У меня есть претензия что я не ковер не гортензия

У меня есть претензия что я не ковер не гортензия

Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2011

Невозможно, вглядываясь в смутные фотографии 1930-х и начала войны, выделить какое-то отдельное сильное индивидуальное чувство или черту Александра Введенского. На этих фотокарточках поражает некоторая общность и обобщенность (и даже осредненность, “безликость”) выражения — и при этом все же проникновенность — этого лица — всегда он там в официальной и вежливой белой рубашке и галстуке. Нет предмета или детали, с которыми он играет. В отличие от его друзей: утрированного выражения Хармса и веселого Олейникова, значительного Заболоцкого — на фотографиях Введенского предстает благородный, спокойный и красивый, но некий обобщенный (и хочется даже добавить — “советский”) человек. Тем сильнее контраст, казалось бы, его стихов, — например, из произведения “Гость на ко не”: “Вечер был. Не пом ню твердо, было все чер но и гордо. Я забыл существова нье / Слов, зверей, воды и звезд”. Или: “Мы не верим, что мы есть” (“Очевидец и крыса”), или: “и море ни чего не значит” (“Конч ин а моря”), можно приводить и другие многочисленные примеры. Вроде бы артистическое противопоставление очевидно. Но сплошное “онтологическое отрицание” (которое есть своеобразная апофатика) способно вдруг обернуться жалобой, элегией, плачем. Если всмотреться в его самые значительные вещи — “Мне жалко, что я не зверь…”, “Элегия”, — то смысл выражения отрешенного и при этом все- приемлющего лица проясняется. И тотальность страдания, и абсурдность вдруг оказываются притяжением и стягиванием к себе несоединимых и противоречащих, казалось бы, друг другу предметов мира. “Возможность Бога” перестает быть гадательностью, а становится апофатической теоремой. Везде проявлена тотальность этого “жалко”, но главное скрыто в повторяющихся и продлевающихся частицах отрицания и “античастицах”, которые словно бы предстают — от противного — частицами приятия и утверждения. “Не понимание” становится “непониманием” (об этом писали исследователи, да и сами “чинари”) — то есть более сложной, рефлексивной формой утверждения, апологетики, теодицеи (в которой зло и нищета поддерживают стропила или сами становятся арматурой мира). Мы заранее отметили (выделили жирным шрифтом) эти частицы и “античастицы” (которые — носители “положительного заряда”) в предшествующих процитированных строках, но особенно это сильно в стихотворении “М не жалко.”. Мы выделяем “не (ни)” как явную частицу отрицания и отдельно, и в составе слов, а также “противоположную” и сопряженную, “палиндромически созвучную и союзную ей” частицу “ен” — в сочетании с “не” она видится некоторой скрепкой (скрепой), которая, несмотря на всеотрицательность, способна вместе с “не” соединять части мира (этот краткий звук подобен первому, но идет словно бы навстречу ему). Также будут отмечены аналогично частицы “но”- “он” или близкие к ним созвучия (в некоем игровом акустическом поле такие пары можно уподобить двуединству неразрывной пары отрицания-созидания “инь”-“ян”). В указанном произведении вначале господствует “не”, хотя оно подчинено страдательному сожалению о том, что он не тот, иной, другой, первый, второй, третий, — для Введенского ведь башня и дом не подчиняются обобщающему слову вроде “здание”. “М не. не зверь. по си не й дорожке.подожди не м но жко… для рассмотре ни я ни чтож ны х листьев. М не жалко что я не звезда бегающая по не босводу в поисках точ но го г не зда он а на ходит себя и пустую зем ну ю воду, ни кто не слыхал.” Но дальше появляется “ен” (или близкие к ним): “ее назнач ен ие ободрять собств ен ным молчани ем рыб” — все же здесь конструкции еще более сложного свойства, где “утверждение”- “отрицание” пространственно соединены, “слиплись”: “ени”, “енны”, “нием”. “Еще есть у ме ня прет ен зия / что я не ковер, не горт ен зия” — такой рефрен стихотворения видится структурным определением всей поэтики Введ ен ского (в его имени тоже скрыто “ен”). Здесь мир отрицательных импульсов и притяжений на миг уравновешивается — и лицо поэта способно удержаться в этом зыбком мире реализма и втянуть, притянуть к себе все это, казалось бы, постороннее: этот ковер, по которому проскользили их взгляды, этот цветок, их философские веселые разговоры, ночь за окном, вино в середине стола, ожидание ежечасной смерти по ордеру, эти лица, это вино, эти карты в руках.

И позже появляются стихи с соединением этих пар: “Вы не путайте сы ны / Д ен ь к он ца и дочь вес ны. / Страш ен, с ин ь и сед Потец” (“Потец”). Здесь примерно одинаковое количество частиц “отрицания” и “утверждения”. Да и еще раньше: “.не вижу сол не ч но го я пят на / а мир без сол не чных высоких пят ен / и скуп и пуст и не понят ен” (“Две птички, горе, лев и ночь”).

После проникновения в его стихи — именно тогда — усредненность правильного и отрешенного лица становится отрешенностью надмирного поэтического парения — этого человека, только что оторвавшегося (которого отвлекли) от игральных карт и липкого текучего вина, чтобы вглядеться в дуло фотообъектива, не вылетит ли птичка (или две?).

Источник

Александр Введенский. Знакомство. 5 стихотворений

С каких стихотворений начать знакомство с автором? На этот вопрос отвечаем в нашей новой рубрике «5 стихотворений»‎. Сегодня знакомимся с поэзией Александра Введенского.

И я в моём тёплом теле
лелеял глухую лень.
Сонно звенят недели,
вечность проходит в тень.
Месяца лысое темя
прикрыто дымным плащом,
музыкой сонного времени
мой увенчаю дом.
Ухо улицы глухо,
кружится карусель.
Звёзды злые старухи
качают дней колыбель.

Рвётся ночью ветер в окна,
Отвори-ка! отвори!
Я задумалась глубоко
Но ждала вас до зари.
Я любила вас, не зная,
На четвёртом этаже.
Всё по комнатам гуляю
Одиноко в неглиже.
Ах зачем же тихо стонет
Зимний день на Рождество.
Вы сдуваете с ладоней
Пепел сердца моего.
Пусть мои закрыты двери,
Под глазами синева.
Разболелась от потери,
Закружилась голова.

4. Больной который стал волной

увы стоял плачевный стул
на стуле том сидел аул
на нём сидел большой больной
сидел к живущему спиной
он видел речку и леса
где мчится стёртая лиса
где водит курицу червяк
венок звонок и краковяк
сидит больной скребёт усы
желает соли колбасы
желает щёток и ковров
он кисел хмур и нездоров
смотри смотри бежит луна
смотри смотри смотри смотри
на бесталанного лгуна
который моет волдыри
увы он был большой больной
увы он был большой волной
он видит здание шумит
и в нём собрание трещит
и в нём создание на кафедре
как бы на паперти стоит
и руки тщетные трясёт
весьма предметное растёт
и все смешливо озираясь
лепечут это мира аист
он одинок
и членист он ог
он сена стог
он бог
но он был просто муравей
в шершавой ползал мураве
искал таинственных жучков
кусал за тётки мужичков
увы он был большой больной
мясной и кожаный но не стальной
он брал худую пирамиду
и прославлял Семирамиду
и говорил: я бледен, беден
я будто крыса тощ и вреден
во мне остались пустяки
четыре печени да костяки
но врач ему сказал граждане
я думаю что вы не правы
и ваше злое ожидание
плевок в зелёные дубравы
плевок в зелёные растенья
добавлю: в мира сотворенье
вот вам моё стихотворенье:
«ну что зелёные, зелёные
какие ж могут быть растенья
и тучи бегают солёные
и куры спят как сновиденья»
ну что вы мне твердите право
про паука и честь и травы
вы покажите мне стакан
в котором бегает полкан
который лает гав гав гав
скажу пред смертью не солгав
я болен болен как дитя
на мне платочков триста штук
давай лечебного питья
по предписанию наук
так молвил больной усмехаясь
на север и запад чихаясь
но доктор как тихая сабля
скрутился в углу как доска
и только казённая шашка
спокойно сказала: тоска
мне слышать врачебные речи
воды постепенный язык
пять лет продолжается вечер
болит бессловесный кадык
и ухо сверлит понемногу
и нос начинает болеть
в ноге наблюдаю миногу
в затылке колючки и плеть
ну прямо иголки иголки
клещи муравьеды и пчёлки
вот что странно
он стал похожим на барана
он стал валяться на кровати
воображать что он на вате
что всюду ходят грёзы феи
и Тицианы и Орфеи
синицы тёщи и мартышки
играют в тусклые картишки
но этого ничего не было
ему всё это показалось
оно воды великой не пило
всё быстро в мире развязалось:
стекло стоявшее доселе
в связи с железною дорогой
теперь кивает еле еле
и стало долгой недотрогой
корова бывшая женою
четвероногого быка
теперь качает сединою
под белым сводом кабака
и видит как полкан
залез в большой стакан
звезда казавшаяся ране
одною точкою в грязи
теперь сверкает на овце
на котелке на торговце
и всё вообще переменилось
о Бог смени же гнев на милость
так на войне рубила шашка
солдаты и рыжих и седых
как поразительная сабля
колола толстых и худых
сбирались в кучу командиры
шипели вот она резня
текли желудочные жиры
всю зелень быстро упраздня
ну хорошо ревёт чеченец
ну ладно плакает младенец
а там хихикает испанец
и чирикает воробей
ты не робей
ты знай что ты покойник
и всё равно что рукомойник
так говорил больному врач
держа ручные кисти над водой
во фраке чёрном будто грач
не в позументах — с бородой
и с продолжительной тоской
вот он какой
увы стоял в зверинце стул
увы увы там был аул
там собиралися казаки
и собиралися кусаки
и грациозный разговор
вели с утра до этих пор
был слышен шум тяжёлых шпор
увы увы он был мертвец
ты не носи ему овец
ты не ходи к нему с посудой
и не зови его Иудой
где стул где поле где аул
он поплясал и он уснул
и снова увидал аул.
Как же так?

Источник

У меня есть претензия что я не ковер не гортензия

Вся поэзия мира от А до Я

True True 0 («««««` («««««` True True 0 («««««` («««««` True True 3 («««««` («««««` 0 685800 609600 True True 3 («««««` («««««` 0 685800 609600 True True 3 («««««` («««««` 0 6400800 685800 True True 3 («««««` («««««` 893 4267200 533400

True True 3 («««««` («««««` 0 11953875 6934200 True True 3 («««««` («««««` 895 2863850 18821400