к чему потерять четки
Потерять чётки
Сонник Потерять чётки приснилось, к чему снится во сне Потерять чётки? Для выбора толкования сна введите ключевое слово из вашего сновидения в поисковую форму или нажмите на начальную букву характеризующего сон образа (если вы хотите получить онлайн толкование снов на букву бесплатно по алфавиту).
Сейчас вы можете узнать, что означает видеть во сне Потерять чётки, прочитав ниже бесплатно толкования снов из лучших онлайн сонников Дома Солнца!
Сон, в котором вы в вокзальной суматохе потеряли свой багаж, предвещает неудачу в бизнесе.
Если в толчее вы потеряли своего спутника – наяву вас ждет семейная ссора, а для незамужних это означает расставание с ухажером, который нашел себе другую.
Потерять во сне драгоценности означает, что наяву будете иметь дело с льстецами, которые задурят вам голову до того, что вы просто пошлете их подальше.
Если потеряли обручальное кольцо – наяву такой сон может повлечь за собой позор и нужду.
Потерять жемчужное ожерелье – к страданиям и печали, золотую цепочку – по собственной недальновидности упустите, может быть, единственный шанс значительно разбогатеть.
Сон, в котором вы потеряли мелкие деньги, означает пренебрежительное отношение к людям, стоящим ниже вас на социальной лестнице, что приведет к досадным потерям.
Потерять значительную сумму означает, что в дом придет нежданная беда и положение усугубится неприятностями на службе.
Если во сне вы потеряли и не можете найти иголку или булавку – значит, вскоре понесете незначительный урон или повздорите с приятелем.
Потерять во сне весла и быть унесенной далеко от берега – не пытайтесь реализовать задуманное, ибо все ваши усилия в этом направлении увенчаются неудачей.
Потерять во сне пудреницу или губную помаду – к удаче в делах.
Потерянные ключи предвещают потерю свободы или разлуку по причине ревности.
Потерять медальон – знак печальных событий в кругу верных друзей.
Потерять совершенно новые меховые перчатки – к неразумному поведению с благорасположенными к вам людьми.
Потеря носового платка означает несбывшиеся надежды, очков – получите легкую травму из-за собственной невнимательности и ротозейства.
Потеря в неожиданный момент и в людном месте какой-то детали туалета предвещает помехи в коммерческих делах и препятствия в любви.
Потерять парик, будучи подшофе, и вернуться за ресторанный столик без него предвещает, что вам окажут услуги, приняв за другую особу.
Сон, где вы потеряли пальто, предвещает, что вам придется заново устраивать свою судьбу, и вы будете горько раскаиваться, проклиная себя за собственную недальновидность и проявленную неосмотрительность.
Потерять во сне туфли, спасаясь от преследования, означает, что вы будете покинуты, но найдете в себе силы, чтобы сохранить жизнерадостность и веру в людскую порядочность.
Потерять во сне документы означает, что будете вовлечены в дело, заведомо обреченное на неудачу.
Если во сне вы потеряли право на значительную собственность типа дома или машины – это предвещает срыв важных замыслов.
Сон, в котором вы потеряли зубы, предрекает тяжелое для вас время унижений и нужды.
Потерять во сне нос – наяву подвергнетесь осмеянию со стороны недоброжелательно настроенных коллег.
Потерять руку или ногу – такой сон сулит богатство и процветание.
Потеря зубов — неожиданное любовное приключение, адюльтер (смерть родственника, тайное и скрытое от сознания желание смерти кому-нибудь из своих близких). Ощущение своей инволюции (обратного развития, деградации), чувство «потери будущего», ощущение, что впадаешь в детство.
Потеря коренного зуба — несчастье с пожилым человеком.
Потеря переднего зуба — несчастье с молодым; с братьями, сестрами, детьми.
Вырванный зуб в крови видеть — несчастье с родителями или очень дорогими тебе людьми.
Зуб вынуть, осмотреть и снова в рот положить — несчастье с женой (мужем) или их родственниками.
Зуб (зубы) языком выбить — удача.
Потерять и найти – человека, о котором думаешь, еще раз увидишь;
Потерять и не найти – человек, о котором думаешь, не вернется.
Сон наоборот. Если вы потеряли что-то во сне, это означает весьма полезную находку наяву.
Представьте, что вы очень опечалены потерей. Так, что плачете горючими слезами (см. Слезы).
Разрушения и потери при подъеме в горы — предвещает зло и несчастье.
Потеря предметов одежды предвещает трудные роды у жены.
Tampy’s «Мысли в слух».
Куда пропадают четки. (Из Дневника Юлии Сысоевой)
Запись опубликована · 19 ноября, 2013
19.11.2009. Время 12:43. Из дневника.
Я никогда не покупала четки, они сами находили меня и покидали в тот момент, когда я переставала молиться, или когда я сводила свою жизнь к совершеннейшей суете. Все мои четки были одинаковым числом — тридцать, ни больше, ни меньше, такие, какие были нужны.
Первые четки были подарены мне в Оптиной, кто точно подарил, не помню.
Оптина, Оптина… Это было время прихода к вере. Я тогда могла стоять на службе несколько часов кряду, не зная усталости и лени. Я могла встать в пять утра, в синих холодных сумерках, когда сводит зубы от холода, а тело бьет крупная дрожь. Искупаться в ледяном источнике, а затем как на крыльях пойти в скит на раннюю, и стоять там, не чувствуя под собой ног, вслушиваясь в каждое слово стройного братского пения. Они, мои первые четки, пропали в тот момент, когда я ехала к духовнику своего будущего мужа, за благословением на дружбу с моим женихом.
Потом были и другие, которые появлялись и исчезали, даже не вызывая о себе воспоминаний. Но эти, последние, были со мной долго. Я теряла их несколько раз, и они всегда возвращались ко мне. Один раз я нашла их в луже возле храма. Я подняла их, такие мокрые и грязные, зажала в кулаке, и мне казалось, что я чуть было не потеряла близкое сердцу существо. В другой раз я нашла их в церковной лавке храма апостола Фомы, они примостились на прилавке, словно потерянная рукавичка, и тихо ждали меня.
— Ой, это же мои четки! — в восторге воскликнула я тогда.
— Ваши? — переспросила свечница. — Их кто-то принес, подобрали возле храма.
Пожалуй, это был единственный раз, когда посторонние люди видели мои четки. Никогда и ни при каких обстоятельствах я не вынимала их на людях.
С этого момента я больше не выносила их из машины, да и тогда было совершенно непонятно, как они оказались возле храма, потому что они всегда висели на ручкепереключения передач и ждали того момента, когда в груди начинало ныть в жажде слова к Богу, и тогда рука машинально тянулась к ним. И вот однажды я с ужасом увидела, что их нет. То место, где они лежали, было непривычно пусто.
— Может быть, завалились, — думала я, устраивая тотальный обыск, заглядывая под кресла в последней зыбкой надежде. Они исчезли, ушли, покинули меня, за суету, за неверие, за непрощение обид. Я никогда не покупаю четки, я буду ждать, когда Господь вновь даст их мне, будут ли это другие, новые, или мои старые, вытертые, вновь вернутся ко мне — не знаю.
Днем я нашла четки в машине, на самом видном месте. Знала ли я, что это последний день земной жизни моего возлюбленного мужа? Мы оба не знали.
Какие предчувствия были в его сердце, мне сложно сказать. Кое-чем он делился в эти последние пасмурные ноябрьские дни.
Сумрак над нами начал сгущаться примерно за месяц до того рокового вечера, когда отцу Даниилу было суждено уйти в вечность. Ему было тяжело.
21.11.2009.Время 0:50. Из дневника
22. 11. 2009. Время 10:20. Из дневника
Заехала на пару часов в опустевшую квартиру. Всю ночь была у гроба и на ранней службе.
Нашла в холодильнике остатки нашего последнего ужина. Я готовила суши-роллы, они почему-то не испортились. Последний раз мы ужинали в среду, поздно, почти в двенадцать. А в четверг он на ужин не приехал. Если бы мне кто-нибудь позвонил из храма сразу после случившегося, я застала бы его в живых. Он жил — и это чудо — почти час с простеленной шеей и насквозь простеленной головой. Но мне никто не позвонил. Почему? У меня вопросов больше, чем ответов. Правда, на некоторые ответил сам о. Даниил. Эти дни потеряли время — сплошная боль и скорбь. Была и радость, почти пасхальная, когда после облачения в морге мне позволили посмотреть лицо. Чудо в том, что, несмотря на сквозное ранение, Господь ему сохранил лицо неповрежденным, без единого кровоподтека, он был почти как живой. Когда я первый раз увидела его, он мне улыбался. В этот момент мне показалось, что разлука наша закончилась, и мы теперь опять будем вместе. Да, я так думала. Я разглядывала каждую черточку на его лице, таком наизусть знакомом и родном. Даже волосок на усах, который всегда рос неправильно, и я всегда обрезала ему этот волосок, чтобы не торчал, когда стригла ему усы. Он улыбался, только было очень странно, почему он такой холодный.
У меня впереди еще одна ночь с ним. Прошу молитв, чтобы Господь дал сил вытерпеть до конца.
А когда мы его привезли в храм и меняли воздух на лице (я хотела, чтобы воздух был мой, который я шила для храма), то он был уже суровым. Я часто думала про эти покровцы, воздухом от которых мы покрыли его лицо. Знала ли я, когда вышивала их, какой воздух я вышиваю! Это были первые покровцы для храма ап. Фомы. Когда храм только открылся, я сшила почти полный комплект покровцов, почти все цвета. У этих, первых, была маленькая особенность: кресты на самих покровцах были повернуты неправильно, на что служившие в храме батюшки обращали внимание с некоторой иронией.
Вечером в субботу привезли девочек. Мы закрылись в храме и показали им его лицо, и он опять улыбался. Очень бледный только. Если бы не о. Даниил и его поддержка, я не знаю, что делала бы. Себя не жалко, детей жалко страшно. Девочки рыдали, а малышка не сразу решилась подойти близко к папе и потрогать его. Но потом она успокоилась, тянула к нему ручки, трогала щеки и говорила: «Папа». Она всегда так умилительно говорит «папа». Она родилась у него на глазах, и он как дитя бегал по родзалу и говорил: «Она мне улыбнулась, она мне первому улыбнулась!».
Было еще чудо. От облачения, в котором еще лет восемь назад о. Даниил завещал себя похоронить, уже год как потерялись поручи и пояс. Никто их не мог найти, а вчера поручи нашлись в алтаре, а пояс нашли на следующий день в ризнице. Когда приехали в морг облачать батюшку, вспомнили, что пояса так и нет. Стали звонить в храм, просили найти любой другой пояс, но чудом нашелся тот самый. А крест он купил за день до смерти, вместо того, который у нас украли из машины.
В начале ноября мы ходили с батюшкой в кинотеатр на фильм «Царь», помню, меня растрогала сцена похорон митрополита Филиппа, у меня по щекам текли слезы, и я старалась, чтобы о. Даниил этого не заметил. Знала ли я, что через две неделибуду отпевать своего мужа?Да, это был последний наш поход в кино. После сеанса мы говорили о фильме, и подумали, что после Пасхи нужно посмотреть картину «Поп». И он как-то странно и грустно сказал: «Посмотрим». А когда сели в машину, то увидели, что стекло разбито и украдена батюшкина сумка, в которой не было ничего важного, кроме иерейского креста, да и тот не представлял никакой ценности, кроме священной. Я тогда стала говорить, что это плохой знак, но отец Даниил мне строго сказал, чтобы я прекратила так думать. Я предложила поискать сумку на окрестных помойках, думая, что воры, не найдя ничего ценного, выкинут ее, тем более, что они обычно не берут кресты — это у них что-то вроде дурного знака. И мы до поздней ночи ходили с батюшкой по ближайшим помойкам, но ничего не нашли. На следующий день отец Даниил улетел в Сербию и, радостный, звонил мне из монастыря св. Ангелины, сказал, что своим Ангелинам, дочке и теще, купил кулончики с иконкой их святой. Дочкин кулончик я бережно храню, это же последний подарок от папы. Подрастет — я ей его вручу.
В среду утром (или в четверг, в последний день его жизни, — точно уже не вспомню) я погладила ему чистый подрясник, и он надел новый крест. Подрясник был особенный, темно-синий, таких у отца Даниила никогда не было. Когда я покупала ткань, она показалась мне черной, а дома стала синей, и отец Даниил почему-то всегда смеялся над этим.
Я дала ему выглаженный синий подрясник и сказала, что он теперь очень красивый, и что я хочу всегда видеть его таким. Остатки этого подрясника мне потом вернули из следственного отдела. Остатки — потому что он был изрезанный, его порезали в реанимации, когда снимали. А епитрахиль пока еще в следственных органах, кто знает, когда ее отдадут. Обещали отдать после следствия, но я боюсь, что не отдадут или потеряют.
Потом звонили мне, и мелодия, что была тогда на моем телефоне, отпечаталась в моем мозгу навсегда.
Это было 20-е число. У меня разрывался телефон. В то хмурое, почти сумеречное ноябрьское утро Москва жила своей обычной жизнью, море машин двигалось в сторону центра. С раннего утра и целый день я ездила и ездила по Москве, одна. Из больницы в морг, из морга в прокуратуру, из прокуратуры в храм, потом опять в прокуратуру. Да, в этот страшный день я была одна, и лишь телефон звонил непрерывно. Сложно сказать, что же я чувствовала тогда. Скорее, ничего. Я просто была убита.
Ночью я собралась поспать, хотя бы пару часов. Я не могла находиться дома, и лежала в батюшкиной бытовке при храме, на его кровати. Ненадолго заснула, а в четвертом часу меня разбудили собаки, которые грызлись и лаяли прямо под полом бытовки. Я оделась, вышла на улицу. Москва спала, в окнах почти не горел свет, город замер, редкие машины проносились по проспекту. Тихий безмолвный храм, еще с утра заваленный цветами, черное небо над головой, и, словно осиротевшая, батюшкина машина, в которую он так и не сел тем вечером.
В далеком детстве я видела старика с собакой, они всегда гуляли вместе, и однажды старика сбила машина, его увезли, а собака осталась. Она сидела у обочины дороги, в том месте, где потеряла своего хозяина, грустно озиралась по сторонам и никуда не уходила. Сердобольные прохожие пытались ее кормить, но она лишь нюхала еду, а потом опять начинала озираться, печальными глазами заглядывая в лица людей. В тот моментя смотрелана эту машину и чувствовала себя той самой собакой, сидящей у обочины, которой больше некуда идти. Я была отрезана от жизни и брошена в пучину страдания, которое еще предстояло пережить, чашу которого надо было испить до конца.
24. 11. 2009. Время 00:21. Из дневника.
Так тяжко. Весь день смотрели по телевизору разные передачи о нем. Показали какую-то беседу с ним, Ангелина узнала его и начала лепетать: «Папа, папа», и потом еще что-то, вроде «приди ко мне». Потом схватила его подрясник, прижала его к себе, и снова — «папа». Глядя на это, я боюсь, что сорвусь.
buketКогда несли гроб, уже на кладбище, я в такую скорбь опять впала, не выразить, и вдруг прямо под ноги — букет фиолетовых ирисов. Я сразу поняла, что от него. Именно такие ирисы он подарил мне на первом свидании. А в последние дни сказал, что хотел мне цветы подарить, давно не дарил, за всей этой кутерьмой, что у нас была. Да так и не подарил. Вот сейчас подарил. Я этот букет взяла и поняла: надо и ему что-то подарить. Когда я в 94 году ездила в Израиль, то на Гробе Господнем просила жениха достойного, я знала, что Господь обязательно даст достойного. Не знала только, какого достоинства он удостоится. В той поездке я купила тоненькое золотое колечко с маленьким бриллиантом и не снимала его все эти годы. Оно давно не снималось с пальца, и я подумала, что если смогу снять, то ему отдам. Оно снялось, и я, перед тем как гроб закрыли, вложила его в руку о. Даниила.
Сейчас позвонил из Вашингтона отец Виктор, сказал много утешительного, и не просто утешительного, а со смыслом, словно мне о. Даниил отвечает на мои вопросы.
В вещах о. Даниила надо разбираться, и хочется, и не могу, ну, потихоньку. Он свой кожаный пояс от подрясника просил отдать Владимиру, регенту. Когда заберу из прокуратуры его вещи, в которых он умер, не знаю, они ничего не говорят.
27.11. 2009. Время 21:34. Из дневника.
Сегодня нашелся его нательный крест с веревочкой. Когда вчера в прокуратуре мне отдавали подрясник, ремень, четки и носильные вещи, то креста не было, и документов на машину не было (я, конечно, напряглась из-за этого, начала нервничать), потом оказалось, что они в больнице остались, мы их сегодня и нашли. Как-то все батюшка устраивает. А епитрахиль и рясу не отдали. Епитрахиль мне вчера дали подержать в руки, я приложилась к ней. Запах крови такой сильный. Не отдали, так как там нашли пулевое отверстие. Он, видимо, когда падал на лицо, то упал лицом на епитрахиль, она задралась и пуля прошла, вернее, вышла через нее. Но это мое предположение, больше этим отверстиям неоткуда взяться. Теперь остается молиться, чтобы ее отдали, так как с пулевыми отверстиями в принципе не отдают. Это у них называется «вещдоки». Но я уже уверена, что батюшка опять все устроит.
Он мне приснился первый раз после похорон, стоит возле храма спокойный, немного грустный, и смотрит расписание служб, я к нему подошла и увидела шрамы на лбу. Он снится редко, почему-то люди очень часто спрашивают, снится ли он. Но если снится — всегда вижу шрам на лбу, заживший, с розовой кожей. Думаю, что мученики будут воскресать со следами от своих мучений, потому что такие следы — это их свидетельство. Ведь Христос явился своим ученикам после Воскресения и показал им свои раны, а мог явиться и без ран. Значит, это свидетельство было нужно. Может быть, поэтому я и видела во сне отца Даниила со шрамами от страданий.
В тот последний вечер я начала ему звонить через минуту после выстрела, он не взял трубку, и я ужасно рассердилась. Сказал — скоро приеду. Я подумала, что опять «зацепился» с кем-то языком, опять обманул, а я ужин приготовила, жду его, приятное ему хочу сделать. В тот момент была я на дне земной жизни и понимания. Когда отец Даниил смотрел в вечность и встречался с ангелами, я, грешная, думала о суете, о котлетах и о своих обидах. Да простит меня Господь — замужняя угождает мужу, поэтому и котлеты. Получается, до последнего мужу угождала, ужин-то для него был. Все годы, что мы жили с ним, я всегда старалась угождать ему, ведь он был как ребенок в бытовом смысле, а, следовательно, и заботиться о нем надо было как о ребенке. Он был далек от житейских забот и проблем, он всецело был поглощен богословием и служением, поэтому все бытовые проблемы всегда были на мне. И лишь сейчас я поняла, какой жребий мне выпал, я часто роптала, смотрела на других батюшек, которые гвозди дома забивали, а оказывается, Господь дал возможность послужить и поугождать такому великому человеку.
Может быть, так было надо, чтобы только через час после случившегося мне сказали, что в него стреляли и что он ранен. Я как полупьяная, как в бреду, села в машину и поехала в храм. «Поехала» — мягко сказать, я погнала, и по дороге думала: «Если он останется жив, вдруг станет инвалидом». Я не знала, что он уже скончался. Ехала и думала: «Свершилось, вот они, мои предчувствия…». А потом как — в кино, оцепление вокруг храма, телевидение, нервно курящие милиционеры, и я бегу, прорываюсь через это оцепление и сразу попадаю на допрос. Потом зачем-то еду к больнице, где у закрытых ворот растерянно топчутся его прихожане и кто-то из батюшек. Потом опять еду в храм, иду к нему в бытовку, там стоит ноутбук, открытый на его странице в ЖЖ, где он сделал последнюю в своей жизни запись, и недопитая кружка с чаем, желтая такая, с улыбающейся мордочкой, я смотрю на эту кружку — то ли это бред, то ли реальность. Мордочка продолжала улыбаться и смотреть на меня своими глупыми глазами. Я уже слышала, что в храме изъяли компьютер, и начинаю понимать, что ноутбук тоже должны были изъять, но забыли или не заметили. Я хватаю его, судорожно запихиваю в сумку, чтобы никто не видел, и выхожу в ночную прохладу, где под черным небом священники и люди собираются служить литию. Это небо напомнило мне Пасху, когда мы в безмолвии стояли со свечами перед этими же храмовыми дверями, нам мерцали звезды, и в полной тишине мы начинали петь «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех». Ко мне бросилась рыдающая старшая дочь, которую привезли мои родители (младшие в тот момент спали), и мне еще предстояло утром сказать средней — Дорофее, что папу убили. Мы пели литию, растерянные и шокированные, не веря в реальность происходившего с нами.
А потом, возле его гроба, я сокрушалась о своем малодушии, корила себя, просила у него прощения за все. Думаю, что когда в него выстрелили, он больше всего испугался за меня и детей, поэтому и было сделано все, чтобы меня подольше удержать дома и помягче сказать. Вот почему мне никто не звонил, а когда позвонили, то сказали, что он ранен, так лучше было — поэтапно. Он не хотел, чтобы я его увидела в луже крови, не хотел.
27. 11. 2009. Время 21:34. Из дневника.
Самое мучительное — коротать вечера, ставшие длинными и никчемными. Вечера, которые проходят в привычном ожидании его прихода. Сегодня была у владыки, потом решила пройтись пешком. О. Даниил любил Остоженку, храм Ильи Обыденного, переулки Пречистенки. Прошлась — серое небо, тепло и сыро, вспоминала разные эпизоды, связанные с этими местами и с батюшкой. И все думала о том, насколько сильно в одночасье перевернулась моя жизнь, и насколько я не могу еще этого осознать и воспринять умом. Одно только я поняла: теперь на земле меня держат только мои дети. Душа моя стремится туда, где он. А он туда стремился всегда, когда я копалась в земле как червяк.
Отец Даниил всегда жаждал святости, и всегда говорил об этом. Ему мало было просто спасения. Он говорил, что неверно рассуждать, что «в раюшку хоть с краюшку». Ему было мало «с краюшку», он хотел высшей славы и высшей награды на небе. Иногда он буквально шокировал людей, которые приходили креститься или крестить детей, спрашивая: «Вы обещаете, что станете святыми, вы обещаете, что ребенка воспитаете святым?» Он часто в своих проповедях говорил о добрых делах, которыми мы «зарабатываем капитал» на небе, строим там себе дома и даже дворцы. Недаром и временный храм был назван именем апостола Фомы, который построил небесный дворец царю Гундафору.
17. 03. 2009. Из дневника.
Прошло четыре месяца, даже удивительно: всего четыре, а мне казалось, что прошло лет пять, не меньше, только эти пять лет — сплошная и бесконечная зима. И ныне — середина марта, а холодно. Батюшка говорил мне, чтобы я приезжала к нему на могилу, когда будет особенно тяжко, вот и езжу. Привожу ему пятнадцать фиолетовых ирисов, теперь это наш с ним обычай. Пятнадцать по числу прожитых вместе лет. Иногда мне кажется, что это сон, иногда думаю, что все, что у меня осталось — это могила с цветами. У него всегда много цветов. Вот они стоят замерзшие и побитые морозом, понурив свои разноцветные головы, засыпанные снегом. Кто-то поставил фотографию батюшки, горят фонарики. Удивительно то, что могилу его я точно, до мелочей, описала еще при жизни батюшки в своем романе «Бог не проходит мимо», который он благословил и всячески меня поддерживал. В романе я описывала могилу почившего старца. Вот это описание:
«Могила старца была увенчана простым деревянным крестом с крышей домиком, под крестом в красном фонарике теплилась неугасимая лампада, могильный холмик был весь сплошь завален букетами с цветами, припорошенными, словно пыльцой, белым пушистым снегом. Первый снег тонким полупрозрачным ковром застилал землю, в воздухе неспешно кружилось множество молчаливых снежинок. Старая яблоня с побитыми морозом побуревшими яблоками склонялась над крестом».
Кто знает, что чувствует человек, которому стреляют в затылок? Именно это я описываю в романе — казнь мученика, не отрекшегося от веры, от Христа, мученика, убитого исламистами именно таким способом — выстрелом в затылок. Почему именно это было описано за два года до кончины батюшки — это тайна, как тайна и многое другое, происходившее в нашей жизни. О предзнании мы часто говорили с отцом Даниилом, впервые — когда шли пешком в Гефсиманский скит по кривым улочкам старого Сергиева Посада. Именно в этот день я поняла сердцем, что мне суждено быть с ним. Я поняла это не как влюбленность, а как волю Божию, которую понимают и боятся принять. Тогда смеркалось, на небе задрожали первые звезды. Он спросил; знаю ли я, что такое предзнание. Я ответила, что знаю, потому что в тот момент со мной происходило именно это. Тайны Божии открывались мне в этот спокойный, тихий осенний вечер. Мне было страшно, потому что я чувствовала повеление Божие.
(Из книги «Неизвестный Даниил.»
Воспоминания о священнике Данииле Сысоеве)
О чётках
 |
| Прп. Серафим Саровский |
У христиан на запястье – золотая нить с бесценной жемчужиной, ради которой евангельский купец продал свое имение и приобрел богатство, большее, чем царское сокровище. Этот золотой круг – четки. Круг символически означает вечность. Через четки душа человека соприкасается с духовным миром, где время сменяется вечностью.
Круг – символ бесконечности. Четки – начало духовного пути, который не оканчивается никогда; для приближения души к Богу нет границы и предела. Четки – это безмолвный голос ангела-хранителя, будящий на молитву душу, погруженную в образы проходящего мира, как в тяжелые сновидения. Четки – безгласный колокольчик, который зовет наши мысли от внешнего мира в собственное сердце, как церковный колокол призывает людей на молитву в храм. Четки пробуждают ум от липкой дремоты обыденных дел. Четки – путеводитель в дороге от земли к небу, ключ, открывающий двери сердца для имени Иисуса Христа, цепь, соединяющая душу с духовным миром, лестница, ведущая в Небесный Иерусалим, где каждый узелок – ступенька ввысь.
Четки – неразлучный друг и любимая подруга, с которыми беседует душа. Это ожерелье духа, мост от закона к благодати – от молитвенного правила к непрестанной молитве. Каждый узелок четок становится самоцветом в духовной копилке, которая откроется в вечности, это то золото, которым душа будет откупаться на мытарствах.
Узелки четок – это слезы молитвы, которым ведет счет ангел-хранитель. Четки – это надежда человека на то, что с ним Бог, хотя бы судьба забросила его как буря снежинку на край света. Это радость, что имя Божие близко к душе, ближе, чем дыхание уст, свет глаз и биение сердца. Движение пальцев, перебирающих узелки на четках, подобно прикосновению смычка по сокровенным струнам души.
Иисусова молитва – основа всех молитв, поэтому четки – книга книг, это песня в земном пути, обновляющая силы человека. Это посох в далеком странствовании, огни отеческого дома, которые видит душа издалека; это возвращение чистоты детства и мудрость старости. Четки – вервь, опущенная в ад, за которую хватаются грешники, чтобы молитва извлекла их из вечного мрака. Четки это радость предков, что в их роду родился молитвенник, который может помочь им. Четки – луч надежды, блеснувший в преисподней. Четки – снятие родового проклятия и умножение родительских благословений. В руках святых четки были петлей, которой они душили демона, и бичом, которым прогоняли бесов.
Узелки четок – это камни, о который разбиваются греховные помыслы – вавилонские младенцы. Узелки четок – это звезды в человеческой руке. Четки – спасательный пояс, брошенный утопающему в омуте греха. Круг четок – крепостные стены, внутри которых человек безопасен. Четки – сеть зверолова, в которой запутывается как дикий зверь демон, старающийся разрушить молитву; это огненная преграда, которую не может перейти волчья стая, окружившая человека. Четки – тенета, которыми ум ловит помысли, как птицелов – певчих птиц.
Узелки четок – это глаза, через которые человек видит небо, и ангельские очи, которые смотрят в глубину его сердца. Это ветвь от райского древа жизни, которое дарует бессмертие. Четки подобны Херувиму с огненным мечом, стерегущего двери сердца от злых духов. Четки – сокровище, которое приобретается дорогой ценой: за него надо отдать все тленное, что стяжал в миру, чтобы получить нетленное и вечное. Четки – молот, разбивающий твердый камень человеческого сердца; это молниевидный свет, просвещающий темную ночь души, чудодейственное брение, которое исцеляет очи слепых.
Четки – надежда на Единого Бога, в которой исчезает надежда на человека. Четки – глубокий кладезь, на дне которого текут живые воды благодати; это невидимый поток, погашающий огонь наших страстей. Четки – струны псалтири и эхо ангельских песнопений. Четки это новое духовное сердце, открывающееся в груди. Четки – стозвездная нить, которая вращается как горящий бесчисленными звездами небосвод; это паникадило, зажигающееся от прикосновения пальцев к узелкам нити, стосвещник, возгорающийся от имени Иисуса Христа, как фитиль – от пламени. Четки – книга с древними письменами, в которой открывается всегда новое.
Четки подобны жезлу Моисея, который превратился в змея, чтобы поглотить ядовитых змей, сотворенных египетскими волхвами – гордость и плотские страсти, гнездящиеся в человеческом сердце. Четки – посох Моисея, превративший горький источник Меры – житейские скорби – в родник, источающий чистые потоки воды – духовное утешение. Четки – миро, исцеляющее всякую рану души.
Узелки четок – семена пшеницы, которые становятся колосьями в будущей жизни. Четки – рукоять меча в руке воина, всегда готового к духовной битве. Четки – это пограничная межа между двумя царствами – Небесным и земным. Четки – это крылья, которые поднимают ум ввысь, и держат его над землей: прекращается молитва – останавливаются и застывают четки в руке, и ум, как подстреленная птица, опускается на землю.
Четки – Синай, где Бог является человеку, горящая купина, у которой Бог открывает Свое имя. Четки – окно в небо и дверь в сокровенную обитель сердца. Это молчание души – Евы – перед обольстительной речью змия; это твердость ума – Адама – перед страстными словами Евы – чувствами падшей души. Четки – отрешение души от кожаных риз, сшитых из звериных шкур, и облачение в прежние одежды света. Четки – плач о потерянном на земле Эдеме и радость об обретении небесного рая. Четки – это ларец, где хранится сокровище всех сокровищ – имя Иисуса Христа.
Если у тебя имеются враги, которые не хотят примириться с тобой, то молитва на четках как весеннее солнце расплавит лед их сердец и сделает врагов друзьями. Если твоя душа бесплодна как пустыня, то четки станут струями дождя, от которого покроются цветами песок и камни.
Четки – это засов на дверях внутренней келии, чтобы туда не проникли как ночные воры обольстительные образы мира. Четки – занавес для глаз и замок для языка. Это забвение темного прошлого и отречение от туманного будущего; это освобождение от страстных воспоминаний и тревожных забот о завтрашнем дне. Четки – вручение себя и близких промыслу Божьему. Четки – это духовный путь из Иерихона в Иерусалим – из заклятого города в город Божий. Четки – мост, переброшенный через берега Иордана, по которому может пройти один из тысячи. Четки – луч света, вспыхнувшего на Фаворе; это язык, которым душа беседует с небожителями, это видение невидимого и слышание безмолвного.
Четки – сокровенный подвиг, совершаемый в сердце, где обитает дух. Это весы, на которых рассудок взвешивает как ювелир крупицы золота каждое слово, прежде чем произнести его. Четки – это сострадание грешнику и рука, протянутая к падшему. Четки – это пояс, стягивающий чрево – плотские страсти. Четки – сокровище, которое человек уносит с собой в могилу: на это духовное богатство не зарятся гробокопатели и воры. Во время богооставления и уныния молитва на четках похожа на путь по пустыне, где небо кажется обитым медью, а земля раскаленной как печь, когда ум с трудом произносит слова молитвы, когда мысли и чувства подобны мертвому пеплу, и только воля говорит: иди, не оставляй молитвы.
Четки – видение мира в его будущем преображении. Четки – жезл Моисея, который разделил Чермное море: с четками в руке и молитвой в сердце человек проходит по дну житейского моря, как по каменной дороге. Четки – печать с именем Иисуса, приложенная к сердцу. Четки – это Евангелие, которое всегда в руке: кто молится на четках, тот читает слово Божие во всякое время на всяком месте.
Четки – духовное родство со святыми. Это ветер, раздувающий огонь любви к Богу, подземные воды, питающие корни духовных растений. Четки – дары трех волхвов: ладан – непрестанная молитва, смирна – умерщвление страстей, золото – имя Иисуса Христа. Четки это бегство души от тирании и страстей мира, подобное бегству Лота из обреченного Содома. Четки – это возвращение блудного сына к своему Небесному Отцу.