и наконец увидишь ты что счастья и не надо было
Философская лирика.
Стихи о несбыточной мечте, стихи- воспоминание о юности
Печальные стихи
Ст-е состоит из 5-ти строф (всего 20 строк)
Размер: четырехстопный ямб.
Стопа: двухсложная с ударением на втором слоге.
1-я строфа-четверостишие.
Рифмовка- перекрестная;
рифмы-лет-мнений-нет сомнений
2-я строфа-четверостишие.
Рифмовка- перекрестная;
рифмы-года-всюду-тогда-чуду
3-я строфа-четверостишие.
Рифмовка- перекрестная;
рифмы-ты-было-мечты- хватило
4-я строфа-четверостишие.
Рифмовка-охватная, (опоясывающая);
рифмы-перелилась-чаша-наше-связь
5-я строфа-четверостишие.
Рифмовка-четверостишие
рифмы-улыбкой-вспоминать-зыбкой-звать
метафора:
чаша восторга перелилась через край; порывы юных лет,
и взрывы сил, и крайность мнений.
эпитеты:
нежная улыбка, творческий восторг, опасные года,
несбыточная мечта
И вновь — порывы юных лет,
И взрывы сил, и крайность мнений.
Но счастья не было — и нет.
Хоть в этом больше нет сомнений!
Пройди опасные года.
Тебя подстерегают всюду.
Но если выйдешь цел — тогда
Ты, наконец, поверишь чуду,
И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на пол-жизни не хватило,
Что через край перелилась
Восторга творческого чаша,
И всё уж не мое, а наше,
И с миром утвердилась связь, —
И только с нежною улыбкой
Порою будешь вспоминать
О детской той мечте, о зыбкой,
Что счастием привыкли звать!
Так. Я знал. И ты задул
Яркий факел, изнывая
В дымной мгле.
В бездне — мрак, а в небе — гул.
Милый друг! Звезда иная
Нам открылась на земле.
Неразлучно — будем оба
Клятву Вечности нести.
Поздно встретимся у гроба
На серебряном пути.
Там — сжимающему руки
Руку нежную сожму.
Молчаливому от муки
Шею крепко обниму.
Так. Я слышал весть о новом!
Маска траурной души!
В Оный День — знакомым словом
Снова сердце оглуши!
И тогда — в гремящей сфере
Небывалого огня —
Светлый меч нам вскроет двери
Ослепительного Дня.
И наконец увидишь ты что счастья и не надо было
Александр Блок
О, весна без конца и без краю.
О, весна без конца и без краю —
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
Показать полностью.
И приветствую звоном щита!
Принимаю тебя, неудача,
И удача, тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха — позорного нет!
Принимаю бессоные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздражала, пьянила весна!
Принимаю пустынные веси!
И колодцы земных городов!
Осветленный простор поднебесий
И томления рабьих трудов!
И встречаю тебя у порога —
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем бога
На холодных и сжатых губах…
Перед этой враждующей встречей
Никогда я не брошу щита…
Никогда не откроешь ты плечи…
Но над нами — хмельная мечта!
И смотрю, и вражду измеряю,
Ненавидя, кляня и любя:
За мученья, за гибель — я знаю —
Все равно: принимаю тебя!
Показать полностью.
Не знал я, что в лесу девичьем
Проходит память прежних дней,
И, пробудясь в игре теней,
Услышал ясно в пеньи птичьем:
«Внимай страстям, и верь, и верь,
Зови их всеми голосами,
Стучись полночными часами
В блаженства замкнутую дверь!»
Показать полностью.
Пройди опасные года.
Тебя подстерегают всюду.
Но если выйдешь цел – тогда
Ты, наконец, поверишь чуду,
И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на полжизни не хватило,
И только с нежною улыбкой
Порою будешь вспоминать
О детской той мечте, о зыбкой,
Что счастием привыкли звать!
За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты,- и каждый встречал
Показать полностью.
Другого надменной улыбкой.
Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом;
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.
Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и прямо.
Под утро их рвало. Потом, запершись,
Работали тупо и рьяно.
Потом вылезали из будок, как псы,
Смотрели, как море горело.
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела.
Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно.
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной.
Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть,- хуже
Твоих ежедневных бессильных потуг,
Твоей обывательской лужи?
Нет, милый читатель, мой критик слепой!
По крайности, есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой,
Тебе ж недоступно всё это.
Пускай я умру под забором, как пёс,
Пусть жизнь меня в землю втоптала,-
Я верю: то бог меня снегом занёс,
То вьюга меня целовала!
«И вновь – порывы юных лет…» А. Блок
И вновь – порывы юных лет,
И взрывы сил, и крайность мнений…
Но счастья не было – и нет.
Хоть в этом больше нет сомнений!
Пройди опасные года.
Тебя подстерегают всюду.
Но если выйдешь цел – тогда
Ты, наконец, поверишь чуду,
И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на полжизни не хватило,
Что через край перелилась
Восторга творческого чаша,
Что все уж не мое, а наше,
И с миром утвердилась связь, –
И только с нежною улыбкой
Порою будешь вспоминать
О детской той мечте, о зыбкой,
Что счастием привыкли звать!
Дата создания: 19 июня 1912 г.
Анализ стихотворения Блока «И вновь – порывы юных лет…»
Минорное звучание приобретают размышления о счастье, отраженные в зрелых блоковских произведениях. В «бурном ненастье» жизни счастье – кратковременный отдых, способ уберечь «усталую, глухую» душу от самоубийства и сумасшествия.
В стихотворении 1912 г. поэт моделирует два варианта ценностных представлений. Первый из них характерен для «опасных лет» юношества. Непримиримость, категоричность, «крайность суждений», запальчивость – особенности возрастного мировоззрения перечислены в начальном двустишии.
Максимализму молодых противопоставлена философская доктрина, которая явилась результатом жизненных испытаний. Ее тезисы совпадают с мнением лирического «я», выступающего выразителем взвешенного подхода к обсуждению «вечных» вопросов.
Не отвлекаясь на посторонние рассуждения, субъект речи сосредоточивается на центральной проблематике произведения – поиске счастья. О принципиальной невозможности гармоничного существования человека сказано в зачине, и этот постулат представлен как наиважнейший аргумент, ставящий под сомнение целесообразность юношеских метаний.
В центральном эпизоде формулируется вывод, иронически названный «чудом»: человек, которому удалось распрощаться с заблуждениями молодости, осознает несбыточность собственных надежд. Возвышенно-отвлеченный образ чаши, переполненной «восторгом творческим», иллюстрирует эфемерность юношеских намерений.
Духовное возмужание приносит и положительный эффект. На смену эгоистичным взглядам приходит время примирения с традициями общества и законами окружающего мира. Глубокая мысль выражена при помощи лаконичной фразы «не мое, а наше», демонстрирующей преодоление проявлений индивидуализма.
Погоня за несбыточным счастьем становится одним из эпизодов жизненного пути лирического субъекта. Какие эмоции вызывают воспоминания о ней? Снисходительная улыбка повзрослевшего героя наделяется определением «нежная» – тихая, ласковая, полная светлой грусти. В финальном двустишии появляются окончательные характеристики «вечной» категории: «детская мечта», «зыбкая» надежда.
Трагическое звучание философской темы смягчается гуманистическим пафосом, интонациями мудрого приятия, примирения с вечным ходом времени. Выводы блоковского героя вторят пушкинским строкам, в которых место недостижимого идеала занимают более приземленные, но реалистичные «покой и воля».
А зори здесь тихие
И вечный бой. Покой нам только снится.
Не дается она, без платка-то…
— А вы шлите непьющих. Непьющих, и чтобы на счет женского полу…
— Евнухов что ли?
Вытряхивайся в распоряжение штаба!
А тебе, Васков, я пришлю таких, которые от самогонки и юбок нос воротят живее, чем ты.
— Зенитчики, между прочим, по хатам жили.
— Так то — зенитчики, а мы — зенитчицы.
— Кстати, о помещеньице-то побеспокойтесь.
— Каком помещеньице?
— Кустов поблизости не наблюдается.
Военнослужащим женского пола разрешается сушить белье на всех фронтах. Именно в целях маскировки.
— А то окопались тут, да еще командуете.
— Это хто окопалси? Это он окопался? Да из его еще подсчитаешь, шашнадцать осколков не вынутые. Да ты на его грудь глянь — почище, чем у тебя будет. Побольше блестит. Окопалси!
— Что ж они сразу по двум бьют — дурёхи. В один надо было целить, в один!
— Указывает! Девки воюют, а ты, как таракан, в щель забился — герой. Ты туда иди, к ним. Чего середь баб растопырился?
— Помолчи! На войне у каждого свое место.
— Попали! Попали! Так их, девоньки, так!
— Вот когда моя работа началась.
— Куда?
— Живьем возьмем.
— А у меня в конце четвертого класса медведь отца заломал.
— При чем здесь медведь?
— Я старшой. Окромя меня семь ртов. Пришлось образование закончить. А у них поди у всех по десять классов. От десяти четыре, будет шесть. Выходит я от них набольше отстал, чем сам имею. Не могу я с ними, товариц майор, отправьте меня на передовую.
— Ты зачем от награды отказалась?
— У меня свой личный счет имеется.
— Нет, правда, девчат, а чем комендант не мужик? Надо его по жребию разыграть.
— Да ну, бродит по деревне пенек замшелый, в запасе двадцать слов, да и те из устава. Несерьезно.
Я между прочим, товарищ старший сержант, очень нервная. И терять мне нечего!
Мы на кордоне совсем одни жили. Отец лесник был. Мне мама всегда говорила: «Ты верь, доченька, верь. Может и придет оно завтра, счастье-то, не обойдет тебя стороной».
— Что, скучно?
— Скучно.
— Глупостей не надо делать даже со скуки.
Ты верь, Лиза, обязательно верь. Может, и верно счастье-то рядом ходит… И придет оно к тебе завтра. Только обратной дороги к нему нет.
(Стихи)
Пройди опасные года!
Тебя подстерегают всюду,
Но если выйдешь цел — тогда
Ты, наконец, поверишь чуду.
И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на полжизни не хватило.
Что через край перелилась
Восторга творческого чаша.
Что все уж не мое, а наше,
И с миром утвердилась связь, —
И только с нежною улыбкой
Порою будешь вспоминать
О детской той мечте, о зыбкой,
Что счастием привыкли звать!
— Ой, Женька, ты русалка!
— У тебя кожа прозрачная, хоть скульптуру лепи.
— Красивая.
— Такую фигуру в обмундирование паковать!
В солдатской жизни баня — первое удовольствие.
— Хорошее белье — моя слабость.
— Вот оденешь эту слабость — я влеплю тебе наряд вне очереди.
— А что, давайте бал устроим!
— Давайте.
— С какой такой радости?
— А не с радости — так назло!
— Да щас мужичка хоть какого-нибудь завалящего…
— Нет, бабоньки, а я завтра все-таки коменданта прижму в темном местечке.
— Да уж, если она-то прижмет, от него только одни усы останутся.
— Хватит глупости болтать. Еще услышу — настоитесь на часах вдоволь.
— Зря, Ритуль, пусть себе болтают.
— Пусть влюбляются — слова не скажу. А так, по углам лизаться — не понимаю.
(Песня)
Он говорил мне: «Будь ты моею,
И стану жить я, страстью сгорая».
Прелесть улыбки, нега во взоре
Мне обещают радости рая.
Бедному сердцу так говорил он,
Бедному сердцу так говорил он,
Но не любил он, нет, не любил он,
Нет, не любил меня!
— Знаете, товарищ старшина, есть вопросы, на которые женщина отвечать не обязана.
— Нету, нету здесь женщин. Есть бойцы и есть командиры. Война идет. И покуда она не кончится, все в среднем роде ходить будем.
— То-то у вас постелька до сих пор распахнута, товарищ старшина среднего рода.
— Мне показалось…
— Креститься надо, коли что кажется!
— В случае обнаружения противника и чего-нибудь непонятного, кто там по-звериному или по-птичьему кричать может?
— Гав-гав!
— Я серьезно спрашиваю! В лесу голосом сигнал не подашь. У немца тоже ухи есть.
— Я умею.
— По-какому?
— По-ослиному: «Иа-иа-иа-иа».
— Ослы здесь не водятся. Ну ладно, давайте крякать учиться, как утки.
Эх, бабы-бабы. Мужику война — это как зайцу курево, а уж вам-то…
— Что случилось?
— Коли б что случилось, то б уж вас на том свете архангелы встречали.
Тут слева и справа трясина — маму позвать не успеете.
— Глубоко там?
— Местами по… В общем, по это самое… Вам по пояс будет.
— А пиявки тут есть?
— Никого тут нет, погибельное место, мертвое.
Я мокрая до самых… В общем, вам по пояс будет.
— Не замерзли?
— Все равно погреть-то некому.
— Щас от тебя пар пойдет.
— Ну что, Комелькова, согрелась?
— Пара не видно пока.
— Монах тут жил, безмолвие искал.
— Безмолвия тут хватает.
И вечный бой. Покой нам только снится.
Сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица
и мнет ковыль.
С немцем хорошо издали воевать. Пока вы свои карабинчики передернете, он из вас сито сделает.
— Нечего мне кусочки подкладывать. Наворачивай, как бойцу положено.
— Я наворачиваю.
— Вижу, худющая, как весенний грач. Ноги не держат.
— У меня конституция такая.
— Конституция… Вон у Бричкиной — такая же конституция, как у нас у всех, а всё при всём. Есть на что приятно поглядеть.
А вот насчет того, что они тоже люди — это я как-то не подумал.
(Стихи)
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы — дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.
Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы —
Кровавый отсвет в лицах есть.
— Ты на камнях-то не сиди. Они остынут скоро, начнут из тебя тепло тянуть, шинельку подстилай.
— Хорошо, товарищ старшина, спасибо.
— А в голос все-таки не читай. Вечером воздух сырой тут, плотный, а зори здесь тихие. И потому слышно аж на пять верст.
— Так примешь или разбавить?
— Че это?
— Микстура.
— Микстура? Спирт.
— Спирт.
— А я не буду.
— Пей!
— Не буду я.
— Пей, без разговору. Приказываю — пей… Пей!
— Ой, мамочка!
— Не дыши. Мама у тех будет, кто войну переживет.
— Ой, голова побежала.
— Ничего, завтра догонишь.
Преступили они законы человеческие и тем самым сами вне всяких законов оказались.
Тут привыкнуть надо — душой зачерстветь.
А главное — детишек могла бы нарожать, а они бы внуков и правнуков. И не оборвалась бы ниточка… А они по этой ниточке ножом.
Не в цацки играем. О живых думать надо. На войне только этот закон. Приказываю надеть сапоги.
Спасибо тебе, младший сержант, за секундочку, что мне дала. За ту секундочку до гробовой доски положено водкой поить.
А что до трусости, так ее не было. Трусость, девчата, только во втором бою видно, а это растерянность, просто от неопытности. Верно, боец Четвертак? Слезы и сопли утереть приказываю.
Война ведь это не просто — кто кого перестреляет, война — это кто кого передумает.
В уставе что сказано? Командир ведь это не только военачальник, он еще и воспитателем быть обязан.
Звери они о двух руках, о двух ногах, лютые звери — фашисты, одно слово.
Это тебе не казаки-разбойники, это война.
Да какой я вам теперь товарищ старшина, сестренки. Я вам вроде как брат родной, так зовите Федот или просто Федя, как маманя звала. Имечко-то у меня не круглое, ну да уж какое есть.
Граната без запала — кусок железа. Булыжник — и тот больше стоит.
Приказываю всем бойцам и себе лично держать фронт! Держать, даже когда сил не будет, все равно держать. На этой стороне немцам земли нету. Потому что за спиной у нас Россия, Родина значит, проще говоря.
жизнь-156
О! Нету воли жить, и умереть нет сил!\ Да, все уж допито. Брось хохотать, Вафилл. \ Все допил, все доел. Но продолжать не стоит. В МАНЕРЕ НЕКОТОРЫХ\\ Томление. Поль Верлен. Перевод Г. Шенгели
О, гаревые колоски,\О, пережженная полова,Дожить до гробовой доски\И не сказать за жизнь ни слова? Григорий Корин Какой-то должен разговор
О, жизнь моя без хлеба,\Зато и без тревог!\Иду. Смеётся небо,\Ликует в небе Бог. Федор Сологуб “Родине\Пятая книга стихов” 1906 О, жизнь моя без хлеба,
О, жизнь моя, не уходи,\Как ветер в поле! \Ещё достаточно в груди\Любви и боли. \Ещё дубрава у бугра\Листвой колышет,\И дальний голос топора\Почти не слышен. Анатолий Жигулин 1980 О, ЖИЗНЬ МОЯ, НЕ УХОДИ.
О, жизнь моя,\ мой сладкий плен — \ молитва, нищенство, отвага, \ вся в черных буковках бумага. \ И ожиданье перемен. Николай Панченко
О, как мы жили! Горько и жестоко!\Ты глубже вникни в страсти наших дпен. \Тебе, мой друг, наверно, издалека\Все будет по-особому видпей. Михаил Дудин
О, легкая слепая жизнь!\ Ленивая немая воля!\ И выпеваешь эту даль, как долю,\ и, как у люльки, доля над тобою\ поет. Прощайте! Набирает высь\ и неизбежность нежное круженье,\ где опыт птичий, страх и вдохновенье\ в одном полете голоса слились. Марина АКИМОВА «ДЕНЬ и НОЧЬ» N 3-4 2005г.
О, нищенская жизнь, без бурь, без ощущений, \Холодный полумрак, без звуков и огня. \Ни воплей горестных, ни гордых песнопений, \ Ни тьмы ночной, ни света дня. Константин Бальмонт Из сборника “ПОД СЕВЕРНЫМ НЕБОМ” 1894 БОЛОТО