горизонтальный эффект прав человека
Прямое действие (горизонтальный эффект) прав человека
По-разному оценивается в разных отраслях права. С точки зрения КП права человека существуют как элемент взаимодействия личности и государства. Права человека непосредственно не отражаются на взаимодействии частных лиц между собой. Эти отношения напрямую правами человека не регулируются. Права человека слишком общие и абстрактные предписания для того, чтобы могли использоваться в конкретных взаимоотношениях между частными лицами. Поэтому государство, выполняя свои обязанности по обеспечению и защите прав человека, может соответствующие права сделать предметом как охранительных, так и регулятивных норм, устанавливая в каких-то случаях механизм их реализации и чаще всего, устанавливая механизмы защиты этих прав. Когда мы говорим о достоинстве личности. Конституционное право, которое закреплено в ст.21 КРФ, вряд ли может служить материалом для регулирования регулятивных отношений между гражданами. Предполагается, что никаких прав и обязанностей по поводу достоинства человека у этого человека с другими людьми не возникает. Однако, если достоинство этого человека станет предметом ущемления со стороны других лиц, то вступят в действия нормы охранительного характера. Если будет идти речь о гражданско-правовых нормах, то они установят механизмы имущественного вреда, причиненного ущемлением достоинства – это моральный вред, который ущемляется по правилам гражданского законодательства. если достоинство личности будет нарушено, то оно может стать предметом охранительных уголовных правоотношений. И в том и в другом случае, регулятивности как таковой в этих нормах нет. они устанавливают защиту, охрану, а само отношение носит неопределенный характер, так не регулируется никакими отраслями. Причинами этому служат, в большинстве ситуаций, ускользающий от формального определения характер этих отношений. Как можно определить содержание правоотношений по поводу реализации достоинства личности. Наверное, это в принципе невозможно. Именно поэтому предметом регулятивных норм такие отношения не становятся. Государство устанавливает механизмы защиты, то предполагает, что нарушения соответствующих прав оно не должно допускать, но не допускает такого нарушения государство при помощи охранительных норм и соответствующих охранительных правоотношений. Государство предполагает возникновение неких обязанностей, связанных с соблюдением прав других людей и любого и каждого, но непосредственно эта обязанность не регламентирована, она остается общей, абстрактной и в этом отношении не может конкретизироваться в координатах ни одной, ни другой отрасли права. Получается, что права человека в каком-то смысле действуют горизонтально, т.е. определяют характер взаимодействия частных лиц между собой, но глобально они существуют как нормы, регулирующие взаимодействие гражданина и государства – т.е. вертикальные.
Тема 6. Нормативное содержание конституционных прав, свобод и обязанностей человека и гражданина
Классификация прав человека.
• По субъекту: 1) права человека и права гражданина; 2) права индивидуальные и права коллективные
• По содержанию: основные права – права-гарантии; материальные и процессуальные
• По способу регулирования и ограничения (или по способу осуществления и защиты): абсолютные и относительные
• По характеру взаимоотношений с государством: права-свободы (status negativus; негативные права); политические права (status activus); социальные права (status positivus; позитивные права)
• По сфере реализации: личные (гражданские); политические; экономические; социальные; культурные
Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет
Прямое действие (горизонтальный эффект) прав человека
Запрет злоупотребления правом.
Наша Конституция устанавливает запрет на осуществление прав, если этим осуществлением нарушаются права других. Но это не есть в строгом смысле злоупотребление. Злоупотребление – это использование права в противоречие с его действительным смыслом. В этом отношении, злоупотребление предполагает оценку того, ради чего граждан у представляется то или иное право и какое конституционно-правовой смысл. Если человек использует право в противоречие с его смыслом и в том числе, чтобы достичь иных целей и если они носят неправомерный характер (в широком понимании). Злоупотребление предполагает, что действия, которые формально не являются нарушением никаких правовых норм, все же предполагаются противозаконными, противоконституционными ввиду ненадлежащих целей, намерений их осуществления. Это оценочная категория и в нашем праве, где господствует юридический формализм, не очень часто применяется.
В отдельных отраслях российского права (гражданское законодательство) понятие злоупотребления правом есть и оно рассматривается как возможность приведения к ответственности того лица, которое использовало ГП с исключительной целью причинить вред другому лицу. Примерно в этом же контексте злоупотребление правами используется и за рубежом. Предполагается, что во многих странах романо-германской правовой семьи злоупотребление правом существует в рамках ГП. В публичном, в частности в конституционном праве, практически не используется. Это связано отчасти с тем, что не надо государству придавать слишком большого объема полномочий, чтобы государство не оценивало, в каких случаях человек использует сове право правильно, а в каких не правильно, так как это может перерасти в произвол и необоснованные ограничения прав. Тем не менее, проблемы злоупотребления правом это не снимает.
По-разному оценивается в разных отраслях права. С точки зрения КП права человека существуют как элемент взаимодействия личности и государства. Права человека непосредственно не отражаются на взаимодействии частных лиц между собой. Эти отношения напрямую правами человека не регулируются. Права человека слишком общие и абстрактные предписания для того, чтобы могли использоваться в конкретных взаимоотношениях между частными лицами. Поэтому государство, выполняя свои обязанности по обеспечению и защите прав человека, может соответствующие права сделать предметом как охранительных, так и регулятивных норм, устанавливая в каких-то случаях механизм их реализации и чаще всего, устанавливая механизмы защиты этих прав. Когда мы говорим о достоинстве личности. Конституционное право, которое закреплено в ст.21 КРФ, вряд ли может служить материалом для регулирования регулятивных отношений между гражданами. Предполагается, что никаких прав и обязанностей по поводу достоинства человека у этого человека с другими людьми не возникает. Однако, если достоинство этого человека станет предметом ущемления со стороны других лиц, то вступят в действия нормы охранительного характера. Если будет идти речь о гражданско-правовых нормах, то они установят механизмы имущественного вреда, причиненного ущемлением достоинства – это моральный вред, который ущемляется по правилам гражданского законодательства. если достоинство личности будет нарушено, то оно может стать предметом охранительных уголовных правоотношений. И в том и в другом случае, регулятивности как таковой в этих нормах нет. они устанавливают защиту, охрану, а само отношение носит неопределенный характер, так не регулируется никакими отраслями. Причинами этому служат, в большинстве ситуаций, ускользающий от формального определения характер этих отношений. Как можно определить содержание правоотношений по поводу реализации достоинства личности. Наверное, это в принципе невозможно. Именно поэтому предметом регулятивных норм такие отношения не становятся. Государство устанавливает механизмы защиты, то предполагает, что нарушения соответствующих прав оно не должно допускать, но не допускает такого нарушения государство при помощи охранительных норм и соответствующих охранительных правоотношений. Государство предполагает возникновение неких обязанностей, связанных с соблюдением прав других людей и любого и каждого, но непосредственно эта обязанность не регламентирована, она остается общей, абстрактной и в этом отношении не может конкретизироваться в координатах ни одной, ни другой отрасли права. Получается, что права человека в каком-то смысле действуют горизонтально, т.е. определяют характер взаимодействия частных лиц между собой, но глобально они существуют как нормы, регулирующие взаимодействие гражданина и государства – т.е. вертикальные.
Тема 6. Нормативное содержание конституционных прав, свобод и обязанностей человека и гражданина
Классификация прав человека.
• По субъекту: 1) права человека и права гражданина; 2) права индивидуальные и права коллективные
• По содержанию: основные права – права-гарантии; материальные и процессуальные
• По способу регулирования и ограничения (или по способу осуществления и защиты): абсолютные и относительные
• По характеру взаимоотношений с государством: права-свободы (status negativus; негативные права); политические права (status activus); социальные права (status positivus; позитивные права)
• По сфере реализации: личные (гражданские); политические; экономические; социальные; культурные
Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет
Горизонтальный эффект прав человека
Поскольку понятие «конституционные права и свободы» используется в различных отраслях знания и имеет разное содержание, постольку важно определить их юридическое знание (юридические свойства), что необходимо при взгляде на них как на регулятор общественных отношений.
К юридическим свойствам конституционных прав граждан РФ следует отнести:
А. Закрепление в Конституции РФ. Отбор прав, которые закрепляются в конституции, — весьма сложная задача. Включение того или иного права в текст конституции юридически выделяет его из всей массы прав и свобод, обеспечивая приоритетное значение. Конституция РФ 1993 г. запрещает толкование перечисленных в ней прав и свобод в духе отрицания и умаления других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина. Она, однако, не отрицает иерархию прав, в которой приоритет принадлежит правам «в соответствии с настоящей Конституцией» (ч. 1 ст. 17).
Нынешний перечень конституционных прав и свобод — самый обширный из известных конституционному праву не только России, но и большинства других стран мира.
Б. Конституционные права выражают отношения гражданина и государства, которое представляют его органы, в целом, поэтому они порождают для гражданина возможности, а для государства обязанности. Возведение того либо иного права в ранг конституционного не есть чисто техническая мера, связанная с особенностью его оформления. Не случайно международно-правовые документы в области прав и свобод человека нередко содержат оговорки об обеспечении тех или иных прав, особенно социально-экономических, в пределах имеющихся ресурсов (см. ч. 1 ст. 2 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах).
В. Конституционные права и свободы имеют указанное выше горизонтальное действие, т.е. оказывают влияние на отношения между гражданами, между гражданами и негосударственными организациями. В отличие от прямого действия в отношениях между гражданами и государством горизонтальное Действие конституционных прав и свобод не порождает конкретных обязанностей граждан, негосударственных организаций, но налагает на них общие обязанности (не нарушать права и свободы других лиц, соблюдать Конституцию и законы), а также оказывает влияние на частноправовой статус граждан и организаций (например, в акционерных обществах не действует принцип «один человек — один голос», но демократический принцип большинства голосов при принятии решений широко применяется).
Проблема горизонтального действия конституционных прав и свобод — один из ключевых вопросов российского права, без решения которого оно не сможет иметь системного характера, допуская параллельное, независимое действие, а нередко противодействие публичного и частного права.
Г. Субъективный характер конституционных прав и свобод, т.е. их принадлежность каждому гражданину РФ с учетом его праводееспособности.
Другая позиция по вопросу о юридических свойствах конституционных прав отрицает их субъективный характер. Сторонники этой позиции утверждают, что субъективное право существует только в конкретных правоотношениях, вне которых является правом объективным. Они полагают, что конституционные права :и свободы имеют своим адресатом не конкретного, а абстрактного гражданина1, имеют «безличный характер». Убедительную критику этой позиции дал Л.Д. Воеводин2 показав, что конституционные права и свободы есть разновидность субъективных прав. Аргументами в пользу такого вывода являются: а) признание конституционных прав субъективными, т.е. принадлежащими каждому гражданину, через конституционные формулировки, что в особенности подчеркивается использованием слова «каждый» при закреплении многих прав и свобод; б) судебная защита конституционных прав и свобод и связанная с нею возможность гражданина обратиться в суд с жалобой на нарушение конституционных прав и свобод; в) корреспондирование конституционному праву гражданина соответствующей обязанности государства, а в ряде отношений также обязанности другого гражданина; г) конституционные права являются абсолютными субъективными правами (хотя Л.Д. Воеводин оспаривает эту позицию, полагая, что конституционные права не являются ни относительными, ни абсолютными), т.е. носителям этих прав в качестве обязанных субъектов противостоит неопределенное число лиц, которые обязаны воздерживаться от какого-либо вмешательства в их осуществление.
В отличие от классических субъективных прав конституционные права и свободы:
а) по содержанию очерчены в общей форме, что, с одной стороны, позволяет разным людям в зависимости от интереса обладать различными аспектами одного и того же конституционного права, а с другой — дает простор для расширения содержания;
б) реализуются через конкретные правоотношения, общие правоотношения, а также вне правоотношений;
в) не погашаются и не возникают вновь, постоянно сохраняясь;
г) защищаются всеми отраслями права.
Выше уже показано историческое деление конституционных прав на «старые» и «новые», права первой, второй и третьей волны. В основе такого деления лежат объективные процессы общественного развития. Поскольку свободное и полное развитие личности возможно только в обществе, постольку общественное развитие обусловливает развитие института прав и свобод человека.
Старый либеральный перечень личных прав был дополнен правами политическими, социально-экономическими, в последнее время и общепланетарными (право на благоприятную окружающую среду, право на справедливый социальный и международный порядок, право на мир и т.д.). Нетрудно прогнозировать в перспективе появление прав и свобод четвертой волны, которые, по всей вероятности, будут связаны с развитием новых информационно-коммуникационных систем, необходимостью защиты человека от его электронного аналога.
Возможно деление конституционных прав и свобод с точки зрения их существа на материальные и процессуальные. Конституционное развитие показывает, что наблюдается расширение вторых, что в целом позитивно, но отчасти свидетельствует о пробуксовывании действующих механизмов осуществления конституционных прав и необходимости строительства дополнительных конструкций.
Представляет безусловный интерес деление конституционных прав с точки зрения гражданства, субъекта этих прав, и прежде всего деление на права человека и права гражданина.
По способам реализации конституционные права и свободы с определенной долей условности можно разделить на индивидуальные и коллективные, например, право на забастовку принадлежит конкретному работнику, но один человек не может бастовать.
Среди названных и других оснований классификации конституционных прав и свобод все-таки главным, продолжает оставаться деление их по сферам проявления активности человека. Человек проявляет себя в трех ипостасях: как личность, как общественный (политический) деятель и как создатель (потребитель) экономических и социальных ценностей. В международно-правовых актах нередко подчеркивается значение сферы культуры и культурных прав, но вычленить последние в отдельную группу практически едва ли возможно. Поэтому, отвлекаясь от разночтений в тонкостях наименований, конституционное права и свободы делятся на три группы: личные, политические (общественно-политические) и экономические (социально-экономические).
В новой литературе по российскому конституционному праву подчеркивается принципиальное значение перемещения личных прав и свобод с третьего места в приведенном перечне и позитивном конституционном закреплении на первое, а экономических соответственно с первого на третье. Смысл этой рокировки многие видят в перенесении центра тяжести с экономических прав на личные. Тем самым независимо от субъективных намерений авторов происходит если не противопоставление, то во всяком случае сопоставление, построение иерархии конституционных прав. В таких рассуждениях много политики и в идеологии. Если в советское время по идеологическим причинам подчеркивалось первоочередное значение социально-экономических прав, то сейчас они по тем же причинам отодвигаются на третье место. Такой подход не выдерживает критики с правовых позиций. Юридически не имеет никакого значения место конституционного права в перечне прав. Конституционные права юридически не могут сопоставляться, выстраиваться в иерархическом порядке. Каждое из них уникально, несопоставимо и незаменимо другим. Поэтому рассуждения относительно того, что важнее — право на труд или право на свободу и личную неприкосновенность — навеяны неюридическими соображениями.
Гарантии права на свободу и личную неприкосновенность в контексте концепции «горизонтального эффекта прав (Drittwirkung)»
Статья посвящена исследованию концепции «горизонтального эффекта» публично-правовых норм в контексте права на свободу и личную неприкосновенность по Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года. Авторы рассматривают понятие «горизонтальных прав человека», подразумевающих действие норм, касающихся прав человека, в равной степени как в отношениях между государством и частным лицом, так и в отношениях между частными лицами. В статье приводится обзор практики Европейского Суда по правам человека, затрагивающей концепцию «горизонтального эффекта прав (Drittwirkung)».
Ключевые слова: концепция «горизонтального эффекта прав», права человека, свобода, личная неприкосновенность, ЕСПЧ.
Guarantees of the right to liberty and security of person in the context of the concept of «horizontal effect of rights (Drittwirkung)»
Abstract: The article is devoted to the study of the concept of the «horizontal effect» of public law norms in the context of the right to liberty and security of person under the 1950 Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms. The authors consider the concept of “horizontal human rights”, implying the operation of norms relating to human rights, equally in relations between the state and a private person, and in relations between private individuals. The article provides an overview of the practice of the European Court of Human Rights concerning the concept of “horizontal effect of rights (Drittwirkung)”.
Keywords: concept of «horizontal effect of rights», human rights, freedom, personal integrity, ECHR.
Для определения содержания того или иного права необходимо, прежде всего, обратиться к вопросу о пределах (сфере) его действия. При этом говорить о пределах как такового права на свободу и личную неприкосновенность, на наш взгляд, не имеет смысла в силу чрезвычайной широты и значительной неопределенности данного вопроса. Разрешение подобной задачи в отрыве от анализа конкретных правовых гарантий данного права неизбежно переместило бы исследователя из юридического научного поля – в область философии. В рамках же настоящего исследования ставится задача определить пределы закрепленного в Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее — Конвенция) права на свободу и личную неприкосновенность, а соответственно речь пойдет о пределах действия соответствующей гарантии – ст. 5 Конвенции.
Каждая из выделенных граней пределов права на свободу и личную неприкосновенность – предметная, временная, пространственная и «субъектная», имеет различную степень «уникальности» по отношению к сфере действия других гарантированных Конвенцией прав, и в настоящей работе особое внимание будет уделено именно соответствующим особенностям рассматриваемого права, в меньшей же степени будут рассматриваться параметры, являющиеся общими для всех конвенционных прав и свобод.
Внимание же (пусть и незначительное) к данной теории в рамках настоящей работы обусловлено ее социальной привлекательностью, состоящей в том, что общественные отношения, являющиеся сферой реализации прав и свобод человека в реальной жизни, безусловно не ограничены «вертикальными» рамками «государство – человек». Было бы в связи с этим недопустимым считать, что право человека на свободу и личную неприкосновенность, как таковое, не корреспондирует в равной степени как обязанностям государства по воздержанию от произвольного вмешательства в данное право, так и соответствующей обязанности других людей. Вопрос лишь в том, считать ли данное положение справедливым именно для права, имеющего международно-правовой источник закрепления – в данном случае Конвенцию. Таким образом, не ставя перед собой задачу в рамках настоящей работы раскрыть полностью содержание данной теории и соответствующее различие в научных подходах к ее справедливости, все же видится необходимым рассмотреть возможность приложения основных ее положений к анализу сферы действия ст. 5 Конвенции.
В контексте данной теории применительно к праву на свободу и личную неприкосновенность в общем виде может быть поставлен следующий вопрос: каким образом гарантии ст. 5 Конвенции распространяют свое действие на защиту лиц от лишения их свободы в результате действий не государства, а частных лиц?
Тем не менее, на наш взгляд, косвенное действие предусмотренных ст. 5 Конвенции гарантий в отношениях между частными лицами все же можно проследить. Данный вывод связан с вопросом о наличии у государств позитивных обязательств [10] по обеспечению права на свободу и личную неприкосновенность. Поскольку данный вопрос имеет более широкое значение для рассмотрения пределов действия ст. 5 Конвенции, чем контекст рассматриваемой теории, далее будут анализироваться различные позитивные обязательства, возникающие у государств на основании данной статьи Конвенции, а в рамках одного из примеров речь пойдет и о «горизонтальном действии» предусмотренных ею гарантий.
Таким образом, завершая рассмотрение вопроса о предметных пределах права на свободу и личную неприкосновенность в контексте ст. 5 Конвенции, можно сделать вывод о том, что лишение свободы – это применяемая государством, либо находящаяся в сфере государственной ответственности по Конвенции, мера, состоящая в ограничении свободы лица, в условиях которого от лица требуется находиться в пространственных пределах, ограниченных определенным местом (в т.ч. на улице, в помещении, в транспортном средстве), при условии, что данная мера не является элементом содержания правового статуса лица.
Список использованной литературы
Сведения об авторах:
Данельян Андрей Андреевич, д.ю.н., доцент, заведующий кафедрой международного права Дипломатической академии МИД России.
Гуляева Елена Евгеньевна – кандидат юридических наук, доцент кафедры международного права Дипломатической академии МИД РФ.
Information about the authors:
Andrey A.Danelian, D-r of Law, Associate Professor, Head of the Department of International Law, Diplomatic Academy of the Russian Ministry of Foreign Affairs.
Elena E.Gulyaeva, Candidate of Law, Associate Professor, Department of International Law, Diplomatic Academy of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation.
[1] Эбзеев Б.С. Человек, народ, государство в конституционном строе Российской Федерации. М., 2005. С. 231.
[2] См.: Принципы, пределы, основания ограничений прав и свобод человека по российскому законодательству и международному праву: материалы круглого стола журнала «Государство и право» // Государство и право. 1998. №7. С. 25-26.
[3] См. об этом: Курдюков Д.Г. Индивидуальная жалоба в контексте Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. Воронеж, 2001. С. 104-119.
[4] См. об этой теории, в частности: Alkema E.A. The Third-Party applicability or “Drittwirkung” of the ECHR // Protecting Human Rights; the European Dimension. Köln, 1988. P. 33-45; Drzemczewski A. The Domestic Status of the European Convention on Human Rights; New Dimensions // Legal Issues of European Integration. No. 1. 1977. P. 1-85; The European System for the Protection of Human Rights / ed. by R.S. MacDonald et al. Deventer, 1993. P. 163-206.
[5] См.: Van Dijk P., Van Hoof G.J.H., Heringa A.W. et al. Theory and Practice of the European Convention on Human Rights. The Hague; London; Boston, 1998. P. 23.
[6] См., например: Eissen M.A. La convention et les devoirs des individus // La protection des droits de l’homme dans le cadre européen. Paris, 1961. P. 177.
[7] См.: Van Dijk P., Van Hoof G.J.H., Heringa A.W. et al. Op. cit. P. 23-26.
[8] См.: Application no. 10929/84, Nielsen v. Denmark, European Commission of Human Rights Report of 12 March 1987, § 102.
[9] Речь идет о том, что жалоба в ЕСПЧ может быть подана только в отношении государства (и ни в коем случае в отношении частных лиц) в соответствии со ст.ст. 33, 34 Конвенции. Не следует при этом путать в данном случае частных лиц, действующих в частном качестве, и частных лиц, которые согласно закону наделены определенными функциями государственной власти. Применительно к последним в литературе отмечается наличие обязанностей на основании ст. 5 Конвенции, абсолютно аналогичных по своему содержанию обязанностям правоохранительных органов. См.: Маковей М., Разумов С.А. Указ. соч. С. 33-34.
[10] О категории «позитивные обязательства» применительно к Конвенции см., в частности: Туманов В.А. Европейский Суд по правам человека: очерк организации и деятельности. М., 2001. С. 109-111; Право на жизнь, запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания: европейские стандарты, российское законодательство и правоприменительная практика / под ред. Л.М. Чуркиной; общ. ред. С.И. Беляева. Екатеринбург, 2005. С. 24-37; Conforti B. Exploring the Strasbourg Case-Law: Reflection on State Responsibility for the Breach of Positive Obligations // Issues of State Responsibility Before International Judicial Institutions / ed. by M. Fitzmauris, D. Sarooshi. Oxford, 2004. P. 129-137; Starmer K. Positive Obligations under the Convention // Understanding Human Rights Principles / ed. by J. Jowell, J. Cooper. Oxford, 2001. P. 139-159.
[11] Аналогичный подход по отношению к обязательствам государств на основании Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года применяет в своей практике Комитет по правам человека. См., например: CCPR General Comment No. 3 of 29 July 1981: Implementation at the National Level (Art. 2) // United Nations Human Rights Website. Treaty Bodies Database. URL: http://www.unhchr.ch/tbs/doc.nsf/0/c95ed1e8ef114cbec12563ed00467eb5?Opendocument (дата обращения: 01.03.19); CCPR General Comment No. 31 of 26 May 2004: Nature of the General Legal Obligation Imposed on State Parties to the Covenant // United Nations Human Rights Website. Treaty Bodies Database. URL: http://www.unhchr.ch/tbs/doc.nsf/0/58f5d4646e861359c1256ff600533f5f?Opendocument (дата обращения: 01.03.19).
[12] См.: Gomien D. Short Guide to the European Convention on Human Rights. 3 rd ed. Strasbourg, 2005. P. 16-19.
[13] См., например: Application no. 60272/00, Estamirov and others v. Russia, ECHR Judgment of 12 October 2006, § 118; Applications nos. 57942/00 and 57945/00, Khashiev and Akayeva v. Russia, ECHR Judgment of 24 February 2005, § 153; Application no. 77617/01, Mikheyev v. Russia, ECHR Judgment of 26 January 2006 § 104.
[14] См.: Красиков Д.В. Правовые позиции Европейского Суда по правам человека в отношении заключения под стражу в качестве меры пресечения // Закон. №1. 2009. С. 57.
[15] См.: Application no. 68007/01, Alikhadzhiyeva v. Russia, ECHR Judgment of 5 July 2007, § 87; Application no. 59261/00, Menesheva v. Russia, ECHR Judgment of 9 March 2006, §§ 54-56; Application no. 1748/02, Belousov v. Russia, ECHR Judgment of 2 October 2008, § 68.
[16] См.: Applications nos. 12713/02 and 28440/03, Lyanova and Aliyeva v. Russia, ECHR Judgment of 2 October 2008, § 123.
[17] В подобных случаях ЕСПЧ отмечает, что отсутствие документа, содержащего информацию о дате, времени и месте задержания лица, его имя, основания для задержания и имя человека, осуществляющего задержание, должны рассматриваться как несоответствующие требованиям законности и самой цели ст. 5 Конвенции. См.: Application no. 1748/02, Belousov v. Russia, ECHR Judgment of 2 October 2008, § 72; Application no. 5140/02, Fedotov v. Russia, ECHR Judgment of 2 October 2005, § 78; Application no. 59261/00, Menesheva v. Russia, ECHR Judgment of 9 March 2006, § 87; Applications nos. 12713/02 and 28440/03, Lyanova and Aliyeva v. Russia, ECHR Judgment of 2 October 2008, § 124; Application no. 20755/04, Akhmadova and Akhmadov v. Russia, ECHR Judgment of 25 September 2008, § 96.
[18] См.: Application no. 74237/01, Baysayeva v. Russia, ECHR Judgment of 5 April 2007, § 145.
[19] См.: Applications nos. 12713/02 and 28440/03, Lyanova and Aliyeva v. Russia, ECHR Judgment of 2 October 2008, § 124; Application no. 23286/04, Takhayeva and others v. Russia, ECHR Judgment of 18 September 2008, § 110.
[20] Следует отметить в связи с этим, что в соответствии с положениями Международной конвенции для защиты всех лиц от насильственных исчезновений 2006 года, арест, задержание и похищение представляют собой формы лишения свободы, независимо от того, осуществляются ли они «представителями государства или же лицами или группами лиц, действующими с разрешения, при поддержке или с согласия государства, при последующем отказе признать факт лишения свободы или сокрытии данных о судьбе или местонахождении исчезнувшего лица, вследствие чего это лицо оставлено без защиты закона». См.: ст. 2 Международной конвенции для защиты всех лиц от насильственных исчезновений 2006 года // Официальный сайт ООН. URL: http://www.un.org/russian/documen/convents/disappearance.html (дата обращения: 01.03.19).
[21] См.: Application no. 37680/97, Riera Blume and Others v. Spain, ECHR Judgment of 14 October 1999, § 35.
[22] Ходаковский Д.В. Международные институты по контролю за соблюдением прав и свобод человека. Параметры становления и развития в современном миропорядке // Государство и право. 2004. №12. С. 51-52.
[23] Создан на основании Европейской конвенции по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания 1987 года // Собрание законодательства РФ. 7.09.98. № 36, ст. 4465.
[24] См.: Applications nos. 57953/00 and 37392/03, Bitiyeva and X v. Russia, ECHR Judgment of 21 June 2007, §§ 117-118.
[25] См.: Application no. 10929/84, Nielsen v. Denmark, European Commission of Human Rights Report of 12 March 1987, § 102.
Добавить комментарий Отменить ответ
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.