второе крепостное право большевиков
26 июня 1940 года – Совнарком СССР принял указ по трудовой дисциплине. В СССР был введен восьмичасовой рабочий день, СЕМИДНЕВНАЯ рабочая неделя и уголовная ответственность за опоздание на работу более 21 минуты и за прогул. По этому указу только за два с половиной года, с 26 июня 1940 года до 1 января 1943 года, за нарушения трудовой дисциплины, вплоть до самых незначительных, осудили 5 121 840 человек. А в 1942 году миллионам осужденных рабочих урезали выдачу хлеба, и многие из них предпочли голодной смерти фронт. К моменту его отмены число осужденных советских граждан, по оценкам историков, достигло 18 млн.
Указ ничего не говорит сегодняшним людям, зато нагонял неописуемый страх на советских граждан. Рядом с ним меркнут любые «ужасы» планктонного существования, любые штрафы и взыскания.
Согласно официальной версии этот указ был принят по инициативе советских профсоюзов, якобы «по просьбе трудящихся». Тех самых трудящихся, которые просто обязаны были любить свой завод, свою контору. Но если раньше любовь эта, как и всякая другая, была делом добровольным, то в 1940 году ситуация коренным образом изменилась. Освобожденный труд снова закабалялся.
Суть указа заключалась вот в чем. Во-первых, увеличивалась продолжительность рабочего дня — с 7 до 8 часов. Во-вторых, отныне человек не мог покинуть свое предприятие, когда ему того захотелось, и перейти работать на другое. За такое самовольство полагался тюремный срок — небольшой (от двух до шести месяцев), но все-таки срок. Прогул, то есть отсутствие на работе без уважительной причины, карался исправительно-трудовыми работами на том же предприятии (до 6 месяцев) или удержанием части заработка. Раньше за прогул могли просто уволить, теперь практика увольнения «штрафников» запрещалась. Прогулом же считалось опоздание на 20 минут или отсутствие на рабочем месте в течение того же времени. «Без уважительных причин», — добавлялось в указе.
Чтобы руководители предприятий не толковали «уважительные причины» слишком широко, за излишний либерализм им также грозило привлечение к судебной ответственности. На всякий случай в указе оговаривались причины, по которым работника могли отпустить с предприятия. По сути их было всего две — либо полная нетрудоспособность, либо поступление на учебу в вуз. Введение подобных драконовских мер требовало каких-то объяснений, но советская пропаганда никогда не отличалась особой изобретательностью, ничего не стали выдумывать и теперь: сослались на сложную международную обстановку и необходимость крепить оборону страны.
Многие пункты этого указа сегодня нуждаются в пояснении. Начнем с того, что драконовский указ был принят «в связи со сложной международной обстановкой», но отменили его лишь 16 лет спустя, после XX съезда.
Следует непременно вспомнить, что указ от 26 июня побил все рекорды по числу осужденных. Всего в 1940 году было осуждено почти 3,5 миллиона человек — тоже рекордная цифра. Большинство из них — 2 миллиона — так называемые «указники», т. е. осужденные по указу от 26 июня. Через две недели после издания указа, в июле 1940 года, Прокуратура СССР уже подводила первые итоги нововведения.
Проблему текучести кадров и повышения производительности труда указ не решил, зато создал массу осложнений. Прежде всего для советской судебной системы. Законодательство требовало, чтобы по любому делу, грозящему обвиняемому тюремным сроком, проводилось предварительное следствие, а в суд направлялось обвинительное заключение. А указ предписывал закончить все формальности в пять дней.
Чтобы разрешить эту коллизию, Верховный суд дал указание нижестоящим судам, что подобные дела не требуют не только предварительного следствия, но и обязательного подготовительного слушания, если судья найдет переданные ему материалы достаточными для проведения процесса. «Это одна из мер, способствующих успешности борьбы со злостными нарушителями трудовой дисциплины»,— говорилось на состоявшемся 15 июля 1940 года пленуме Верховного суда СССР. Судьям, правда, оставили возможность в случае сомнений отправлять дела на предварительное расследование, но большинство из них поняло, что это право не более чем формальность. И в соответствии с указаниями партии и правительства нужно приступать к проведению массовых репрессий против нарушителей трудовой дисциплины.
А чтобы ни у кого не осталось сомнений в серьезности намерений руководства страны, на следующем пленуме Верховного суда 23 июля 1940 года появилось дополнительное разъяснение: в случае повторного нарушения дисциплины срок исправительно-трудовых работ, данный за первый проступок, превращается в срок заключения. Кроме того, как сообщали газеты, совместным приказом Наркомата юстиции СССР и Прокуратуры СССР опоздания на работу и с обеда более чем на 20 минут или уход с работы раньше на то же время приравняли к прогулам.
Правда, те, кто хотел сменить работу вопреки воле начальства, могли воспользоваться прорехой в законодательстве. До указа от 26 июня совершившие на работе мелкую кражу или хулиганский поступок подлежали немедленному увольнению. Известны случаи, когда советский служащий, опаздывающий на работу, специально попадал в какую-нибудь мелкую уголовную передрягу, дабы сесть за хулиганство на 15 суток, — парадоксальным образом это избавляло от куда более тяжкой статьи за опоздание. Вот, например, одно такое свидетельство: «Мужнин прадед, опаздывая на работу (как раз в то время), выбил своему соседу в трамвае зуб. Как хулигану дали, кажется, пятнадцать суток и отпустили с миром». В стране началась эпидемия мелких краж и хулиганских выходок. Однако партия и правительство быстро прикрыли эту последнюю лазейку. С 10 августа 1940 года за те же проступки полагался год тюрьмы, если размер украденного или цинизм содеянного не предусматривали более сурового наказания. Легальной возможности сменить работу больше не существовало. По существу, советских трудящихся приравняли к крепостным посессионным крестьянам, которых целыми селами приписывали к фабрикам и заводам на пожизненную работу.
Ошибочно было бы думать, что под раздачу попали лишь рабочие люди, нет, жертвами пали и конторские служащие, и ученые. Часто хватали людей невиновных даже в пресловутом 20-минутном опоздании: 9 сентября 1940 года нарсуд 9-го участка Сталинского района города Киева заочно приговорил к 5 месяцам исправтрудработ вице-президента Академии наук Чернышева за то, что он 5 сентября не явился на лекцию в университет. Между тем выяснилось, что Чернышев находился в очередном отпуске.
Люди смертельно боялись опоздать (ведь за опоздание грозила тюрьма). «Нередки были такие сценки на улицах, когда утром люди бежали стремглав полуголые, одеваясь на ходу, или жены бежали за мужьями с частями туалета, забытыми впопыхах дома. Угроза наказания за опоздание на работу научила жестоким хитростям. Так, в суровые морозы зимы 1939-1940-х годов опаздывающий подставлял щеки и уши морозу и с признаками обморожения шел в поликлинику, где оказывали помощь и выдавали спасительную справку. Некоторые прибегали к другой хитрости, впоследствии раскрытой, — как тогда острили, вступали в „Общество любителей кремации“. В ту пору по окончании обряда кремации присутствующим выдавалась трафаретная справка с указанием даты и часа (фамилии умершего на ней указано не было). Опаздывающий на работу бежал в крематорий, присоединялся к группе провожающих и получал спасительную справку об отдаче последнего долга вымышленным теще, тетке или другому родственнику, против чего нельзя было возразить, а при случае можно было и посочувствовать…»
Второе крепостное право: коллективизация 1929-1934 гг.
Коллективизация сельского хозяйства, завершившаяся к середине 1930-х, навсегда изменила историю крестьянства. Деревни стали пустеть, крестьяне – уходить в город
«Второе крепостное право большевиков» — так в народе стали расшифровывать аббревиатуру ВКП (б) после коллективизации. Слишком открыто власть пошла против деревни. Добровольно вступать в колхозы большая часть крестьян не желала, и их пришлось сгонять силой. Ещё бы… Колхоз — это крупное кооперативное социалистическое хозяйство, в которое крестьяне вступают добровольно (по идее). При вступлении они должны внести взнос деньгами и имуществом: скот, земля, сельхозмашины, инвентарь, зерно для сева. После этого колхозник получал зарплату за работу на колхозном поле, а себе еду добывал в основном в так называемом ЛПХ — личном подсобном хозяйстве (огород до полугектара и немного животных).
Для чего вообще понадобилось объединять обычные свободные мелкие крестьянские хозяйства в государственные колхозы, в которых у каждого отдельного крестьянина не было личной заинтересованности в общих результатах труда (ведь весь урожай забирало государство), а подобная непопулярная реформа ещё и явно была рискованной? Причин хватало, но в целом они сводились к двум основным — экономической и политической. Во-первых, ещё в период Гражданской войны большевики столкнулись с мощнейшим сопротивлением крестьянства, не желавшего сдавать хлеб ни по государственной цене, ни тем более бесплатно. Чтобы вся страна не поднялась против красных, как поднялась Тамбовщина, Ленину пришлось принять программу новой экономической политики и заменить продразвёрстку продналогом. Земледельцы вновь стали свободно продавать продовольствие. Однако если государство предлагало слишком низкую цену, крестьяне вновь прятали свою продукцию или продавали её на черном рынке, и власти сталкивались с кризисом продовольствия (например, в 1927 году). Согнав мужика в колхозы и отобрав личные средства производства, его лишали возможности хранить урожай в своём хозяйстве и распоряжаться им. Все выращенное на колхозном поле попадало на государственные склады, а уже оттуда по милости партии работник получал что-то для своего потребления. Таким образом государство получало также возможность планировать заготовки продовольствия для внутреннего использования и для экспорта (выкачивая из деревни хлеб, СССР продавал его за валюту и так финансировал индустриализацию).
Во-вторых, коллективизация нужна была по политическим причинам. Крестьянство воспринималось Сталиным как последний класс, враждебный советской власти. Согласно коммунистическому мировоззрению, «крестьянин-единоличник» — это мелкий буржуа, который эксплуатирует себя и всю прибавочную стоимость присваивает, а по возможности начинает эксплуатировать крестьян победнее. Крестьянин не может служить опорой социализма, так как в рыночных условиях чувствует себя вполне уверенно. Кроме того, крестьянство — это социальный резерв, из которого выходят капиталисты. Как говорил Ленин, в крестьянине живёт «две души» — труженика и собственника. И от второй необходимо избавиться. Значит, Россию следовало раскрестьянить, то есть превратить земледельцев в сельских пролетариев, которые подобно промышленным рабочим будут ходить на свой «завод», получать установленную государством зарплату и обменивать её на товары и услуги по государственным ценам.
В 1927 г. в деревне насчитывалось всего 0,8% колхозников, в 1928 г. — 1,7%, в 1929 г. — 3,9%. А ведь к окончанию первой пятилетки (к 1933 г.) Сталин поставил задачу коллективизировать 20% крестьян. Но у колхозов было слишком много минусов, и неудивительно, что желающих вступить в них добровольно нашлось очень мало. При вступлении надо сдать многими трудами и годами нажитое имущество, надо наравне с деревенскими лодырями платить налоги (за скот, садовые деревья, культсбор, страховые вклады и госзаймы ), отдавать часть произведённого в ЛПХ продукта, выполнять строительные работы, разрабатывать торф, лес и фактически задаром обрабатывать общее поле, что воспринималось как барщина. Поэтому в колхозы шли лишь редкие идейные крестьяне, а в основном — беднота, те, кому терять было нечего.
Сталин, видя, как медленно появляются колхозы, решился на репрессии, несмотря на то что память о крестьянских бунтах Гражданской войны была ещё свежа. Генеральный секретарь хотел раз и навсегда решить проблему контроля за хлебом и земледельцами и поставил в 1929 г. задачу «сплошной коллективизации». 5 января 1930 года вышло постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Началось раскулачивание и принудительный набор людей в колхозы. Специально для этого в деревню было направлено 25 тыс. коммунистов. За месяц они с помощью бедняков заставили «пролетаризоваться» 58% крестьян, причем часто использовалось рукоприкладство, угрозы и бессудные расправы. Кулаков вывозили за Урал, на Север или в Казахстан, а их имущество передавалось колхозам (всего за годы коллективизации депортировано было более 2,1 млн человек). Начали с Северо-Кавказского края, затем пришёл черёд Поволжья и остальных зерновых районов.
Насилие «двадцатипятитысячников» вызвало сильное сопротивление крестьянства. В 1930 г. произошло более 7,3 тыс. массовых выступлений против колхозов. Только в Московской области в первые две недели марта было 134 мятежа, в которых участвовало 22 тыс. человек. Случалось, присланные коммунисты уходили погулять в лес и не возвращались, или их в одно «прекрасное» утро находили убитыми.
Рейник Елена Малофеевна, род. 1904 г. р., дер. Мояны (Кемеровская область): «Стали нас в колхоз сгонять. Они говорили, что колхоз — это дело добровольное. А сами с ружьями приходили и всё забирали. В колхоз беднота отовсюду съезжалась. Им-то терять нечего было. А у кого хозяйство было, не торопился его отдавать. (…) В колхозе сразу стало трудно работать. Мы ведь и раньше не ленились! Но здесь всё было организовано так, что лошадей и быков заморили голодом. Машины, что у нас были в коммуне, быстро разломались, так как за ними смотреть стало некому. Телеги и те стали ломаться, так как были на деревянном ходу, не ремонтировались, а новые не покупались. Председателем у нас был какой-то рабочий из города. Он земли раньше, видать, и в глаза не видел. Но ни с кем не советовался. Всё и пошло прахом».
В армии, по большей части укомплектованной призывниками из крестьян, в 1930 г. фиксировались такие критические высказывания: «коллективизируют насильно», «коллективизация есть кабала, барщина и крепостное право», «коллективы несут голод и гибель», «за счет коллективов будут жить бедняки и лодыри», «хозяйственному крестьянину коллективы ни к чему», «колхозы — это барщина, сам не вступлю и другим не советую», «бедняки-лодыри, они не умеют работать и из-за нежелания трудиться идут в колхозы», «только на бумаге имеются хорошие колхозы»… Некоторые красноармейцы и вовсе призывали сослуживцев: «на случай войны не ходите защищать Соввласть, а дезертируйте и организуйте банды, разрушайте колхозы, убивайте работников…». Колхозное строительство было главным поводом для недовольства.
Изотова Дарья Максимовна, 1909 г. р., Минск: «Это было страшное время! Работали мы с мужем тогда уже в колхозе. Туда нас загнали силком. Отобрали даже последнюю корову. Ой, сколько я тогда натерпелась и насмотрелась! Страшно вспомнить! Не забирали только кур. Совсем престарелым — оставляли одну корову. Беднякам-то что?! У них ничего не было! Что же им не идти в колхоз добровольно! А крепких хозяев раскулачивали. (…) Люди стали пухнуть от голода. От колхоза ничего не получали и не видели. Приедет уполномоченный со своей сворой, всё выгребет, оставит немного зерна на семена, а на еду — ни граммочки! Выручал свой огород. Но работать на нем было некогда. Весь день — в колхозе. С утра — до ночи. На неделю нам выдавали по полбуханки хлеба. В этом проклятом колхозе ничего не видели, кроме как сеять, жать, убирать! Ходили в фуфайках. Нормальное пальто не могли купить. Но зато в магазинах было всё, что душа пожелает. Да вот только у колхозника денег не было».
В результате в 1930 г. в колхозы входило уже 23,6% крестьян. В 1931 г. — 52, 7%, к 1934 г. — 71,4%, к 1937 г. — 93%. Так за несколько лет большевики достигли своей цели. Последний враг социализма был повержен. В стране возникло 200 тыс. колхозов (в среднем по 75 дворов) и 9,5 тыс. совхозов.
Последствия сталинской «аграрной модернизации» были чудовищны. Крестьяне продолжали пассивное сопротивление. Молодёжь бежала в город. В 1928 г. в стране насчитывалось 24,5 млн крестьянских дворов, в 1934 г. их осталось только 19,9 млн. Процесс оттока населения из деревни, продолжавшийся затем весь ХХ век, был запущен.
Работу в колхозах быстро наладить не получалось. Коллективизация стала одной из основных причин голодомора, недоедания во многих сельскохозяйственных областях Союза и городах. Председатели нередко злоупотребляли своей властью в корыстных целях, а крестьяне саботировали их деятельность. По стране прокатилась волна уголовных дел.
Казалось, государство получило, что хотело — контроль. Если у колхоза масло оно покупало за 4 рубля (1 кг), то в городе продавало по 28 р. На другие товары тоже делались огромные наценки. Однако этот успех оказался весьма относительным. Государство потеряло людей и добилось упадка животноводства. Часть скота пала из-за неумелого и халатного колхозного руководства. Массово забивали скот сами крестьяне перед вступлением в колхозы (чтобы хоть так что-то оставить себе и не отдать властям). С 1928 по 1933 гг. поголовье лошадей в России сократилось на 51%, коров на 42%, свиней на 40%, овец и коз на 66%.
После войны крестьяне надеялись на роспуск колхозов, которые доказали свою несостоятельность. Но советская власть на это не пошла. С 1960-х гг. во избежание голода СССР стал закупать продовольствие за рубежом. Ещё были живы люди, помнившие, как Россия кормила Европу. Ни одной советской реформе так и не удалось затем реанимировать сельское хозяйство и обеспечить Союзу продовольственную безопасность. А история русского крестьянства закончилась.
Новое в блогах
Второе крепостное право: коллективизация 1929-1934 гг.
Коллективизация сельского хозяйства, завершившаяся к середине 1930-х, навсегда изменила историю крестьянства. Деревни стали пустеть, крестьяне – уходить в город
«Второе крепостное право большевиков» — так в народе стали расшифровывать аббревиатуру ВКП (б) после коллективизации. Слишком открыто власть пошла против деревни. Добровольно вступать в колхозы большая часть крестьян не желала, и их пришлось сгонять силой. Ещё бы… Колхоз — это крупное кооперативное социалистическое хозяйство, в которое крестьяне вступают добровольно (по идее). При вступлении они должны внести взнос деньгами и имуществом: скот, земля, сельхозмашины, инвентарь, зерно для сева. После этого колхозник получал зарплату за работу на колхозном поле, а себе еду добывал в основном в так называемом ЛПХ — личном подсобном хозяйстве (огород до полугектара и немного животных).
Для чего вообще понадобилось объединять обычные свободные мелкие крестьянские хозяйства в государственные колхозы, в которых у каждого отдельного крестьянина не было личной заинтересованности в общих результатах труда (ведь весь урожай забирало государство), а подобная непопулярная реформа ещё и явно была рискованной? Причин хватало, но в целом они сводились к двум основным — экономической и политической. Во-первых, ещё в период Гражданской войны большевики столкнулись с мощнейшим сопротивлением крестьянства, не желавшего сдавать хлеб ни по государственной цене, ни тем более бесплатно. Чтобы вся страна не поднялась против красных, как поднялась Тамбовщина, Ленину пришлось принять программу новой экономической политики и заменить продразвёрстку продналогом. Земледельцы вновь стали свободно продавать продовольствие. Однако если государство предлагало слишком низкую цену, крестьяне вновь прятали свою продукцию или продавали её на черном рынке, и власти сталкивались с кризисом продовольствия (например, в 1927 году). Согнав мужика в колхозы и отобрав личные средства производства, его лишали возможности хранить урожай в своём хозяйстве и распоряжаться им. Все выращенное на колхозном поле попадало на государственные склады, а уже оттуда по милости партии работник получал что-то для своего потребления. Таким образом государство получало также возможность планировать заготовки продовольствия для внутреннего использования и для экспорта (выкачивая из деревни хлеб, СССР продавал его за валюту и так финансировал индустриализацию).
Крестьяне 1930-х гг. Источник: 1rre.ru
Во-вторых, коллективизация нужна была по политическим причинам. Крестьянство воспринималось Сталиным как последний класс, враждебный советской власти. Согласно коммунистическому мировоззрению, «крестьянин-единоличник» — это мелкий буржуа, который эксплуатирует себя и всю прибавочную стоимость присваивает, а по возможности начинает эксплуатировать крестьян победнее. Крестьянин не может служить опорой социализма, так как в рыночных условиях чувствует себя вполне уверенно. Кроме того, крестьянство — это социальный резерв, из которого выходят капиталисты. Как говорил Ленин, в крестьянине живёт «две души» — труженика и собственника. И от второй необходимо избавиться. Значит, Россию следовало раскрестьянить, то есть превратить земледельцев в сельских пролетариев, которые подобно промышленным рабочим будут ходить на свой «завод», получать установленную государством зарплату и обменивать её на товары и услуги по государственным ценам.
В 1927 г. в деревне насчитывалось всего 0,8% колхозников, в 1928 г. — 1,7%, в 1929 г. — 3,9%. А ведь к окончанию первой пятилетки (к 1933 г.) Сталин поставил задачу коллективизировать 20% крестьян. Но у колхозов было слишком много минусов, и неудивительно, что желающих вступить в них добровольно нашлось очень мало. При вступлении надо сдать многими трудами и годами нажитое имущество, надо наравне с деревенскими лодырями платить налоги (за скот, садовые деревья, культсбор, страховые вклады и госзаймы и т. д.), отдавать часть произведённого в ЛПХ продукта, выполнять строительные работы, разрабатывать торф, лес и фактически задаром обрабатывать общее поле, что воспринималось как барщина. Поэтому в колхозы шли лишь редкие идейные крестьяне, а в основном — беднота, те, кому терять было нечего.
Сталин, видя, как медленно появляются колхозы, решился на репрессии, несмотря на то что память о крестьянских бунтах Гражданской войны была ещё свежа. Генеральный секретарь хотел раз и навсегда решить проблему контроля за хлебом и земледельцами и поставил в 1929 г. задачу «сплошной коллективизации». 5 января 1930 года вышло постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Началось раскулачивание и принудительный набор людей в колхозы. Специально для этого в деревню было направлено 25 тыс. коммунистов. За месяц они с помощью бедняков заставили «пролетаризоваться» 58% крестьян, причем часто использовалось рукоприкладство, угрозы и бессудные расправы. Кулаков вывозили за Урал, на Север или в Казахстан, а их имущество передавалось колхозам (всего за годы коллективизации депортировано было более 2,1 млн человек). Начали с Северо-Кавказского края, затем пришёл черёд Поволжья и остальных зерновых районов.
Насилие «двадцатипятитысячников» вызвало сильное сопротивление крестьянства. В 1930 г. произошло более 7,3 тыс. массовых выступлений против колхозов. Только в Московской области в первые две недели марта было 134 мятежа, в которых участвовало 22 тыс. человек. Случалось, присланные коммунисты уходили погулять в лес и не возвращались, или их в одно «прекрасное» утро находили убитыми.
Рейник Елена Малофеевна, род. 1904 г. р., дер. Мояны (Кемеровская область): «Стали нас в колхоз сгонять. Они говорили, что колхоз — это дело добровольное. А сами с ружьями приходили и всё забирали. В колхоз беднота отовсюду съезжалась. Им-то терять нечего было. А у кого хозяйство было, не торопился его отдавать. (…) В колхозе сразу стало трудно работать. Мы ведь и раньше не ленились! Но здесь всё было организовано так, что лошадей и быков заморили голодом. Машины, что у нас были в коммуне, быстро разломались, так как за ними смотреть стало некому. Телеги и те стали ломаться, так как были на деревянном ходу, не ремонтировались, а новые не покупались. Председателем у нас был какой-то рабочий из города. Он земли раньше, видать, и в глаза не видел. Но ни с кем не советовался. Всё и пошло прахом».
Антикулацкий плакат. Источник: Pinterest
Митинг в пользу колхозов. Источник: obozrenie-chita.ru
В армии, по большей части укомплектованной призывниками из крестьян, в 1930 г. фиксировались такие критические высказывания: «коллективизируют насильно», «коллективизация есть кабала, барщина и крепостное право», «коллективы несут голод и гибель», «за счет коллективов будут жить бедняки и лодыри», «хозяйственному крестьянину коллективы ни к чему», «колхозы — это барщина, сам не вступлю и другим не советую», «бедняки-лодыри, они не умеют работать и из-за нежелания трудиться идут в колхозы», «только на бумаге имеются хорошие колхозы»… Некоторые красноармейцы и вовсе призывали сослуживцев: «на случай войны не ходите защищать Соввласть, а дезертируйте и организуйте банды, разрушайте колхозы, убивайте работников…». Колхозное строительство было главным поводом для недовольства.
Изотова Дарья Максимовна, 1909 г. р., Минск: «Это было страшное время! Работали мы с мужем тогда уже в колхозе. Туда нас загнали силком. Отобрали даже последнюю корову. Ой, сколько я тогда натерпелась и насмотрелась! Страшно вспомнить! Не забирали только кур. Совсем престарелым — оставляли одну корову. Беднякам-то что?! У них ничего не было! Что же им не идти в колхоз добровольно! А крепких хозяев раскулачивали. (…) Люди стали пухнуть от голода. От колхоза ничего не получали и не видели. Приедет уполномоченный со своей сворой, всё выгребет, оставит немного зерна на семена, а на еду — ни граммочки! Выручал свой огород. Но работать на нем было некогда. Весь день — в колхозе. С утра — до ночи. На неделю нам выдавали по полбуханки хлеба. В этом проклятом колхозе ничего не видели, кроме как сеять, жать, убирать! Ходили в фуфайках. Нормальное пальто не могли купить. Но зато в магазинах было всё, что душа пожелает. Да вот только у колхозника денег не было».
В результате в 1930 г. в колхозы входило уже 23,6% крестьян. В 1931 г. — 52, 7%, к 1934 г. — 71,4%, к 1937 г. — 93%. Так за несколько лет большевики достигли своей цели. Последний враг социализма был повержен. В стране возникло 200 тыс. колхозов (в среднем по 75 дворов) и 9,5 тыс. совхозов.
Последствия сталинской «аграрной модернизации» были чудовищны. Крестьяне продолжали пассивное сопротивление. Молодёжь бежала в город. В 1928 г. в стране насчитывалось 24,5 млн крестьянских дворов, в 1934 г. их осталось только 19,9 млн. Процесс оттока населения из деревни, продолжавшийся затем весь ХХ век, был запущен.
Работу в колхозах быстро наладить не получалось. Коллективизация стала одной из основных причин голодомора, недоедания во многих сельскохозяйственных областях Союза и городах. Председатели нередко злоупотребляли своей властью в корыстных целях, а крестьяне саботировали их деятельность. По стране прокатилась волна уголовных дел.
Казалось, государство получило, что хотело — контроль. Если у колхоза масло оно покупало за 4 рубля (1 кг), то в городе продавало по 28 р. На другие товары тоже делались огромные наценки. Однако этот успех оказался весьма относительным. Государство потеряло людей и добилось упадка животноводства. Часть скота пала из-за неумелого и халатного колхозного руководства. Массово забивали скот сами крестьяне перед вступлением в колхозы (чтобы хоть так что-то оставить себе и не отдать властям). С 1928 по 1933 гг. поголовье лошадей в России сократилось на 51%, коров на 42%, свиней на 40%, овец и коз на 66%.
После войны крестьяне надеялись на роспуск колхозов, которые доказали свою несостоятельность. Но советская власть на это не пошла. С 1960-х гг. во избежание голода СССР стал закупать продовольствие за рубежом. Ещё были живы люди, помнившие, как Россия кормила Европу. Ни одной советской реформе так и не удалось затем реанимировать сельское хозяйство и обеспечить Союзу продовольственную безопасность. А история русского крестьянства закончилась.