заратустра не позволяет что значит
15 афоризмов из книги «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше
Лучше ничего не знать, чем знать многое наполовину! Лучше быть глупцом на свой риск, чем мудрецом на основании чужих мнений
Фридрих Вильгельм Ницше (1844 — 1900) — выдающийся немецкий мыслитель. Он создал собственную философскую систему, в которой поставил под сомнение устоявшиеся в европейском обществе нормы морали, религии, культуры и общественно-политических отношений. Его главным произведением стала книга «Так говорил Заратустра», посвященная концепции «сверхчеловека». Этот труд оказал огромное влияние на развитие мировой литературы и философии последних полутора столетий.
Мы выбрали из него 15 цитат:
Человек — самый жестокий зверь.
Лучше ничего не знать, чем знать многое наполовину! Лучше быть глупцом на свой риск, чем мудрецом на основании чужих мнений.
С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю, вниз, в мрак и глубину, — ко злу.
Величайшие события — это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы.
Любите, пожалуй, своего ближнего, как себя — но прежде всего будьте такими, которые любят самих себя.
Вы любите вашу добродетель, как мать любит свое дитя; но когда же слыхано было, чтобы мать хотела платы за свою любовь?
Один идет к ближнему, потому что он ищет себя, а другой — потому что он хотел бы потерять себя.
Тот, кто хвалит, делает вид, будто воздает он должное, но на самом деле он хочет получить еще больше!
Вдвоем человек бывает более одиноким, чем наедине с собою.
Надо научиться не замечать себя, чтобы многое видеть.
Кого окружает пламя ревности, тот обращает наконец, подобно скорпиону, отравленное жало на самого себя.
Говорит мне справедливость: «люди не равны». И они не должны быть равны!
Человек — это канат, протянутый между животным и Сверхчеловеком, это канат над пропастью.
Церковь — это род государства, притом — самый лживый.
Зороастризм (Заратустра). Философия, Главные идеи, Суть и Принципы
Как переводиться зороастризм?
А свое название зороастризм получил из-за греческого произношения имени пророка Зороастр.
История Зороастризма
Возникновение зороастризма связывают с жизнью великого пророка Заратустры 754 год до нашей эры и полученных откровений от бога Ахуры Мазды. А вот уже точного места рождения Заратустры ученые определить не могут, скорее всего это нынешний Иран, Афганистан или Пакистан.
Вообще все перечисленные места некоторыми учеными считаются и местом Шамбалы в прошлом, и местом рождения некоторых мастеров Тантры.
Если брать саму жизнь пророка Заратустры, то, как и жизнь многих пророков, она складывалась непросто, пройдя и через этапы унижения и изгнания.
Главные идеи Зороастризма
В основе главных идей зороастризма лежит вера в единого Бога и Создателя – Ахура Мазду (Мудрого Бога), а также вера в Заратустру, как единого пророка, который лично общался с Мудрым Богом и получившим от него учение.
Так же признается Вселенский закон гармонии, установленный Ахурой Маздой. Рано или поздно согласно зороастризму на земле наступит время полной победы Ахура Мазды и зло навсегда покинет планету.
Суть учения Зороастризма
Для того чтобы, достичь праведности в своей жизни зороастризм учит поклоняться единому богу Ахуре Мазде, давшему основы праведной жизни через своего пророка. Причем, учение Заратустры, как и многие другие религии учит личной ответственности за совершенное в этой жизни.
А за неправедную жизнь человека в соответствии с философией зороастризма ожидает Ад, где его ждут ужасные муки и саморазрушение.
Существует также идея так называемого «Моста Чинвад», который проложен между Адом и Раем. Если идет праведник по Мосту, то он становится широким и удобным, а если грешник, то острым, как лезвие и с него он падает в Адскую пропасть.
Принципы Зороастризма
В основе традиции и принципов зороастризма заложена абсолютная вера в Ахуру Мазду и праведность, когда благими делами приближается человек к единому Богу.
Причем учение Заратустра поможет людям победить в последней битве с силой зла, и тем самым разрушить Ад.
Священная книга Зороастризма
В зороастрийских храмах постоянно горит огонь – это символ зороастризма и вечной веры в Ахуру Мазду. В учении зороастризма нет монастырей и безбрачия. Главным, как считается – это накопление благих дел и избегать грехов.
Интересными являются и некоторые положения в зороастризме, согласно которым добродетелью считается также здоровый образ жизни и профилактика болезней.
Однако существует и особый принцип в зороастризме, хотя также не противоречащий другим религиям: «СЧАСТЬЕ ТОМУ, КТО ЖЕЛАЕТ СЧАСТЬЯ ДРУГИМ».
Философия Заратустры
Изначально философия зороастризма строилась на самом пророке Заратустре. Можно сказать, его религиозная мысль взлетала ввысь, туда, где ждет каждого необъятное и немыслимое, но такое родное каждому.
Заратустра говорил, что не призывает любить ближнего, потому что, если человек идет к ближнему, значит он бежит от себя. А если человек идет Богу, значит, он хочет потерять себя и обрести Бога внутри. А обычный неразумный человек стремится к внешним вещам и к другим людям из-за страха одиночества, вот и все.
Потому Заратустра своей философией учит божественной неудовлетворенности и стремлению к звездам. Согласно его философии человек уходит к ближнему не от любви, а от собственной пустоты, а заодно, он еще не хочет и боится познать свою внутреннюю пустоту и слиться с Богом внутри.
Мы делаем все лишь бы не оставаться в тишине и не услышать себя
Так обычно человек идет к соседу так как ему нужны друзья и развлечения, и он хочет жениться или выходит замуж, так как ему нужны отношения и дети. В общем лишь бы занять себя чем-то, не понимая, чем и самое главное зачем, и эта занятость – для того, чтобы убежать от себя самого, а не чтобы соприкоснуться с собой.
И обычно каждый только и занимается чем угодно кроме размышления о самом себе и своей жизни, он идет в кино, на работу, в ресторан или цирк. А затем еще и во сне что-то делает.
Учение зороастризма о награде
Но все же вас любят или уважают, или награждают и это уже не бескорыстие, если уже вас здесь наградили, то зачем вас еще и на небесах награждать? То есть, наградит ли вас Бог за эти дела. Заратустра говорит: «Я советую вам бежать от ближних, чтобы любить дальних».
Смысл в том, что ближний аналогичен вам, он также хитер или гневный, как и вы, и такой же жадный и ревнивый. Это бесконечная игра – ты хвалишь кого-то, а тот тебя в свою очередь. Призыв пророка – это призыв к далекой любви, что значит найти себя.
Далее пророк Заратустра говорит, что если и нужны вам в этом мире люди, то не ближние, а именно друзья, и такие друзья, которые хоть и любят, но не вмешиваются и не ставят условий и оставляют вас независимым.
Философия зороастризма о познании себя
Философия Заратустры очень тонка, он говорит: «Брат мой, ты хочешь уединения? Тогда путь к себе, это созидание – когда вы идете прочь от массы». Художник одинок в своем творении, и танцор тоже.
Когда одного известного танцора спросили, волнуется ли он перед аудиторией, то он ответил, что когда начинает танцевать, не только другие исчезают, но порой и сам исчезает и остается только танец. Иногда люди замечали, что он взлетает очень высоко в танце, несмотря на гравитацию, а приземлялся очень мягко, как пушинка.
Как обрести просветление в зороастризме
Когда человек остается один ему придется посмотреть вовнутрь себя и возникнет желание подняться и взлететь ввысь. И это желание взлететь существует в каждом человеке.
Заратустра о святых
Иногда в своих изречениях Заратустра упоминает о странных святых и праведниках. Он говорит, что это смешно, что у них есть идея Дьявола и они боятся его. Это потому, что у них есть идея Бога.
Это смешно говорит Заратустра, они боятся фикции и порой обычные люди выглядят более зрелыми, чем так называемые святые. Так некогда жил король древней Низам, он был очень свят. Однако он очень боялся привидений и потому, чтобы уберечься от них он каждый день перед сном (а известно, что они нападают по ночам, когда спишь) засовывал ногу в мешок с солью, это считалось, может уберечь от привидений ведь они боятся соли.
Но если это был божий человек. Но если Бог не спасет от привидений, как же может тогда соль спасти? И далее утверждает, что человек пробужденный, уже не будет в своем уме ни бояться Дьявола, ни поклонятся Богу, поскольку стоит на равных с ним.
Заратустра говорит, что многое познал в уединении, пустоте и тишине, но обычные люди не могут его понять. Вот таким был пророк и великий мистик Заратустра, который по сути верил практически в те же истины, которые объясняют и все остальные мировые религии, но о всем так сказать Божественном замысле мы поговорим уже в следующий раз.
Вывод
До встречи в этой самой глубине мистических учений, в том числе и философии и сути зороастризма, где каждый давно знает другого.
Естественно на нашем портале Обучения и саморазвития мы еще будем писать о многих других религиях, Просветленных людях и священных писаниях, так что добро пожаловать в этот огромный мир путей, ведущих вверх к Богу.
И в следующей статье мы поговорим о сути и философии суфизма, как также одного из мудрых религиозных учений среднего востока, а далее вас ждет даже сравнение основных мировых религий и понимание их общей сути, так сказать большого божественного плана и понимания зачем они были созданы, такими похожими, но такими разными.
Кто такой Заратустра у Ницше?
«— The word «Übermensch», which designates a type of man that would be one of nature’s rarest and luckiest strokes, as opposed to «modern» men, to «good» men, to Christians and other Nihilists,— a word which in the mouth of Zarathustra, the annihilator of morality, acquires a very profound meaning,— is understood almost everywhere, and with perfect innocence, in the light of those values to which a flat contradiction was made manifest in the figure of Zarathustra — that is to say, as an»
ideal» type, a higher kind of man, half «saint» and half «genius.» Ecce Homo.
А как осмысляет Заратустру М.Хайдеггер? Ниже, статья немецкого философа «Кто такой Заратустра у Ницше?».
Кто такой Заратустра у Ницше?
М. Хайдеггер
Перевод доклада, прочитанного 8 мая 1953 года в Бремене, выполнен по изданию: Wer ist Nietzsches Zarathustra?// Vortrage und Aufsitze. Teil I. Pfullmgen: Neske, 1967. S. 93-118. Перевод c немецкого и примечания И. В. Жук. Приводится по изданию: Топос. М., 2000. №1. С.50-65.
На этот вопрос, как кажется, можно легко ответить. Ибо мы находим ответ у самого Ницше в ясно высказанных и даже напечатанных в разрядку положениях. Они высказаны в том произведении Ницше, которое и представляет, собственно, образ Заратустры. Книга состоит из четырех частей, возникла с 1883 по 1885 годы и называется: Так говорил Заратустра.
Ницше сопроводил эту книгу подзаголовком. Он гласит: «Книга для всех и ни для кого». «Для всех» – это не значит, конечно, для всякого первого встречного. «Для всех» – это подразумевает: для каждого человека как человека, для каждого в отдельности и постольку, поскольку он становится значимым в своей сути; «. и ни для кого», этим сказано: ни для кого из отовсюду занесенных любопытствующих зевак, которые упиваются лишь отдельными отрывками и необычной искрометностью этой книги и, [опьяненные], слепо шатаются там и сям в ее полупоющем, полувопиющем, то рассудительном, то ураганном, часто возвышенном, порою плоском языке, вместо того чтобы вступить на путь мысли, которая взыскует здесь своего слова.
Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого. Как зловеще подтвердил свою правильность подзаголовок этого произведения за семьдесят лет после своего появления, но как раз в обратном смысле. Она стала книгой для всякого, но до сих пор не объявился ни один мыслящий, кто оказался бы на высоте основной мысли этой книги и смог бы измерить всю весомость ее прихода и происхождения. Кто такой Заратустра? Если внимательно читать заглавие работы, то мы замечаем намек: «Так говорил Заратустра».
Заратустра суть защитник в этом троекратном смысле. Но все же, что он произносит? В чью пользу он говорит? Что он пытается изложить? Является ли Заратустра лишь неким случайным защитником чего-либо, или он есть тот защитник «Одного», что обращается постоянно и прежде всего к человеку?
Заратустра говорит в пользу жизни, страдания, круга, это он и произносит. В этой тройке: «жизнь – страдание – круг» сопринадлежат друг другу, есть то же самое. Если бы мы смогли правильно помыслить эту троицу как одно и то же самое, мы были бы в состоянии предугадать, чьим защитником является Заратустра и кем же он сам, пожалуй, мог бы быть в качестве такого заступника. Правда, мы могли бы сейчас выступить с предварительным объяснением и с неоспоримой правильностью сказать: «жизнь» означает в языке Ницше — воля к власти [der Wille zur Macht] как основная тяга всего сущего, не только человека. Что значит «страдание», Ницше говорит в следующих словах: «Все, что страдает, хочет жить. » (WW., VI, 469), т. е. все, что есть по способу воли к власти. Этим сказано: «Формирующиеся силы сталкиваются» (XVI, 151). «Круг» есть знак кольца, усилие которого в самом себе бежит вспять и таким образом всегда достигает того, что возвращается как то же самое [das Gleiche].
Согласно этому, Заратустра представляется в качестве заступника того, что все сущее есть воля к власти, которая страдает как созидающая, сталкивающаяся воля и таким образом стремится к себе самой в вечном возвращении того же самого.
Этим высказыванием мы привели сущность Заратустры к дефиниции, говоря по-школьному. Мы можем взять на заметку это определение, твердо запомнить и при случае выдвигать его по мере надобности. Мы даже можем еще и специально подтвердить приведенную дефиницию теми предложениями, выделенными в работе Ницше разрядкой, которые говорят, кто есть Заратустра.
В уже упомянутом отрывке Выздоравливающий (314) мы читаем: «Ты (а именно Заратустра) учитель вечного возвращения. » А в предисловии ко всей работе (п. 3) стоит: «Я (именно Заратустра) учу вас о сверхчеловеке». «Это мои звери! — сказал Заратустра и возрадовался в сердце своем. Самое гордое животное, какое есть под солнцем, и животное самое умное, какое есть под солнцем, — они отправились разведать.
Они хотят знать, жив ли еще Заратустра. И поистине, жив ли я еще?» Вопрос Заратустры лишь тогда сохраняет свой вес, когда неопределенное слово «жизнь» мы понимаем в смысле «воли к власти». Заратустра спрашивает: соответствует ли моя воля той воле, которая как воля к власти всевластвует над целым сущим. Его звери выведывают сущность Заратустры. Он спрашивает самого себя, есть ли он еще, т. е. является ли он уже тем, кто он собственно есть. В одной заметке к Так говорил Заратустра из посмертно опубликованного наследия (XIV, 279) сказано: ««Есть ли у меня время дожидаться моих зверей? Если это мои звери, они сумеют найти меня.» Молчание Заратустры».
Так, далее в приведенном месте из отрывка Выздоравливающий его звери говорят следующее, что нам надо не упустить из виду в напечатанном разрядкой предложении. Они говорят: «Ибо твои звери хорошо знают, о Заратустра, кто ты и кем должен ты стать: смотри, ты учитель вечного возвращения, — в этом теперь твое назначение!»
Так обнаруживается: Заратустра должен, прежде всего, стать тем, кто он есть. Заратустра страшится такого становления. Испуг [der Schrecken] сквозит во всей работе, которая изображает его. Этот страх определяет стиль, колеблющийся и все более замедленный ход всего произведения. Этот ужас подавляет всякую самоуверенность и надменность Заратустры уже в начале его пути. Кто не расслышал прежде и постоянно не слышит этого ужаса среди всех речей, звучащих часто самонадеянно, а часто лишь шумящих, тот никогда не сможет узнать, кто такой Заратустра.
Откуда же исходит призыв о сверхчеловеке? Отчего больше не удовлетворяет прежний человек? Потому что Ницше уловил исторический момент, когда человек вознамерился приступить к господству над всей Землей. Ницше – первый мыслитель, который, принимая во внимание впервые восходящую мировую историю, ставит решающий вопрос и продумывает его во всей метафизической важности. Вопрос гласит: подготовлен ли человек как человек в своей прежней сущности к тому, чтобы взять на себя господство над Землей? Если нет, тогда что должно случиться с прежним человеком, чтобы он сделал Землю своей «подданной» и тем самым мог исполнить слово древнего завета? Не должен ли тогда нынешний человек вознестись над самим собой, чтобы соответствовать этому призванию? Коль дело обстоит так, тогда «сверх-человек», если как следует подумать, не может быть продуктом необузданной фантазии, вышедшей из рамок и уносящейся в пустоту. Однако также редко эту породу можно отыскать исторически, анализируя современную эпоху. Потому мы ни в коем случае не можем искать сущностный образ сверхчеловека среди тех фигур, которые в качестве главных функционеров воли к власти, поверхностно и превратно истолкованной, протиснулись на верхушку ее различных организационных форм. Одно, правда, нам следовало бы поскорее заметить: эта мысль, воплощенная в образе учителя, который учит о сверх-человеке, касается нас, касается Европы, имеет отношение ко всей Земле, не только еще сегодня, но, прежде всего, завтра. И это так, совершенно независимо от того, одобряем ли мы эту мысль либо боремся с ней, проходят ли мимо нее или фальшиво подражают. Каждая сущностная мысль проходит неприкосновенной сквозь всех приверженцев и противников.
Итак, все же нужно, чтобы сперва мы научились учиться у учителя, а это на самом деле есть лишь следующее – выспрашивать о нем. Только так изведаем мы однажды, кто такой Заратустра у Ницше, или же мы не узнаем этого никогда.
Остается, правда, обдумать, может ли вопрошание о мысли Ницше быть продолжением ее же самой либо оно должно стать шагом назад. Но прежде надо обдумать, подразумевает ли это «назад» лишь исторически констатируемое прошлое, которое можно было бы возродить (к примеру, мир Гете), либо «назад» указывает на бывшее, начало которого все еще ждет, чтобы о нем вспомнили для того, чтобы стать начинанием, восходящим с утренней зарей.
Теперь же мы ограничимся тем, что немного и предварительно познакомимся с Заратустрой. Надлежащим образом это произойдет тогда, когда мы попытаемся пройти первые шаги вместе с учителем, каковым он является. Он учит, показывая. Он заранее всматривается в сущность сверхчеловека и придает ей зримую форму. Заратустра — лишь учитель, но еще не сам сверх-человек. А с другой стороны, Ницше не есть Заратустра, но тот вопрошающий, кто пытается продумать сущность Заратустры.
Сверхчеловек превосходит тип прежнего и нынешнего человека и, таким образом, есть некий переход [Ubergang], некий мост. Дабы мы, учащиеся, могли следовать за учителем, который учит о сверхчеловеке, мы должны, коль уж оставаться в образе, добраться до моста. Мы более или менее полно осмыслим переход, если примем во внимание три момента:
1. То, откуда переходящий уходит.
3. То, куда переходит переходящий.
Это, названное последним, мы должны иметь в виду; и, прежде всего, должен иметь в виду переходящий, а перед этим — учитель, который обязан указывать на него. Если взгляд вперед ошибется в этом «куда», тогда процесс перехода останется «без руля» и то, откуда должен уйти прочь переходящий, останется в неопределенности. С другой же стороны, то, куда призван переходящий, впервые обнаруживает себя при полном свете лишь тогда, когда он туда уже перебрался. Для переходящего, а тем более для того, кто в качестве учителя обязан показать переход, это «куда» постоянно остается в некой дали. Далекое остается. Поскольку оно остается, оно пребывает в некой близи, а именно в той, что хранит далекое как далекое, думая о нем и собираясь туда к нему. Близость к далекому, о котором думают и помнят, есть то, что наш язык именует тоской [die Sehnsucht]. По ошибке мы сводим вместе страсть [Sucht] с «искать» [suchen] и «быть влекомым» [getriebensein]. Но старое слово «страсть» (желтуха [Gelbsucht], чахотка [Schwindsucht]) означает: недуг, страдание, боль.
Тоска есть боль близости далекого.
Куда идет переходящий, тому принадлежит его тоска. Переходящий, как и тот, кто его направляет, учитель, находится, как мы уже слышали, на пути к возвращению домой в своей собственнейшей сути. Он – выздоравливающий. В третьей части Так говорил Заратустра непосредственно за отрывком, озаглавленным Выздоравливающий, следует отрывок, который называется: О великой тоске. В этом отрывке, третьем с конца третьей части, вся работа Так говорил Заратустра достигает своей предельной вершины. В одном позднем примечании (XIV, 385) Ницше отмечает: «Божественное страдание – вот содержание третьей части Заратустры».
В отрывке «О великом томлении» Заратустра говорит со своей душой. Согласно учению Платона, ставшему мерилом для западной метафизики, в монологе души с собой покоится существо мышления. Оно есть λογος ον αυτηπρος αυτην η ψυχηδιεζερχεται περιων αν σκοπη: сказывающее само-сосредоточение, которое сама душа проходит на пути к самой себе, в округе того, что она всякий раз усматривает (Теэтет 189е; ср.: Софист 263е).
В разговоре со своей душой Заратустра продумывает свою «самую бездонную мысль» (Выздоравливающий, п. 1; ср. III. О призраке и загадке, п. 2). Отрывок О великой тоске Заратустра начинает словами: «О душа моя, я научил тебя говорить «Сегодня» так же, как «Когда-нибудь» и «Прежде», и водить свои хороводы над всеми Здесь, Там и Туда».
Три слова «Сегодня», «Прежде» и «Когда-нибудь» написаны с большой буквы и стоят в кавычках. Они именуют основные черты времени. Способ, каким Заратустра их проговаривает, намекает на то, что сам Заратустра должен впредь говорить себе в глубине своей души, И что же это? Что «Когда-нибудь» и «Прежде», будущее и прошлое есть так же, как и «Сегодня». А сегодня есть как прошедшее и грядущее. Все три фазы времени сводятся к одному и тому же как то же самое [das Gleiche] в некоем единственном настоящем, в постоянном теперь. Метафизика называет непрерывное теперь; вечность. Ницше тоже мыслит три фазы времени из вечности как постоянного теперь. Но постоянство для него покоится не в некоем стоянии, но в возвращении того же самого. Заратустра, коль он учит свою душу такому сказыванию, есть учитель вечного возвращения того же самого. Оно суть неисчерпаемая полнота жизни, радостной и многострадальной. Отсюда — «великая тоска» учителя вечного возвращения того же самого. Поэтому в том же отрывке «великое томление» называется также «тоскою от чрезмерного избытка».
«Великая тоска» по большей части живет тем, из чего черпает она единственное утешение, т. е. уверенность. На место более давнего слова «утешение» [Trost] (сверх того: верить [trauen], доверять [zutrauen]) в нашем языке вступило слово «надежда». «Великое томление», проникшее в душу Заратустры, настраивает и побуждает его к «величайшей надежде». Но что дает право на нее и ведет его к ней?
Каков тот мост, который позволяет ему перейти к сверхчеловеку и в процессе перехода уйти от прежнего человека так, чтобы он мог отмежеваться от него?
В самом своеобразном построении работы Так говорил Заратустра заключено то, что должно показывать переход переходящего, так что ответ на только что поставленный вопрос дается в подготовительной II части произведения. Здесь, в отрывке О тарантулах, Ницше предоставляет Заратустре сказать: «Ибо, да будет человек избавлен от мести — вот для меня мост, ведущий к высшей надежде, и радужное небо после долгих гроз».
Сколь странно и поразительно для расхожего мнения, которое придумали себе люди о философии Ницше. Значит, Ницше – не подстрекатель к воле к власти, к политике силы и войне, к неистовству «белокурой бестии»?
Слова «да будет человек избавлен от мести» в тексте даже напечатаны в разрядку. Ницше думает об избавлении от духа мести. Его мысль могла бы служить духу, который, в качестве свободы от мстительности, предшествует всякому голому братанию, но также и всему «Желающему-только-покарать» [Nur-bestrafen-wollen], духу, который предлежит всем мирным усилиям и всякому движению к войне, лежит вне пределов духа, который хочет основать и обеспечить мир через договор. Пространство этой свободы от мести лежит равным образом вне пацифизма, политики силы и расчетливого нейтралитета. Точно так же оно лежит за пределами немощного смирения с ходом вещей и самоускользания в жертву, как и вне действия вслепую и поступка любой ценой.
Духу свободы от мести принадлежит так называемое вольнодумство Ницше.
«Да будет человек избавлен от мести». – Если мы хотя бы лишь в приближении примем во внимание этот дух свободы как основную черту в мышлении Ницше, тогда сам по себе должен разрушиться прежний и все еще расхожий образ Ницше.
«Ибо, да будет человек избавлен от мести – вот для меня мост к высшей надежде», — говорит Ницше. Тем самым он одновременно говорит, в языке предуготовляющего утаивания, куда стремится его «великая тоска».
Что же все-таки Ницше понимает здесь под мщением? В чем состоит для него избавление от мести?
Мы ограничимся тем, чтобы пролить некий свет на эти два вопроса. Этот свет, возможно, позволит нам тогда яснее увидеть тот мост, который для подобного мышления должен перевести нас от прежнего человека к сверхчеловеку. С переходом обнаруживает себя то, куда идет переходящий. Так для нас может, кроме того, скорее проясниться, в какой мере Заратустра как заступник жизни, страдания, круга есть учитель, который учит одновременно о вечном возвращении того же самого и о сверхчеловеке.
Но почему в таком случае решающий момент связан с избавлением от мести? Где обитает ее дух? Ницше отвечает нам в третьем с конца отрывке второй части Так говорил Заратустра. Он озаглавлен: Об избавлении. Здесь говорится: «Дух мщения: друзья мои, он был до сих пор лучшей мыслью людей; и где было страдание, там всегда должно было быть наказание».
Этим положением месть сразу же отнесена ко всему до сих пор существующему мышлению людей. Под названной здесь мыслью имеется в виду не какое-либо рассуждение, но то мышление, где покоится и веет отношение человека к тому, что есть, к сущему. Поскольку человек относит себя к сущему, он представляет сущее относительно того, что оно есть, как и что оно есть, как оно могло бы быть и быть должно, короче говоря: сущее относительно его бытия. Это пред-ставление [Vor-stellen] и есть мышление.
В соответствии с тезисом Ницше это представление до сих пор определено духом мщения. Люди считают свое, определенное таким образом отношение к тому, что есть, наилучшим.
Месть не является здесь только темой морали, а избавление от мести — задачей морального воспитания. Столь же мало мщение и мстительность остаются предметом психологии. Сущность и важность мести Ницше видит метафизически. И все-таки что значит вообще месть?
Что такое месть? Теперь мы можем предварительно сказать: мщение есть упорное, уничижающее преследование. И это преследование должно нести на себе и пронизывать собою всю предшествующую мысль, прежнее представление сущего относительно его бытия? Ежели духу мщения подобает названная метафизическая весомость, то она должна быть видна из состава метафизики. Для того чтобы нам в некоторой степени удалось увидеть эту перспективу, мы должны обратить внимание на то, в какой сущностно отчеканенной формулировке появляется бытие сущего в рамках метафизики Нового времени. Эта сущностная формулировка бытия в классической форме высказана Шеллингом в нескольких положениях, которые в 1809 году изложены в его Философских исследованиях о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах. Эти три предложения гласят: «В последней, высшей инстанции нет иного бытия, кроме веления. Воление есть прабытие [Ursein], и только к волению [das Wollen] приложимы все предикаты этого бытия: безосновность, вечность, независимость от времени, самоутверждение. Вся философия стремится лишь к тому, чтобы найти этому высшее выражение (F.W.J.Schellings philosophische Schriften. Bd.1, Landshut, 1809, s.419).
В волении Шеллинг находит предикаты, с давних пор приписываемые метафизическим мышлением бытию, в их последней, высшей и, таким образом, завершенной форме. Но все же воля этого воления полагается здесь не в качестве способности человеческой души. Словом «воление» называется здесь бытие сущего в целом. Оно суть воля. Звучит странно для нас, и это действительно так, пока ведущие мысли западной метафизики остаются чуждыми для нас. Они остаются таковыми, пока мы не продумываем эти мысли, но всего лишь сообщаем о них. Можно, например, исторически точно установить высказывание Лейбница о бытии сущего, без того, чтобы самую малость задуматься, о чем он размышлял, когда бытие сущего определял из монады как единство perceptio и appetitus, как единство представления и стремления, то есть как волю. То, о чем думает Лейбниц, находит выход в языке Канта и Фихте в качестве разумной воли, чему следуют в своей мысли Гегель и Шеллинг, каждый на свой манер. То же самое подразумевает Шопенгауэр, когда дает своему главному труду заглавие: Мир (не человек) как воля и представление. То же самое мыслит Ницше, когда познает прабытие сущего как волю к власти.
То, что здесь повсюду бытие сущего сплошь и рядом является в качестве воли, основывается не на взглядах, которыми некоторые философы объясняют себе сущее. Что значит это проявление бытия в качестве воли, никакая ученость когда бы то ни было не обнаружит; лишь в мышлении можно изведать, как отдать должное тому, что надлежит мыслить в его сомнительности и достойности вопроса и, таким образом, сберечь в памяти как помысленное.
Бытие сущего для метафизики Нового времени является и специально ею выражено как воля. Но человек есть человек постольку, поскольку он, мысля, относится к сущему и таким образом удерживается в бытии. Мышление должно соответствовать тому в его собственной сути, к чему оно относит себя, к бытию сущего как воле.
Теперь же, по слову Ницше, прежнее мышление определено духом мести. Так как же Ницше мыслит сущность мести, если предположить, что он мыслит ее метафизически?
Во второй части Так говорил Заратустра, в уже названном отрывке Об избавлении, Ницше позволяет своему Заратустре сказать: «Это, и только это, есть само мщение: отвращение воли ко времени и к его «было» [Es war]».
То, что сущностное определение снимает мщение до противного и сопротивляющегося в нем и, таким образом, до отвращения, соответствует собственно преследованию, в качестве какового мы и обозначили мщение. Но Ницше не просто говорит: месть есть отвращение. Это же можно сказать и о ненависти. Ницше говорит: мщение есть отвращение воли. Но «волей» называется бытие сущего в целом, а не только человеческое воление. Благодаря обозначению мщения как «отвращения воли» его упорное преследование заранее остается внутри отношения к бытию сущего. Что оно так относится, станет ясно, если мы обратим внимание на то, против чего выступает отвращение мести. Месть суть «отвращение воли ко времени и к его «было»».
При первом, как, впрочем, и при втором, да и при третьем прочтении этого сущностного определения мести некто примет подчеркнутое отношение мщения ко «времени» за поразительное, за непонятное и, в конце концов, за произвольное. Это даже неизбежно, если далее не обдумать, что подразумевается здесь под именем «время».
Ницше говорит: мщение есть «отвращение воли ко времени. » Это не значит: к чему-то временному. Это также не значит: к особому характеру времени. Это значит просто: «отвращение ко времени. «
Согласно тезису Шеллинга, который лишь высказывает ведущее представление всей метафизики, «независимость от времени, вечность» суть исконные предикаты бытия.
Однако глубочайшее отвращение ко времени состоит отнюдь не в голом уничижении земного. Глубочайшая месть заключается для Ницше в том мышлении, которое устанавливает надвременные идеалы в качестве абсолютных, по сравнению с которыми временное само по себе должно принижаться до собственно не-сущего.
Но как же человек сможет приступить к господству над Землей, как он может взять под свое покровительство Землю как Землю, если и пока он унижает земное, поскольку дух мщения определяет его мысль? Значит, чтобы спасти Землю как Землю, должен прежде всего исчезнуть дух мщения. Поэтому для Заратустры избавление от мести есть мост к высшей надежде.
Это «Да» времени есть воля, чтобы преходящее оставалось и не уничижалось в ничтожное. Но как может оставаться преходящее? Лишь так, чтобы оно как прохождение [Vergehen] не только постоянно шло, но всегда приходило. Только так, чтобы преходящее и его прошедшее в процессе своего прихода возвращалось как то же самое. Само это возвращение все же лишь тогда есть остающееся, когда оно вечно. Предикат «вечность» принадлежит по учению метафизики бытию сущего. Избавление от мести — это переход от отвращения против времени к воле, которая представляет сущее в вечном возвращении того же самого, меж тем как воля становится заступницей круга.
Иначе говоря: только если бытие сущего представляется человеку как вечное возвращение того же самого, человек может перейти через мост и, избавившись от духа мести, быть переходящим, быть сверхчеловеком.
Кто есть Заратустра у Ницше? Он – учитель, чье учение могло бы освободить прежнюю мысль от духа мщения для «Да» вечному возвращению того же самого.
Заратустра как учитель вечного возвращения учит о сверхчеловеке. Рефрен этого учения звучит в одной заметке из посмертно опубликованного наследия (XIV, S. 276): «Рефрен: «Лишь любовь должна судить» – (созидающая любовь, которая саму себя забывает над своими творениями)».
Заратустра как учитель вечного возвращения и сверхчеловека не учит двояким образом. То, чему он учит, в себе принадлежит друг другу, поскольку одно соответственно требует другого. Это соответствие, в чем оно суть и как оно скрывает себя, есть то, что образ Заратустры в себе утаивает, но все же одновременно и показывает и таким образом позволяет стать достойным мысли прежде всего.
Один учитель знает – то, чему он учит, остается видением и загадкой. В этом заставляющем задуматься знании он терпеливо выжидает,
Благодаря своеобразному засилью новоевропейских наук мы, нынешние, запутались в странном заблуждении, полагая, что знание можно получить из науки, да и само мышление подсудно науке. Но то единственное, что мыслитель в каждом отдельном случае в состоянии сказать, нельзя логически или эмпирически ни доказать, ни опровергнуть. Оно также не является предметом веры. Его можно узреть в вопрошании-мышлении [fragend-denkend]. При этом зримое постоянно кажет себя как подозрительно-сомнительное [das Fragwurdige].