инст отари гогиберидзе решил что
Чем опасна инстаграм-косметология и хирургия
Сколько раз в день, прокручивая ленту Instagram, вы замечаете аккаунты с привлекательными обещаниями «ботокс за 1000 руб.» или «новая грудь за один день»? А как часто попадаются профили пластических хирургов и еще чаще — косметологов с десятками тысяч подписчиков? Соцсети сбивают с толку сегодняшнего потребителя пластических и косметологических услуг. Количество информации, в том числе визуальной — фото до и после или видео с результатами процедур, — буквально зомбирует. Но по факту может оказаться, что вместо клиники вы придете на прием в обычный салон красоты, а в ответ на просьбу показать сертификат филлера услышите невнятное мычание. Отари Гогиберидзе считает, что в эпоху соцсетей выбирать пластического хирурга и косметолога нужно с особой осторожностью.
— Сегодня в одной только Москве масса пластических хирургов, активно продвигающих себя через социальные сети. Стоит ли им доверять?
— На рынке пластической хирургии появилось огромное число молодых специалистов c раскрученными инстаграм-аккаунтами. Кого-то я знаю даже лично. Читаю в шапке профиля: «Стаж — 10 лет в хирургии». И ведь правду пишет — стаж соответствует действительности, вот только в пластической хирургии он работает всего год-полтора. И с чем работает? С тем, что раскручивает его лучше всего, — с увеличением молочных желез. Грубо говоря, сидит на потоке, набирая пациентов за счет низкой цены. Между собой, хирургами, мы смеемся и называем такие инстаграм-аккаунты продавцами нижнего белья.
— Получается, люди принимают подобный самопиар, все эти эффектные фотографии с результатами работ, за чистую монету.
— В своем инстаграме ты сам себе хозяин и волен нести всякую чушь. Ей как раз и верит огромное число пациентов. Раньше, чтобы попасть в пластическую хирургию, нужно было сначала стать своим в определенном кругу профессионалов, которые, в свою очередь, должны были научить, поделиться накопленным опытом и ценными знаниями. А сейчас что? Доктора, которые всю жизнь были общими хирургами, резко стали пластическими! И пишут у себя в профилях, что делают и ринопластику, и липосакцию, и увеличение груди. Хорошо, если они хотя бы подтяжку умеют делать.
— Какие ошибки вы чаще всего исправляете после таких докторов?
— В основном ко мне приходят пациенты после рино- и маммопластики. Поток большой. Часто думаю: «Ну когда же ко мне придет пациент не на вторичную, а на первичную операцию?». Вторичное вмешательство всегда сложнее поддается реабилитации. И здесь не менее важно попасть действительно к профессионалу.
Есть еще проблема, связанная с молодыми хирургами: они всегда действуют по отработанному шаблону, потому что по-другому не умеют. Выдают свой двухгодичный опыт за авторские методики. Берутся за пациента и начинают упорно козырять плюсами своей техники: якобы все сделают незаметно, наименее травматично. А вот когда они допустят ошибки, ни один коллега с тридцатилетним опытом не захочет им помочь. Большинство молодых хирургов даже не понимают значения слова «коллегиальность». Думают, таким способом мы прикрываем друг друга. На самом деле это возможность обратиться к коллеге за помощью во благо пациента.
— Летальные исходы могут быть?
— Летальный исход возможен в любой хирургии. Можно пойти удалять ноготь и получить анафилактический шок. Может начаться аллергическая реакция, элементарная остановка сердца во время операции. Знаете, часто слышу, что анестезиолог делает наркоз, не перепроверив анализы. В моей клинике это невозможно. Когда меня или моих врачей что-то смущает в анализах, пациент либо пересдает их, либо мы отправляем его к гематологу. Это медицина, а не просто «сделай нос, недельку поноси повязочку — и все, ты красавица». Да ничего подобного. Год будете восстанавливаться.
— Неужели все молодые кадры гонятся только за популярностью, а не за опытом и качеством?
— Конечно, нет. Мы, например, взрастили в клинике не одного профессионала. Я никогда никого не ищу, люди сами приходят ко мне за знаниями, просятся ассистировать. Беру под свое крыло не всех. Талантливые оседают надолго. Был у меня давно молодой парень — сейчас один из лучших хирургов Приморского края, во Владивостоке. В нашей клинике работает перспективный пластический хирург Данила Лупин. Его порекомендовала посмотреть знакомая. Он мне понравился еще на первой встрече, приятно удивила грамотная речь. Посмотрел на его работу — ответственный, знает, чего хочет, а это очень важно. Он хирург, умеет делать многие вещи, ведет лекции по определенным методикам, ездит с ними по миру. Быстро схватывает новую информацию. Сейчас к нему приходят уже свои клиенты. Он отлично делает блефаропластику, липосакцию и маммопалстику. Плюс владеет методом нитевого лифтинга. Я скептически отношусь к такому способу, но есть пациенты, кому этот метод омоложения показан и дает бесспорный результат.
— У вашей клиники достаточно активный инстаграм-аккаунт. Кто его ведет?
— Моя жена, Яна Лапутина, она директор по развитию клиники. Все, что с связано с контентом, — ее территория. Там и работы косметологов, и хирургов, и общественная деятельность клиники. Что касается меня, я свой номер телефона не сразу вспомню, он мне нужен, только чтобы сказать «алло».
— А как вы относитесь к тому, что ваши косметологи ведут инстаграм-аккаунты, где выкладывают свои работы?
— Мы с ними долго боролись за то, чтобы они их начали вести. Ценность таких постов в том, что наши сотрудники пишут грамотные тексты, дают очень правильную информацию. А мы уже делаем репост.
Когда мне рассказывают, что доктор не вылезает из операционной, — все это полная чушь. Видимо, он слишком долго оперирует, только если из-за этого
Интервью с выдающимся пластическим хирургом современности – Отари Гогиберидзе о том, бывают ли мужчины в его кабинете, для чего становятся пластическими врачами и что самое интересное в такой работе. Не переключайтесь – будет интересно!
Интервью с выдающимся пластическим хирургом современности – Отари Гогиберидзе о том, бывают ли мужчины в его кабинете, для чего становятся пластическими врачами и что самое интересное в такой работе. Не переключайтесь – будет интересно!
Отари, расскажите, пожалуйста, про детство. Кем Вы мечтали стать в детстве?
Буквально с 6-го класса я мечтал стать врачом. Получилось это очень просто – в 12 лет я попал в больницу с элементарной травмой и там мне безумно понравился образ доктора – хирурга.
С 15 лет я пошел на Учебно-производственную практику на маленькую ставку простым санитаром, чтобы попробовать, насколько медицина мне подойдет. Я попал в четвертый роддом г. Москвы. И именно там, разгребая грязные пеленки, я понял, что работа врача мне безумно интересна. Около 3-х лет с 9-ого класса я параллельно с учебой работал санитаром.
После школы, когда поступал учиться, я точно знал, что буду хирургом, но каким хирургом – я тогда не представлял. Уже в конце обучения, я стал дежурить в больнице. У нас здорово была построена система обучения в «Дружбы народов» – мы могли приходить на дежурства, ассистировать докторам. Конечно, мы сами ничего не оперировали, но мы знали, что можем помочь – и так мы учились.
Ближе к окончанию учебы появилась возможность попасть на кафедру челюстно-лицевой хирургии. Мне там очень понравилось и я пошел в ординатуру. В Москве сейчас ведущие пластические хирурги – это выпускники нашей кафедры. И я все время видел, как работают пластические хирурги, как они выглядят, какие у них пациенты. Так я стал заниматься пластикой и мне все это очень подошло.
Мама и папа у Вас чем занимались?
Мама – математик, папа – химик по образованию.
А они не были удивлены Вашим выбором?
Нет. Никто не был против. Очень спокойно отнеслись: «Если ты хочешь – давай». Я считаю, что профессия эта хорошая, многоотраслевая. Она дает очень большие знания. Я бы сказал, что медицинское – это, наверное, лучшее образование, которое можно получить. Потому что помимо анатомии, биологии, физики, химии, ты должен сдавать экзамены и по литературе, и по русскому языку. Ты должен обязательно изучать историю медицины, а это захватывает еще больше интересных моментов. Мы изучали философию, экономику, латинский и английский языки. «Дружба народов» тем более славилась тем, что у нас было два диплома: я по одному диплому – врач, а по второму – «переводчик с русского на английский, с правом преподавания специальности медицина». Поэтому здесь я получил достаточно широкое образование и кругозор появился всеохватывающий.
Очень здорово. А как сегодня проходит день после такого разностороннего образования?
Всегда практически одинаково. Работаю я с понедельника по пятницу включительно – пять дней в неделю. Приезжаю на работу – у меня уже сидят пациенты, которые были прооперированы. Я начинаю их принимать, проводить осмотры, перевязки, инъекции – все что необходимо, мы делаем.
Потом я обязательно смотрю уже поступивших клиентов – мы еще раз проговариваем ход операции, фотографируем – это неотъемлемая часть нашей работы. При необходимости наносим разрисовку, то есть схему на тело пациента – границы, разрезы и т.д.
До этого с ним беседует анестезиолог – реаниматолог, который будет давать наркоз. После этого внутримышечно делают инъекции, чтобы у пациента пропал страх и он стал спокоен. Дальше я захожу в операционную, провожу операции. После этого заканчиваю свой операционные день, и дальше уже идет снова прием. Это может быть прием-консультации новых пациентов, или осмотр уже прооперированных. В день в среднем от 25 до 40 человек проходит перед глазами.
Понятно. А со скольки до скольки рабочий день примерно?
Обычно я начинаю работать с половины 11-ого утра, т.к. это коммерческая медицина и здесь поспокойнее все, и примерно к 20-00 я заканчиваю.
Хорошо. А почему все-таки Вы выбрали именно пластическую хирургию?
Пластическая хирургия – это широкое понятие. Сюда входит реконструктивная хирургия, ожоговая хирургия и т.д. А я занимаюсь именно эстетической хирургией, направленной на создание красоты, т.е. у меня априори здоровый пациент, который должен от меня уйти также здоровым, но с какими-то внешними изменениями. Я провожу операции, направленные на устранение возрастных изменений либо на устранение приобретенного или врожденного дефекта у пациента.
А какие-то сложности есть в Вашей профессии?
Самое сложное в нашей профессии – донести до пациента, как все будет. Он сначала может внимательно выслушать, кивать, а после у него возникают вопросы: «Что ж я наделал? Почему у меня синяки?». Как будто он или она в парикмахерскую пошла стрижку подровнять. Моя работа многогранна – я не только хирург, но еще и психолог. Я должен знать, как подобрать правильные слова к каждому пациенту. Я должен максимально держать себя в руках. Это очень важно, потому что, на самом деле, это и есть залог нашего успеха.
А многие ли после беседы с Вами решают, что такие последствия, как синяки, восстановительный период не стоят того, чтобы ложиться на операционный стол?
Есть такой процент и он немаленький – где-то 5-7% клиентов, которых нужно отговорить, если человек не уверен в себе и не особо понимает, что правда ему нужно делать эту операцию.
А как при таком плотном графике у Вас обстоят дела с отдыхом?
Поскольку это моя клиника и я сам себе хозяин, то я когда захочу, тогда и отдыхаю, но при этом я должен считаться с пожеланиями пациентов. В среднем в неделю проходит 15–17 операций, иногда 19. На этой неделе – 14, прошлая была – 16, позапрошлая была – 19. Для меня очень сложно себе время выделять, но все-таки, если ты уважаешь себя и свой труд и не хочешь для пациентов быть в разбитом состоянии, то ты должен все организовывать таким образом, чтобы найти еще время на отдых.
Раз в полтора месяца я отдыхаю какое-то время – обычно мне достаточно два-три дня для перезагрузки. Летом я обязательно целый месяц ничего не делаю. Первую неделю не отпускает – такое ощущение, что нужно в операционную, потом две недели я в разгрузочном состоянии: «вот наконец-то наступила прекрасная пора – лето и все хорошо, все замечательно». И вдруг наступает момент, когда понимаешь, что самого уже тянет в операционную.
Каждое лето мы обязательно с семьей отдыхаем на море в Италии. Зимой мы едим в Баден-Баден. Помимо того, что там горный воздух и хорошо погулять, подышать – там еще есть условия для моих ног, т.к. они устают. В Грузию часто очень езжу. Я люблю колесить по разным странам. Мы ездим по конференциям, а это, поверьте, весь мир охватывает, это может быть и Канада, и Бразилия, и Австралия, и что угодно, куда только не занесет.
Плюс я занимаюсь спортом. Если есть возможность, я стараюсь плавать. Плавание очень хорошо разгружает вены, расслабляет ноги и дает успокоение. И еще я занимаюсь кудо – это смесь карате, бокса и дзюдо.
Хорошо. Вы, упоминая про пациентов, сказали в первую очередь – девушки, потом – мужчины. Какое примерно соотношение?
Около 5–7% составляют мужчины, не больше.
Хорошо. И самый важный вопрос проекта. Что бы Вы им посоветовали делать тем, кто еще не нашел свое место?
Я считаю, что человек должен любить дело, которым он занимается. Профессионалом ты можешь стать, если а) много работаешь в своей области; б) если ты любишь свою работу, именно любишь – получаешь удовольствие; в) если у тебя есть правильный выход, т.е. правильный результат твоей работы. Все это достаточно просто узнать.
Если ты любишь, то ты с улыбкой и с гордостью идешь на свою работу, если ты любишь, ты выполняешь свою работу на отлично, потому что ты умеешь ее выполнять.
Если ты видишь человека, довольного результатом работы, это значит, что ты от этого кайфуешь сам. И вот это самое основное – как твой результат оценивается другими. Пирожки ты делаешь, носы ты оперируешь, машины чинишь, в космос ты летишь – не важно, все одинаково. Главное, чтобы ты выдал одинаково хороший результат.
Отари Гогиберидзе — о том, почему нельзя удалять комки Биша и идти к пластическим хирургам из Instagram
С 1995 года Отари Гогиберидзе — практикующий хирург, сегодня клиника «Время красоты» — его второй дом, где он и оперирует, и общается с журналистами. В интервью Posta-Magazine Отари объяснил, как важно доктору уметь думать и отказывать своим пациентам и почему в пластической хирургии нет трендов.
Каждые три года косметологам и пластическим хирургам презентуют какой-то новый материал и обещают чудо, и только опытный доктор может принять правильное решение, использовать его в своей работе или нет.
Интервью с главным врачом клиники «Время красоты» Отари Гогиберидзе было назначено на два часа дня. Что вы обычно успеваете к этому времени? В тот день Отари сделал две операции (это была пластика груди)! После интервью его ждали еще 11 человек на осмотр и консультацию, за ними — еще одна операция. В ординатуру по челюстно-лицевой хирургии, где помимо травмы есть обязательный раздел — эстетика, он попал после отделения общей хирургии. И уйти уже не смог. Начал оперировать в 1995 году, и с 2003-го и по сегодняшний день через его руки и скальпель проходят больше 550 пациентов в год. Мы начали считать вместе количество операций на его счету, но бросили на десяти тысячах.
Майя Белоглинская: Отари, пока я вас ждала, заметила, что в очереди сидел мужчина. Много их к вам приходит?
Отари Гогиберидзе: Нет, мужчин немного, процентов пять, как и много лет назад. Но тут многое зависит от доктора: я себя отношу к женским хирургам и поэтому с девушками работаю гораздо чаще. Современные мужчины делают все то же самое, что и женщины, это если говорить про косметологию и уход, а если про пластику, то самые популярные операции — это пластика ушных раковин и носа. Правда, лопоухость уже почти все убирают в детском возрасте, для этого есть хирурги со специальной лицензией, а вот нос правят во взрослом. Ведь чего только с мужиками не происходит — мы и падаем, и деремся. У меня у самого несколько переломов носа, я занимался кудо.
«Практически у всех девушек сегодня сделанные губы. Все что-то делают, все занимаются «улучшайзингом», и это нормально»
— И вы себе делали пластику? Просили кого-то из коллег?
— Нет и не буду, внешний вид моего носа меня устраивает. Если бы мне была показана операция по состоянию здоровья, это другое дело. Да и потом, я просто боюсь. Я вообще врачей боюсь. (Смеется.) Мне же приходится сдавать анализы как хирургу, проходить медкомиссии. Я не из тех мужчин, которые, увидев прыщик, бегут к дерматологу, а если перед глазами пролетит мушка — проверять давление. Врачи — как те кондитеры, которые часто пекут вкуснейшие торты, но не едят сладкое в принципе.
— Эстетическая медицина сегодня чувствует себя все более уверенно: филлерами можно исправить даже форму носа. Где та грань, когда косметолог уже бессилен и нужен скальпель?
— Филлерами сегодня можно скорректировать многое, но это все равно не будет ринопластикой. Весь ужас начинается тогда, когда вы попадаете к косметологу, который рассказывает, что заколет вам нос разработанными лично им препаратами, они растворят хрящи, уменьшат кончик носа, эффект — до конца ваших дней. А состав вводимого препарата тайный, и я его не скажу, чтобы им не пользовались конкуренты. Помните, что вы как потребитель всегда можете попросить раскрыть состав препарата, который доктор собирается использовать. Разумным должен быть сам пациент: небольшую горбинку или несовершенства кончика носа можно подкорректировать филлерами, но все это временно. Сколько у вас продержится филлер, зависит от питания, метаболизма, занятий спортом. У кого-то филлер уйдет через три недели, у кого-то — через несколько лет. Сегодня появились «красавицы», доктора в кавычках, которые непонятно что колют, а мы потом чистим все это, выгребаем. Иногда меня спрашивают: почему так дорого, Отари? Я отвечаю: у вас хватило ума сделать себе губы где-то на дому в непонятных условиях за 3000 рублей у какой-то шарлатанки? Теперь расплачивайтесь.
— Вы против инъекций?
— Нет, я очень даже за. Есть хирургические операции, которые издавна описаны, а есть эстетическая медицина, которая тоже не стоит на месте. И я ей только благодарен, так как она ограничивает количество пациентов, которые раньше шли на операции. Сейчас почти нет девушек, которые прибегают и кричат «Сделайте мне подтяжку в 35 лет!» Слава богу, есть аппаратная косметология, есть рассасывающиеся мезонити, нитевые лифтинги, появилось огромное количество филлеров, которыми можно работать и «строить» ими лицо. Если ты — грамотный дерматокосметолог со вкусом, ты не сделаешь куклу с накаченными скулами и губами, гладким лбом, как будто она только из-под полировочной машины вышла. Я как пластический хирург никогда не смогу сделать лоб таким гладким,
я работаю с другими, более глубокими слоями кожи, с мышечно-связочным аппаратом.
Когда я должен поднять бровь, я должен убрать излишки кожи у верхнего и нижнего века. Хирург не работает с мелкой морщинистой сетью, с углом подчелюстной области: когда я понимаю, что пациентке еще рано делать операцию и она может пойти на аппаратную процедуру, я всегда ей об этом скажу.
— Расскажите про комки Биша? В один момент все их бросились удалять, а теперь просят вернуть все обратно. Почему?
— Я говорил и считал всегда, что комки Биша удалять нельзя. Последний раз комок Биша я удалял в 1997 году. Помню, давным-давно мы с профессором проводили челюстно-лицевую реконструктивную операцию, пошло опущение этого мешка: во время разреза вдруг выпал комочек жира, и профессор взял и аккуратно его заправил. Я спросил тогда — в чем дело?
Он ответил: не надо ух удалять, они расположены там, где и должны быть, эти комки создают определенную подушку. Уменьшить их объем иногда и чуть-чуть можно, если у пациентки круглое лицо и хочется легкой впалости. Но если у девушки овальное лицо и она удаляет себе комки Биша, подчеркивается скуловая зона, втягиваются щеки, но знаете, что происходит с возрастом? Гормональные изменения никто не отменял, гравитационный птоз тоже. Кожа истончается, впалость усиливается, а вот эти два жировых пакетика, которые остаются от комков Биша, сползают вниз. Посмотрите на Деми Мур сейчас и Деми Мур в молодости. Сейчас она выглядит, как сухая старушка.
— Существуют ли в пластической хирургии тренды? Как, например, помешательство на комках Биша.
— История с трендами никакого отношения к пластической хирургии не имеет. Есть просто вкус — и у хирурга, и у пациента, или требования того места, где вы живете. Но то, что сегодня появилось много «инстаграмных хирургинь» — это факт. Проходит всего год-два после получения диплома, а человек уже известный пластический хирург, который обвешал свой кабинет покупными сертификатами и берется учить других. Это «продавцы нижнего белья» — так мы называем пластических хирургов-однодневок, которые делают грудь. Возвращаясь к комкам Биша: одно время в клинике пошли разговоры, что это коммерческая операция, это просьба пациента, но ум и порядочность хирурга состоят в том, чтобы сказать «нет», когда надо. И работа пластического хирурга — это работа на износ, а не жизнь миллиардера.
— А почему у одного хирурга грудь стоит 400 000 рублей, а у другого — 70 000?
— Смотрите, что там будет за хирург, если только хороший имплантат стоит 75 000 руб. Дальше наркоз: я считаю, что анестезиолог — это очень важный человек, он держит в своих руках жизнь, когда ведет наркоз. У меня всегда работает реаниматолог, который дежурит с пациентом, остается на ночь, передает по дежурству дальше все данные, есть медицинская сестра, ассистент анестезиолога, мой ассистент. Это целая бригада. В послеоперационной палате опять же всегда находятся анестезиолог, реаниматолог, дежурная медицинская сестра, пациентка всегда под наблюдением, а это стоит денег. В нормальных клиниках суточное пребывание в стационаре стоит от 10 000 рублей минимум. А дальше бинты, расходники, оплата медсестры… Хирург получает процент. Думаете, клиника зарабатывает бешеные деньги? Ничего подобного, клиника зарабатывает около 15% от оборота. А если делать левые наркозы и отпускать пациента домой сразу после операции — то, конечно, другое дело.
— Как понять, что твой хирург не шарлатан и ты в надежных руках?
— Думать, куда и к кому ты идешь, не доверять только «Инстагамму». Если хирург работает в 3–4 местах, это повод задуматься. Сегодня он здесь, а завтра вы его для консультации не найдете.
— Часто встречаете своих пациенток на мероприятиях?
— Да, бывает, здороваемся и все. Вне клиники я стараюсь не обращать внимания на то, кто что сделал, у кого своя грудь, а у кого нет. Вы думаете, мужчины смотрят на девушек и думают, какая шикарная грудь? Да нам вообще все равно. 70% мужчин любят попу, а не грудь, для меня загадка, почему в нашей стране все девушки идут на маммопластику. Один мой друг все страдал, что не может найти подходящую девушку, а я ему говорил: главное, встретить ту, что подходит тебе по-человечески, а все остальное мы сделаем (смеется).
— Ваш коллега пластический хирург Бернар Айот считает, что вместо филлеров нужно закачивать собственный жир. Что вы думаете об инъекциях собственным жиром?
— Инъекции собственным жиром я признаю только при коррекции молочных желез и чтобы скорректировать какие-то дефекты ягодичной области, так называемый липофилинг. Я противник таких инъекций, когда мы говорим о лице, потому что есть риск, что образуются жировые кисты. И кто бы мне ни рассказывал, что жир нужно правильно обрабатывать, пропускать его через центрифугу, разбивать на мелкие молекулы — это ерунда. Если вы хотите сэкономить на стоимости препарата — это другой вопрос, потому что свой жир ничего вам стоить не будет. Я видел много девушек, которые закачивали жир в носослезные борозды, в область верхнего и нижнего века, где потом образовывались жировые кисты, которые нужно было удалять, а сделать это полностью, увы, невозможно.
«Работа пластического хирурга — это работа на износ»
— В какое время года лучше делать нос или грудь?
— Тогда, когда удобно вам, когда у вас есть на это время. Это раньше говорили, что оперировать лучше зимой. Да, летом вам вряд ли предложат сделать липосакцию, просто потому что после нее нужно месяц носить компрессионное белье, а в нем жутко жарко. А вот заживляться все будет у вас точно так же, как и зимой. Сейчас ни у кого нет нескольких месяцев на восстановление. После ринопластики женщина должна выйти в люди через две недели, а после круговой подтяжки — через три. Да, она будет восстанавливаться до конца года, но это не должно бросаться в глаза, человек должен вернуться к привычному образу жизни как можно скорее.