У мюллера под колпаком что это значит
«Под колпаком у Мюллера»: зачем российскому государству свой мессенджер
Давайте начистоту: государство уже давно не полностью контролирует данные, которые производит и передает. Следовательно, данные эти уже давно не в безопасности, то есть могут быть видны далеко не только самим представителям самого государства. Массы рядовых госслужащих, среднее чиновничье звено и даже политический истеблишмент — все давно и плотно «подсели» на мессенджеры зарубежного производства и уже не мыслят не только личной, но и деловой переписки без них. Что за беда, казалось бы.
Мессенджеры — эффективный инструмент деловой коммуникации, оперативнее почты, позволяют на лету, что называется, согласовывать выполнение задачи и подписание документов, экономят до 30% времени, судя по исследованиям. Да и какие же еще, как ни зарубежные? Это ведь они самые удобные и функциональные. Вопрос только в одном: почему использование мессенджеров должно угрожать интересам государства? О том, что угрожает, не извольте сомневаться. Об этом речь пойдет ниже. И о том, почему зарубежные уже далеко как минимум не уникальные и, по правде, уже не лучшие, — тоже.
Военные, специальные и даже гражданские службы давно бьют тревогу относительно уязвимости государственных чатов. В алармизме были замечены и вполне умеренные в этом смысле лица. Например, гражданский министр связи и массовых коммуникаций Николай Никифоров в мае 2016 года фактически пригрозил сотрудникам судебными делами и уголовным преследованием за использование этих самых мессенджеров. Ранее в похожем ключе высказался секретарь Совбеза России Николай Патрушев. Так чем же были вызваны опасения молодого и прогрессивного министра?
Дело в том, что вся информация с наших телефонов — видео- и аудиозаписи, СМС и документы, данные геолокации и поведенческие паттерны интернет-серфинга — в общем, все метаданные и вся телеметрия уходит не российскому (!) разработчику. И так было всегда. Будь вы чуть осторожнее и внимательнее, дочитали бы до конца пользовательское соглашение, перед тем как кликнуть ok. И вас бы это вряд ли остановило, но вы хотя бы это понимали. Большая часть данных передается вполне официально, для того, чтобы приложения «работали лучше». Но есть и другая часть. Причем происхождение и назначение данных на их судьбу не влияет. Нигде нет оговорки: «если вы российский чиновник или военный, ваши данные на наш сервер не попадут». Будьте уверены — попадут. Они уже там.
Что уж говорить, если и первые лица были замечены в использовании личной почты для обсуждения очень неличных дел. И речь не о халатности Хиллари Клинтон. Вспомним случай вскрытия рабочей переписки вице-премьера Аркадия Дворковича. Там в письме премьер-министру Дмитрию Медведеву, напомним, в частности, говорилось, что бюджет на 2015-2017 практически невыполним в части реализации социальных обязательств в параметрах, предложенных Минфином России.
Взлом в данном случае вовсе не свидетельство слабой защиты серверов Gmail, а того, что крайне серьезные и важные для страны оценки и информация передаются по не предназначенным для этого каналам связи. Можно, однако, возразить, что и почту Дмитрия Анатольевича тоже, как говорится, «не уберегли», причем на домене gov.ru. Но одно дело взломать, а другое отдать, по сути, добровольно сдать. Факты взлома примечательны своей единичностью. Очевидно, что регулярная, неконтролируемая, обыденная, я бы сказал, утечка госданных куда хуже любых несанкционированных проникновений и хакерских атак.
«Крымский прецедент» и новые откровения Wikileaks
Служебные данные, которыми обмениваются наши чиновники, как бы мы того ни хотели, находятся под постоянной реальной и скрытой угрозой компрометации. Последствия, на первый взгляд, не видны, но это не значит, что их нет. Недавние откровения Wikileaks наглядно показывают, как пророчествовал полковник Исаев, «мы все под колпаком у Мюллера». Можно продолжать малодушно уговаривать себя, что Google и Amazon с Apple никак не связаны с правительством США. Оспаривать этот тезис трудно, да и глупо. На деле, даже не будучи одетыми в форму Минобороны США, они ревностно выполняют все команды Белого дома, чего уж греха таить. И «IT-блокада» Крыма тому наглядное подтверждение. Тогда, кстати, крупный и никак «не связанный» с американским правительством бизнес словно по команде отключил и отказался обслуживать там своих клиентов и партнеров, прервав законные коммерческие отношения с жителями этого полуострова.
Как мы помним, президент США Барак Обама ввиду известных событий подписал указ, запрещающий американским компаниям, IТ направленности в том числе, продавать крымчанам свои продукты и услуги. И наши заокеанские партнеры бросились исполнять волю человека, нарушившего их коммерческие интересы. Goolge, например, заблокировал жителям Крыма доступ к системе своих сервисов, а Apple — закрыл доступ к «супермаркету» приложений AppStore.
Что касается переписки чиновников, то не пойман — не вор, конечно. Ведь, в сущности, ну не видел же никто, что Google или Facebook делает с чатами госслужащих, «сервер рядом не держал». Но, во-первых, уже пойман («крымский прецедент»), то есть замечен в отстаивании интересов другого государства в ущерб интересам пользователей, которые доверили свои средства и данные. Этого достаточно. Странно ждать, пока противоположная сторона покажет, как и что она с этими данными делает и какую цель в итоге преследует. Последствия могут быть самыми неприятными.
Итого, условия задачи. Дано: все основания полагать, что российские государственные данные, в том числе и с уровнями секретности, которыми обмениваются представители государства по своим мобильным и компьютерным устройствам, могут прямо сейчас использоваться в интересах специальных служб другого государства или государств. Точка.
Поэтому, с одной стороны, задача сделать максимально трудным использование зарубежных мессенджеров в органах власти, а с другой — поднять отечественные решения до уровня импортных, чтобы легко и безболезненно их заместить. Как оказалось, это не так трудно, как минимум во второй части задачи.
Русские «скупые» Телеграмы
Итак, познакомившись с конкурсантами (первоначально в проекте были представлены 34 разработки, теперь их 13) — российскими мессенджерами, претендующими на роль государственных, за время двух этапов проекта — тестирования экспертами и будущими пользователями, мы вдруг оказались перед неожиданным заключением. Предварительные лидеры проекта «Госмессенджер» по подавляющему большинству параметров не уступают зарубежным аналогам, а в ряде функций и превосходят их. Просто не так раскручены. Но эта русская беда уже давно перестала кого бы то ни было удивлять. Ну не видим мы пророков в своем отечестве, сами они плохо рассказывают о себе. Иногда по недомыслию, иногда по недоденежью.
«Сибрус», к слову, детище российских кибербезопасников, по словам пилотного региона, ничуть не хуже Skype для бизнеса в части возможностей по организации видеоконференций. В прототипе госмессенджера Dialog — визуальном «близнеце» детища Павла Дурова Telegram, столь полюбившемся российским чиновникам, — пользователи оценили удобство интерфейса и интуитивную понятность действий в меню. Кроме того, как отмечают тестировщики, он располагает полным набором возможностей для проектной работы: таск-менеджером, трекером задач, почтовым клиентом, облачным хранилищем, голосовой и видеосвязью. Сейчас разработчики объединяют возможности мессенджера и супер-компьютера IBM Watson. Кстати, потенциал этого решения, в скором времени, оценят и в странах БРИКС. Другой аналог Telegram — мессенджер BellChat тоже заслужил славу в ряде региональных информационных министерств.
А вот платформа «Кубик» обладает одним из самых проработанных технологий криптозащиты и еще несколькими фишками. Во-первых, в Кубике функции можно в прямом смысле собрать под существующие потребности и задачи организации. А кроме того, мессенджер позволит руководству виртуально присутствовать совещаниях в формате 3D.
Ключевым на данный момент стал вопрос организации институциональной среды для закупок таких продуктов. Правильная нормативно-правовая конфигурация минимизирует возможности для сговоров и нечистоплотных сделок. Для этого мы сначала опубликуем техническое задание, которое, кстати, является продуктом совместного творчества экспертов по безопасности, юзабилити и тех же самых региональных чиновников. На этом этапе хочется вовлечь в проект максимальное число пилотных площадок, чтобы, во-первых, снять страхи чиновников и доказать им пресловутое «наши не хуже», а, во-вторых, органическим ненасильственным путем занять рынок. Согласитесь, не самое частое явление для российской действительности.
«Тыльная» сторона силы
Экономический аспект проблемы далеко не последний. Объем закупок различного рода программного обеспечения (ПО) госорганами и госкомпаниями в 2016 году, по данным Минкомсвязи России, превысил 200 млрд руб. Коммуникационная его часть, по самым скромным оценкам экспертов ИРИ, превышает полмиллиарда руб. ежегодно и занята она вопреки политике импортозамещения по-прежнему зарубежными игроками и их решениями: Microsoft, Cisco и Adobe (Skype for Business, Microsoft Lync, Cisco WebEx, СommunigatePro, Adobe Connect, ooVoo). На практике происходит так: западные производители используют кросспродажи и фактически навязывают коммуникационные решения в дополнение к офисным пакетам, а заказчики находят откровенные лазейки, чтобы обойти запрет 44 ФЗ и выйти за рамки Реестра российского ПО: ссылаются на отсутствие у российских аналогов, прямо скажем, крайне нецелевых функций, например, скриншеринга презентаций в многосторонней конференц-связи. Хотел бы я посмотреть, как они эту функцию используют.
И государство в лице своих многочисленных ведомств продолжает отдавать сотни миллионов рублей мировым монополистам. В то время как Россия взяла курс на цифровую экономику, а фарватером этого курса по-прежнему остается импортозамещение. Синергия этих политик на деле должна вылиться в формулу: максимально благоприятные условия для появления российских IТ-лидеров нового поколения (цифровая экономика) на внешнем и внутреннем рынке, причем в последнем случае — преимущественные по отношению к зарубежным игрокам (импортозамещение).
Проект «Госмессенджер» лишь призван помочь этим «Атлантам расправить плечи». Наша цель прежде всего в том, чтобы обеспечить соответствие их разработок тем самым требованиям безопасности, ради которых все и замышлялось. И вместе с тем добиться достаточного уровня кастомизации, соответствия запросам конечных потребителей — сотрудников федеральных и региональных органов государственный власти, госкорпораций и компаний с государственным участием. И у нас уже начало получаться. Удивление коллег информатизаторов из органов власти субъектов страны сместилось от вопроса «А что, в России есть свои мессенджеры?» к вопросу «Почему мы об этом не знали?».
Мы все под колпаком у Мюллера?
Имиджевая война уже началась. Чем особенно озабочены сейчас спецслужбы Германии, под какой лупой они рассматривают Китай? Взгляд писателя и публициста Владимира Сергиенко.
Слушайте в аудиофайле!
Популярное
«На Украине поняли, что их судьба США не волнует»
РОСТИСЛАВ ИЩЕНКО: У США остался единственный вариант – затолкнуть Украину, и не только Украину, в войну. Но за это время украинские элиты, тупые-тупые, но они тоже что-то увидели. Они за это время увидели своего друга Саакашвили. Хорошо, когда ты на него смотришь издалека, и он тебе рассказывает, как его холят и лелеют США. А когда ты видишь, что его практически выбросили на помойку, а потом еще списали в утиль и сдали его врагам в Грузии.
Современный капитализм к рынку не имеет отношения
АЛЕКСАНДР ЛОСЕВ: Мы видим очень странную картину. Появляется информация о новом вирусе, и все эти Pfizer, AstraZeneca и все остальные, которые говорили, что они спасут мир и не нужен им «Спутник V». И вдруг оказывается, что они не работают против этого штамма или работают, но не так. Три триллиона денег из этого пузыря фондовых активов в мире исчезло за три секунды.
«Американская политическая культура исключает компромисс»
МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ: Понятно, зачем американцам нужен Китай. Они хотят нас развести с Китаем. Простейшая конструкция. Но если вы хотите действительно каких-то соглашений, то нужен компромисс. Американская политическая культура компромисс исключает, то есть моё – это моё, про твоё – мы поговорим. Ровно эта формула. Но есть ситуация, при которой компромисс с ними возможен – когда он построен на реальной силе.
Мы все под колпаком у Мюллера
Facebook, Twitter, ВКонтакте, Одноклассники — социальные сети и мессенджеры из, казалось бы, пустого развлечения давно уже превратились в рабочий инструмент. В России выпускница журфака продает через Facebook встречи с известными людьми (проект MeetforCharity), а в Китае через мессенджер WeChat вовсю покупают эксклюзивные автомобили. Однако сами владельцы аккаунтов в популярных сетевых сервисах уже тоже «под колпаком» — их контент и данные все чаще используют в собственных интересах государственные структуры и бизнес. И если последний погрузился в соцсети в поисках целевой аудитории продаж, то государство все активнее используют сетевой контент для поиска преступников всех мастей. О том, что можно узнать о пользователе социальной сети по его профилю, а также как используют эти данные коммерческие банки, страховые компании и правоохранительные органы, «Инвест-Форсайт» поговорил с основателем компании SocialDataHub Артуром Хачуяном, в прошлом — сотрудником агентства Тины Канделаки «Апостол», а сегодня — одним из ведущих игроков российского рынка BigData-аналитики.
Сырые данные никому не нужны
— Почему вы решили создать свою компанию, на рынке был спрос на аналитику BigData?
— Идея родилась у меня еще во время работы в «Апостоле». Там, кстати, был целый департамент аналитиков, который, на мой взгляд, не всегда выдавал качественный продукт, при этом за очень большие деньги. У меня на тот момент родилась идея, как это все сделать лучше, еще и автоматически. И мы сделали первую версию продукта. Вообще, наша система задумывалась как аналог зарубежного сервиса DataSift по продаже необработанных, или сырых, данных. Как оказалось, в России это никому не нужно — на рынке нет такой модели продаж, даже за маленькие деньги. Все хотели аналитические выводы, чем мы и стали заниматься. Правда, сначала мы ударились в разработку продуктов для госорганов — решали задачи поиска людей по фотографиям. На коммерческом же рынке мы работаем последние 1,5-2 года.
— Не боялись отправляться в «одиночное» плавание, конкуренции, например?
— Когда мы запускались, на слуху были разве что «Медиалогия» и BrandAnalytics. В России и сегодня не так много компаний, которые работают в данном сегменте; в основном они продают выгрузки упоминаний в Excel. При этом одни сервисы мониторили только СМИ, другие работали только с данными из соцсетей. Мы же сделали продукт, который покрывал все сегменты — блоги, форумы, социальные сети, поисковую выдачу. Мы хотели запустить именно сервис аналитики — чтобы конечному клиенту дать ответы на вопросы, а также какие-то рекомендации к действию. Сейчас есть компании, которые занимаются анализом больших данных. Но на данный момент все они, так же, как мы, проводят ad hoc исследования.
— Какие массивы данных анализируете?
— Все социальные сети; практически по всем у нас есть полная копия информации — это профили пользователей, их данные, текстовые публикации и лайки. Из медиаконтента храним только фотографии, на которых есть лица. По ВКонтакте, Одноклассникам и Twitter есть полная копия всех пользователей с их текстами начиная с 2010 года. По Facebook и Instagram есть полная копия русскоязычной аудитории. Но мы за рубежом пока не работаем, поэтому это не нужно. Помимо социальных сетей анализируем блоги, а также форумы. Есть, по сути дела, такой же поисковик, как Яндекс, Гугл. Помимо этого, анализируем различные открытые базы данных — например, реестры судебных дел, таможенный реестр и т.д.
— Переписку анализируете?
— У нас нет переписки. Для этого нужен судебный запрос.
— Как и сколько времени вы формировали массив данных для анализа?
— Собрали из социальных сетей и спарсили. Мы собираем все, как будто это реальные пользователи заходят в соцсеть через браузер, скролят, кликают — то есть полностью эмулируем поведение пользователей. Базу мы формировали года три, может, немного больше, к тому же, мы постоянно добавляем в нее какие-то источники.
— Могут ли быть проблемы с законом о защите персональных данных?
— Владельцем конечных данных является человек, а не социальная сеть. В суд должен подавать именно человек, а таких проблем пока не было. Были суды с социальными сетями, с Facebook ругались. Но мы не используем программный интерфейс, все, что может сделать соцсеть, — запретить нам доступ. Но она не понимает, что наши сборщики — это боты, и не блокирует их. Правда, мы сейчас думаем над выходом на зарубежный рынок.
Главный клиент — государство
— Кто стал вашим первым клиентом?
— На данный момент 80-85% всех наших доходов — это государство. Государство заказчик основного продукта — это система распознавания изображений, система поиска людей по лицам, анализ связей, трафика между ними. Решение помогает искать террористов, педофилов, уклонистов от армии, точнее сказать не могу — мы не знаем, как именно используют решения, мы их продаем как коробочный продукт. Поэтому здесь такая сделка с совестью.
— Как именно работает ваш продукт?
— Какие ведомства таким пользуются?
— Это закрытая информация. Могу лишь сказать: в основном силовые и правоохранительные структуры.
— Вы передаете спецслужбам данные соцсетей?
BigData для бизнеса
— Почему вы решили работать с бизнесом, кто ваши клиенты в этом сегменте?
— В основном это банки, страховые компании, для которых мы делаем скоринг, ритейл и реклама. Почти все приходят с одной и той же задачей: либо хотят больше новых клиентов, либо лучше понять потребности текущих. Вообще, коммерческий рынок страдает от нехватки хороших решений, а наше решение нужное и важное. Если бы оно было плохим, его бы просто не покупали. Плюс для меня очень интересен выход на зарубежные рынки. А с околовоенными разработками на зарубежный рынок не выйдешь.
— Какие задачи вы помогаете решать ритейлу?
— Помогаем правильно прогнозировать покупки. Например, вы что-то покупаете, и вам предлагают посмотреть дополнительный товар, который, возможно, вам тоже понравится. Но главная история — поиск аудитории под конкретный продукт. Как это происходит сейчас? Вы хотите купить шторы, гуглите их, а потом Facebook две недели показывает рекламу штор. Мы же помогаем действовать наперед. Например, можем понять, что именно вы в этом месяце купите новый IPhone. Ведь у вас есть шестая модель, «семерку» вы пропустили, а восьмой точно купите, потому что летом не съездили отдыхать.
— А для банков? Вы упоминали финансовый скоринг.
— С одной стороны, мы помогаем выявлять потенциальную аудиторию, которой можно предложить финансовые продукты. Например, ищем людей, которые что-то хотят купить, но не могут себе позволить. Либо тратят деньги быстро, и им нужен кредитный продукт. Другая история — расчет потенциального возврата-невозврата кредита. К примеру, если у человека сезонный бизнес, скажем, торговля цветами, о чем он не сказал в банке, и он берет кредит, чтобы закрыть кассовый разрыв.Мы знаем: зимой будет не сезон, человек прогорит и кредит не вернет. Бывают люди, по модели поведения которых ясно, что они халтурно относятся к работе и могут ее потерять, не оплатив кредит. Так же и со страховыми компаниями — если человек занимается экстремальными видами спорта, значит, он получит высокую стоимость полиса страхования жизни. На самом деле, тут много зависимостей, мы изучаем массу параметров, начиная от примерной зарплаты человека и до того, насколько часто он ругается матом.
— Анализируют ли банки и страховые компании своих клиентов?
— Да, конечно. Обычно массив клиентов нам передают в обезличенной форме, или же мы свой сервер ставим внутрь банка, и он по ФИО, городу, телефону, e-mail «матчит» профили клиентов с соцсетями. Мы, в конце концов, получаем из закрытого контура банка только аккаунты в социальных сетях. Их уже анализируем и предоставляем банку аналитику — кто вернет кредит, кто не вернет и т.д. Либо формируем модель поведения этих людей и начинаем искать потенциально похожих клиентов из не-клиентов.
— Какие результаты получают ваши коммерческие клиенты?
— Сложно сказать. Бывают клиенты, которым мы привели 70-75% новых клиентов, и все счастливы. Но был и другой кейс — мы работали с компанией по продаже элитной недвижимости, 50 млн+. Такую аудиторию в соцсетях очень сложно найти, исследование было затратное. Вовлеченность на выходе там была где-то 1-2%. Но клиент был счастлив, потому что если из 1000 человек один покупает квартиру, окупается все месячное «веселье».
— Сможете в перспективе вытеснить аналитические департаменты банков?
— Знаете, раньше был очень моден консалтинг — во времена расцвета Ernst&Young, Deloitte и т.д. Никто не открывал департаменты аналитики. Потом случился обратный бум: престижно иметь департамент аналитиков в компании. Например, в KFC 57 аналитиков. Казалось бы, каким куриным крылышкам нужны аналитики? Сейчас снова начинается поворот в сторону консалтинга. Я думаю, мы продолжим в этом направлении развиваться, а еще параллельно будем создавать какой-то сервис, чтобы им мог пользоваться, условно говоря, не аналитик, а, может быть, руководитель.
Как врут в соцсетях
— Что можно узнать о человеке, проанализировав его профили в соцсетях?
— Интересы, модель поведения, объект интереса. Как часто человек путешествует. Какая у него зарплата, что он хочет сделать, купить, куда хочет поехать, пойти, что он может сказать завтра. За кого хочет проголосовать на выборах.
— Как вы анализируете BigData?
— У нас много разных алгоритмов — более 700, — каждый решает конкретную задачу. Есть алгоритм, который определяет возраст в Instagram. Казалось бы, простая штука. 98% людей делают пост о дне рождения: «Ребята, привет! Мне сегодня 27!». Есть алгоритм, который определяет для beauty-брендов как люди меняют прически, стиль в зависимости от сезона, интересов. Есть алгоритмы, которые выделяют факты из текстов: кто сказал, что сказал, про кого, когда и где. Есть и те, которые рассчитывают процент заинтересованной аудитории, другие прогнозируют, в какое время какой лучше контент публиковать, в каких группах, кого упомянуть, какие темы поднимать. Все зависит от конечного продукта.
— Как работают ваши алгоритмы?
— Например, если известен аккаунт в Facebook, мы можем по фотографии найти аккаунт в Tinder. Там люди практически всегда указывают реальные интересы, также можно определить примерную геолокацию. Есть алгоритмы, которые занимаются только интересами. Сейчас на рынке все интересы пользователя показываются на основании топ-10 групп, на которые он подписан в соцсетях. Но подписки сетях — это не очень релевантная история. Мы анализируем контент, который люди лайкают, который реально потребляют. Есть совсем простые алгоритмы, которые вычленяют телефоны из текстов. Есть сложные, которые по фотографиям пытаются определить наличие автомобиля, кошки, собаки.
— Вы как-то проверяете данную информацию?
— Да, конечно. Задача правильно понять, что люди наврали. Мы проводим проверку достоверности, ищем ложные корреляции. Из 700 наших алгоритмов 50 точно занимаются проверкой достоверности данных, потому что выпускников московских вузов в Москве на 60% больше, чем их в принципе существует. Города не всегда люди правильно указывают. Например, пользователь указал местом проживания Москву, но при этом сидит в группе объявлений «Томск» или «отдам даром Томск». И постоянно в ней что-то комментирует: «Ребята, заберу у вас с улицы Коммунистическая, 25». Понятно, что человек в Москве не живет, а живет в Томске. Часто молодежь указывает возраст более 100 лет. И всех этих людей надо правильно идентифицировать.
Сменится поколение госслужащих
— Поможет ли анализ соцсетей предотвращать преступления? Например, заранее «вычислить» ивантеевского стрелка?
— Да, конечно, поможет. У нас есть такие решения, и сейчас они работают. Мы гордимся тем, что уже что-то предотвращаем. К сожалению, ничего такого нельзя вынести в публичное поле пока. Но на данный момент анализ покрывает 1-2% всех данных, то есть система генерит до 1500 заявок по самым слабеньким фильтрам — например, экстремисты, которые вот-вот что-то совершат. Но затем их все равно будут вручную перепроверять. Это сложность организации внутренней системы. Сегодня до того, как рядовой полицейский получит список телефонов, «висящих» на сотовых вышках вокруг места преступления, может пройти от 3-4 месяцев до 1,5 лет. Дальше список телефонов дадут нам — и за 15 минут система выдаст результат. Здесь 90% всех временных задержек — какие-то ГОСТы 90-х годов, менталитет, нормы и правила.
— Что же должно измениться?
— Должно смениться поколение госслужащих. Сегодня люди думают, что если внедряют какую-то электронную систему, значит, их уволят. И автоматически начинают с недоверием к ней относиться, медленнее работают и так далее. Люди не понимают, что автоматизированная система позволит им анализировать больший объем данных.
Беседовала Ольга Блинова
Подписывайтесь на канал «Инвест-Форсайта» в «Яндекс.Дзене»