Далее, рассматривая проблему знания, Экхарт пишет, что человек не должен рассматривать свои знания, как истину последней инстанции. На наш взгляд, этот постулат в полной мере относится и к гендерным предубеждениям, как к неким эмоционально окрашенным установкам о мужчинах и женщинах. Такие знания могут превратиться в догму, которая поработит человека. Истинное знание должно пробуждать активность мысли и не должно становиться поводом для обретения уверенности о том или ином предмете.
В своем труде «Толкование на книгу Бытия» Майстер Экхарт дает обоснование роли и места мужчины и женщины в обществе. Давая толкование фразы «и будут оба плотью единой», он пишет, что муж и жена оба являются плотью единой, ибо объединяются с целью зачатия, вполне правильно. Такая «единая плоть», по мнению Экхарта, имеет мужское начало, как действующую и дающую силу, и женское начало, как страдательную и принимающую силу. Именно в таком неразделимом единстве мужчина и женщина, действующее и страдательное будут оба плотью единой.
Далее Экхарт пишет, что, являясь разумным существом, человек не ограничивается лишь биологическим стремлением к продолжению рода. Поскольку человек предназначен к чему-то более возвышенному, например, к мышлению, то именно в нем, действующий и страдательный принципы зачатия не должны совпадать в одном и том же субъекте и поле.
В результате своих рассуждений Экхарт делает вывод о том, что действительное и страдательное, форма и материя, действие и возможность суть сами по себе два разных начала. Однако эти начала обретаются в едином бытии и деянии /80/.
Проблема человека у Бёме решается через идею об андрогине. Бёме считает, что первый человек – Адам – андрогинен, поскольку имеет в себе не только мужское, но и женское начало. По мнению Бёме, человек – существо смешанное. Только дева-юноша, андрогин-человек – образ и подобие Божье. Без юной Девы нельзя получить наименование человека.
Н.А. Бердяев считает, что значение идей Бёме заключается именно в его осознании андрогинной природы человека /83, с. 185/.
Как видим, в концепции Бёме «женское» и «мужское» рассматривается в тесной первичной изначальной природосообразной взаимосвязи. Первый человек, по Бёме, представлял собой нераздельность мужского и женского начал, он был «девическим мужчиной» и «мужской девой», одновременно, андрогином. Идея человека – андрогинна, известная еще со времен Платона, позже появится в философии конца 19 – начала 20 века Н.А.Бердяева и в психологии второй половины 20 в концепции С. Бэм.
Эпоха Возрождения характеризуется возникновением движения гуманистов, которые пытаются освободиться от господства церкви в экономической, политической и духовной жизни, создать новую светскую культуру, отличную от культуры раннего средневековья. Аскетическому идеалу, воплощавшему норму духовной красоты, Возрождение противопоставило четко и последовательно разработанные гуманистические принципы нового светского миропонимания. В отличие от средневековой культуры не бог, а человек становится теперь мерилом всех вещей; философы Ренессанса пытаются показать человека таким, каким создала его природа.
Развитие идей гуманизма и просвещения оказало существенное влияние на изменение представлений о социальных ролях мужчины и женщины в обществе, на формирование новых гендерных отношений.
Так, например, основной методологией во взглядах Hиколая Кузанского (1401-1464) являлось осознание единства противоположностей. Именно совпадение противоположностей является важнейшим условием появления конкретных вещей, каждая из которых и представляет собой определенное сочетание противоположностей. Исходя из общего методологического убеждения о совпадении противоположностей, Николай Кузанский приходит к выводу о творческом взаимном дополнении чувств и рассудочного познания. Если чувства служат основой рассудочного познания, то и рассудок является неким посредником между чувствами и разумом. В свою очередь, если рассудок должен господствовать над чувствами, управлять ими, то и разум должен направлять рассудок.
Таким образом, перефразируя Кузанского, можно сделать вывод о том, что «мужское» и «женское», как противоположности, не просто противостоят друг другу, но и, что очень важно, совпадают. А поскольку данное «удивительное единство вещей» у Кузанского является следствием единства, целостности мира, то «мужское» и «женское» не просто связаны между собой и существенно дополняют друг друга, но и находятся в тесной взаимосвязи с целым миром /85/.
Значительное место во взглядах на природу «мужского» и «женского» в философии Возрождения принадлежит Эразму Роттердамскому (1469-1536) – представителю «христианского гуманизма». В своих работах «Похвала Глупости» (1509), «Разговоры запросто» (1519), «О свободе воли» (1524), «О достойном воспитании детей с первых лет жизни» (1529) он выступал против религиозного фанатизма и унижения человека, независимо от его пола. Выдвигая в качестве основной заповеди праведной жизни идею: «Ничего сверх меры!», Эразм Роттердамский проявляет сочувствие к женщинам и считает, что они имеют право на самостоятельность и на обучение /86, 87/.
Такие доказательства, «производимые от имени», являются «весьма важными» и почитаются всеми богословами и юристами. Во-вторых, по своему творению женщина также превосходит мужчину, она является «концом и дополнением всех дел божьих, и совершение всего света» /90, с. 8/. Как более позднее творение Бога, женщина является гораздо совершеннее и добродетельнее мужчины. В-третьих, по мнению Агриппы женщина намного красивее мужчины, поскольку в ней больше божественного сияния, а женское тело «как по взору, так и по осязанию есть наинежнейшее» /90, с. 13/.
В эпоху Возрождения появляются трактаты, специально адресованные женщинам. Так Леонардо Бруни (1370-1444) пишет небольшой трактат «О научных и литературных занятиях» для Баттиста Малетеста, одной из образованных женщин того времени /91, с. 51 – 65/.
Еще один представитель итальянского гуманизма – Джованни Пико делла Мирандола (1463 – 1494) в своей знаменитой «Речи о достоинстве человека» (1486) даёт определение свободы человека: всякая сущность в мире имеет свою природу (сущность), которая и предопределяет её жизнь от начала до конца, способ и смысл её существования, один только человек не имеет никакой определенной природы, которая ограничивала бы его возможности. Природа человека – быть свободным, т.е. создавать самого себя, самому определить свою сущность, сотворить себя в действии /92/.
Монтеня нельзя назвать абсолютно свободным от гендерных предубеждений. Он считает женщин непостоянными, душевно нестойкими и в силу этого неспособными на настоящую дружбу. В своих «Опытах»(1580 – 1588) в главе «О дружбе» он пишет: «по правде говоря, обычный уровень женщин отнюдь не таков, чтобы они были способны поддерживать ту духовную близость и единение, которыми питается этот возвышенный союз, да и душа их, по видимому, не обладает достаточной стойкостью, чтобы не тяготиться стеснительностью столь прочной и длительной связи. И, конечно, если бы это не составляло препятствий и если бы мог возникнуть такой добровольный и свободный союз, в котором не только души вкушали бы это совершенное наслаждение, но и тела тоже его разделяли, союз, которому человек отдавался бы безраздельно, то несомненно, что и дружба в нем была ба еще полнее и безусловнее. Но ни разу еще слабый пол не показал нам примера этого, и, по единодушному мнению всех философских школ древности, женщин здесь приходится исключить» /95, с. 159/.
В общении с мужчинами, считает Монтень для женщин характерным является закрытость или притворство. Однако, причиной этого служит поведение мужчины и его вероломство. «За …общераспространенным и привычным для нашего века мужским вероломством не может не следовать то, что уже ощущается нами на опыте, а именно, что женщины теснее сплачиваются между собой замыкаются в себе или в своем кругу, дабы избегать общения с нами, или, подражая примеру, который мы им подаем, в свою очередь лицедействуют и идут на такую сделку без страсти, без колебаний и без любви…» /95, с. 368/.
Однако при этом Рабле нельзя назвать свободным от гендерных предубеждений. В «Третьей книге героических деяний и речений доброго Пантагрюэля» (1545) Рабле высказывает ряд негативных мыслей относительно женщин. Он описывает их как непостоянных, любопытных и болтливых. Тем самым Рабле выражает взгляды многих писателей и философов того времени и включается в «спор о женщинах», вспыхнувший с новой силой в 40-е годы, с участием Бертрана де Ла Бордери, Антуана Эроэ и Маргариты Наваррской /96, с. 51 – 65/.
Характеризуя культуру и философию средневековья, В.А. Суковатая пишет о том, что транскультурные символизации половых различий и их проекции на реальность мирового порядка не являются независимыми и изначальными, они не только классифицируют мир в терминах биоидной дихотомии, но и придают ценностный статус объекту в зависимости от его принадлежности к «мужскому» или «женскому», а также создают иерархию соподчинения. В качестве стереотипа (а, следовательно, и предубеждения), продуцируемого большинством мифологических архетипов, является «логика насилия», активно тиражируемая патриархатной культурой. Одна из женофобских моделей сформирована в результате возвеличивания христианского идеала непорочного зачатия и рождения, который объявлял «порочным» и «греховным» любое «иное», т.е. физическое. Реальное, плотское зачатие и рождение, переводя тем самым «идеал» в область мужской утопии и фантазма, а женщин ставя в положение «осквернительниц идеала». Так как «внеплотское» рождение возможно только «умственным», «логическим» путем, то мужской тип творческого продуцирования – «из головы»- получал статус «превосходящего» и более ценного для культуры, а женский, естественный и единственно возможный тип человеческого рождения, был объявлен «проклятием и наказанием Господа». Это позволило репрессировать женское тело и изгнать женщин из активной общественной деятельности /97/.
Эпоха средневековья является сложным и неоднозначным периодом в развитии гендерных предубеждений. Так, для раннего средневековья характерными являются следующие гендерные предубеждения:
1) женщина не властна над собой, она раба прихотей;
2) в связи с этим мораль женщины отличается крайней неустойчивостью;
3) женщина опасна, поскольку вызывает половое влечение у мужчины, когда тот видит соблазнительный и греховный внешний объект (женщину) или дотрагивается до него;
4) у женщины нет души;
5) для женщины есть два пути добродетели: девственность и материнство
и два пути порока: грех и болезнь;
6) только мужчина способен вести женщину по пути добродетели, поэтому женщина должна во всем и всегда подчиняться мужчине
Как видим, в философии средних веков до периода Возрождения женщине придается статус вещи, которая для мужчины принципиально не отличается от других вещей и орудий труда и которой мужчина может распоряжаться по своему усмотрению. В основном взаимоотношения между мужчинами и женщинами характеризуются отношениями власти и подчинения. Власть (читай, мужчина) имеет все права на подчиненного (женщину) и возводится на уровень абсолютной патриархальной власти по аналогии с властью бога, которой должны быть подчинены все функции индивидов и которая призвана жестоко карать за любые отклонения от рационального плана патриарха.
Позже известный английский философ-просветитель Джон Локк, формулируя идеи либерализма, выступит с критикой абсолютизма отцовской власти, аргументируя свою точку зрения с позиций материнского права, настаивая на том, что отец и мать имеют равное право по отношению к своему потомству /98, с. 146 – 148/.
«В эпоху средневековья патриархатная философская традиция усиливается, т.к. в структуре оппозиции разума и тела доминирующее положение разума еще более укрепляется благодаря строгим нормам и ограничениям по отношению к телу и чувственности в христианстве. Был полностью нивелирован женский опыт Веры и потребности женщин в религиозном самовыражении. Таким образом, можно утверждать, что философия средневековья не только остается в рамках традиции мизогинии и фаллоцентризма, но и усиливает ее, утверждая абсолютный и неограниченный характер патриархатной власти» /65/.
Несколько иные взгляды на «мужское» и «женское» выдвигаются в период Возрождения. Наиболее ярко такие идеи провозглашались гуманистами, важнейшим требованием которых было требование свободы воли и разума человека независимо от его половой принадлежности. Основным лейтмотивом идей гуманистов явилось прославление силы, красоты и значимости человека, его интеллектуальных и волевых возможностей. Концепция гуманизма, показывающая человека как личность, со своими взглядами, устремлениями, самосознанием оказала большое влияние на формирование новых взглядов на гендерные отношения. К таковым можно отнести:
раскрепощение духа и плоти женщины;
воспевание чувственности в отношениях между мужчиной и женщиной;
возрождение темы земной, человеческой любви между мужчиной и женщиной;
освобождение образа живой, земной женщины от рационально-духовного образа Девы Марии, что, в свою очередь, создало предпосылки к изживанию жесткого христианского предубеждения против женщины;
обращение к женскому началу не только как к эмпатийному и чувственному, но и красивому и интеллектуальному;
стремление к созданию идеального синтетического образа мужчины или женщины, как гармонически развитой совершенной личности;
культивирование идеала «героической женщины», сильной телом и духом, отличающейся стойкостью, способностью защищаться, смелостью и уверенностью в своих способностях.
Таким образом, в развитии гендерных предубеждений эпохи средневековья можно выделить несколько подходов.
Патриархатный, фаллогоцентрический подход, с основными идеями от сокрытия, уничижения и подавления «женского» вплоть до его уничтожения, как греховного и низменного. Эти идеи наиболее ярко проявились во взглядах христианских теологов, Филона Александрийского, Фомы Аквинского, Я. Шпренгера и Г. Инститориса.
Эгалитарный с ориентацией на гендерное равенство, которое наиболее ярко проявилось в трудах таких средневековых философов, как П. Ломбардский Г. Эркхарт, Я. Беме, Э. Роттердамский, Т. Мор, итальянских гуманистов.
Андрогинный подход, в основу которого положена идея неразрывной связи «мужского» и «женского» как единого целого. Эта идея очень ярко прозвучала в работах Н.Кузанского.
Амбивалентный подход, который проявился во взглядах Августина Аврелия, М. Монтеня, Ф. Рабле. В их представлениях женщина, с одной стороны, зависима от мужчины, так как является носителем греховной плотской чувственности, непостоянна, легкомысленна, коварна, болтлива, а с другой стороны, равна мужчине, так как обладает разумом и религиозными чувствами.
Матриархатный, феминистский подход, в основе которого лежит идея о превосходстве женщины над мужчиной по самым различным параметрам и критериям (например, во взглядах Хумберта Романского и Корнелиуса Агриппы женщина превосходит мужчину по природе, благородству и славе).