зевло кубышки что это
Запись на стене
Удивительно, сколько выражений и слов в нашем языке подобны иероглифам. Или отломанным ветвям некогда цветшего дерева. Мы используем их в речи и на письме, не осознавая, не чувствуя, что же мы действительно говорим. Они просто проскальзывают — пачкой смыслов.
Взять слово «кубышка». Я с детства знал, что это нечто для хранения денег. Но не больше.
Недавно я взялся читать Шолохова, «Тихий Дон». В начале первого тома Григорий Мелехов тащится с отцом на рыбалку. И тот что-то «шепнул Григорию и сунул ладонь в парное зевло кубышки» — чтобы достать наживку.
Что вообще происходит?
Парное — теплое. Зевло — отверстие. А кубышка это глиняный круглый сосуд. В кубышках хранили не только деньги, а вообще что угодно. Это просто сплюснутый, раздавшийся в бока горшок с узким отверстием.
С ним часто сравнивали пухлых и невысоких девушек. Например, в семье Николая II великую княжну Анастасию (диснеевскую Анастейшу) называли именно «кубышкой» (при заметных формах у девушки рост был всего 156 см).
Впрочем, не только женщин. Гоголь в «Мертвых душах» перечисляет все прозвища «толстунчика, пузантика» и добавляет — «кубышки». Или у Григоровича в «Переселенцах» Верстан перекатывает Фуфаева «с боку на бок, как кубышку».
Но про девиц, конечно, в разы больше. «Она скорее кубышечка!» (Салтыков-Щедрин). «Деревенская девушка, толстушка, кубышка этакая» (Авенариус). «Наташа, Маня и толстая кубышка Ася» (Гарин-Михайловский). «Эта кубышка Зина. », «кубышка ясноглазая, уютнейшая Наденька» (Саша Черный).
Это употребление жило вместе с деревенской Россией и теми людьми, кто представлял толстый горшок при слове «кубышка».
В балете Прокофьева «Золушка» (1944) сводных сестер зовут Кубышка и Худышка. У Носова в «Приключениях Незнайки» есть «толстенькая Кубышка». У Евтушенко в «Братской ГЭС»: «Недоучка… Кубышкой фигура // И румянец уж слишком румян».
Когда я смотрел в словарях «кубышку», через запятую нашел слово «кубарь». Удивился. Ну, знаете, из выражения «скатиться кубарем».
Оказалось, «кубышка» и «кубарь» это про одну и ту же пухлую фигурку. Только первое это горшок, а второе — детская игрушка, вроде волчка, которую хлыстали дети, чтобы раскручивать быстрее и направлять. Игра известна была еще у греков и римлян, а на Руси ее особенно любили зимой — по льду гонять «кубарь» удобнее, навроде кёрлинга.
И самое смешное, что «кубарь» все это время тоже был под носом, но я его не видел.
У Гоголя в одном из рассказов «дети огромными киями гоняли по льду деревянные кубари». У Гончарова стращают: «. растолстеете и будете похожи на кубарь». У Толстого в «Казаках» «визжат казачата, гоняющие кубари». У Достоевского в «Братьях Карамазовых»: «. он, как кубарь: завертеть его и спустить и стегать, стегать, стегать кнутиком». У Горького в «Детстве» бабушка «вертелась целый день, точно огромный кубарь, подгоняемый невидимой плёткой». И, наконец, у Булгакова в «Собачьем сердце» пес «закрутился на месте как кубарь под кнутом».
И как я только это все читал раньше? Очевидно, через иероглифы смыслов.
Автор этого рассказа Илья Клишин, @vorewig.
(Тут он пишет о книгах, которые читет, о литературных курьезах и об истории русской словесности https://t.me/bookswithklishin )
Недавно я взялся читать Шолохова, «Тихий Дон». В начале первого тома Григорий Мелехов тащится с отцом на рыбалку. И тот что-то «шепнул Григорию и сунул ладонь в парное зевло кубышки» — чтобы достать наживку.
Что вообще происходит?
Парное — теплое. Зевло — отверстие. А кубышка это глиняный круглый сосуд. В кубышках хранили не только деньги, а вообще что угодно. Это просто сплюснутый, раздавшийся в бока горшок с узким отверстием.
С ним часто сравнивали пухлых и невысоких девушек. Например, в семье Николая II великую княжну Анастасию (диснеевскую Анастейшу) называли именно «кубышкой» (при заметных формах у девушки рост был всего 156 см).
Впрочем, не только женщин. Гоголь в «Мертвых душах» перечисляет все прозвища «толстунчика, пузантика» и добавляет — «кубышки». Или у Григоровича в «Переселенцах» Верстан перекатывает Фуфаева «с боку на бок, как кубышку».
Но про девиц, конечно, в разы больше. «Она скорее кубышечка!» (Салтыков-Щедрин). «Деревенская девушка, толстушка, кубышка этакая» (Авенариус). «Наташа, Маня и толстая кубышка Ася» (Гарин-Михайловский). «Эта кубышка Зина. », «кубышка ясноглазая, уютнейшая Наденька» (Саша Черный).
Это употребление жило вместе с деревенской Россией и теми людьми, кто представлял толстый горшок при слове «кубышка».
В балете Прокофьева «Золушка» (1944) сводных сестер зовут Кубышка и Худышка. У Носова в «Приключениях Незнайки» есть «толстенькая Кубышка». У Евтушенко в «Братской ГЭС»: «Недоучка… Кубышкой фигура // И румянец уж слишком румян».
Недавно я взялся читать Шолохова, «Тихий Дон». В начале первого тома Григорий Мелехов тащится с отцом на рыбалку. И тот что-то «шепнул Григорию и сунул ладонь в парное зевло кубышки» — чтобы достать наживку.
И как я только это все читал раньше? Очевидно, через иероглифы смыслов.
Зевло кубышки что это
© М. А. Шолохов (наследник), 2014
© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014
Мелеховский двор – на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше – перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На восток, за красноталом гуменных плетней, – Гетманский шлях, полынная проседь, истоптанный конскими копытами бурый, живущо́й придорожник, часовенка на развилке; за ней – задернутая текучим маревом степь. С юга – меловая хребтина горы. На запад – улица, пронизывающая площадь, бегущая к займищу.
В предпоследнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий. Из Туретчины привел он жену – маленькую, закутанную в шаль женщину. Она прятала лицо, редко показывая тоскующие одичалые глаза. Пахла шелковая шаль далекими неведомыми запахами, радужные узоры ее питали бабью зависть. Пленная турчанка сторонилась родных Прокофия, и старик Мелехов вскоре отделил сына. В курень его не ходил до смерти, не забывая обиды.
Прокофий обстроился скоро: плотники срубили курень, сам пригородил базы для скотины и к осени увел на новое хозяйство сгорбленную иноземку-жену. Шел с ней за арбой с имуществом по хутору – высыпали на улицу все, от мала до велика. Казаки сдержанно посмеивались в бороды, голосисто перекликались бабы, орда немытых казачат улюлюкала Прокофию вслед, но он, распахнув чекмень, шел медленно, как по пахотной борозде, сжимал в черной ладони хрупкую кисть жениной руки, непокорно нес белесо-чубатую голову, – лишь под скулами у него пухли и катались желваки да промеж каменных, по всегдашней неподвижности, бровей проступал пот.
С той поры редко видели его в хуторе, не бывал он и на майдане. Жил в своем курене, на отшибе у Дона, бирюком. Гутарили про него по хутору чудно́е. Ребятишки, пасшие за прогоном телят, рассказывали, будто видели они, как Прокофий вечерами, когда вянут зори, на руках носил жену до Татарского ажник кургана. Сажал ее там на макушке кургана, спиной к источенному столетиями ноздреватому камню, садился с ней рядом, и так подолгу глядели они в степь. Глядели до тех пор, пока истухала заря, а потом Прокофий кутал жену в зипун и на руках относил домой. Хутор терялся в догадках, подыскивая объяснение таким диковинным поступкам, бабам за разговорами поискаться некогда было. Разно гутарили и о жене Прокофия: одни утверждали, что красоты она досель невиданной, другие – наоборот. Решилось все после того, как самая отчаянная из баб, жалмерка Мавра, сбегала к Прокофию будто бы за свежей накваской. Прокофий полез за накваской в погреб, а за это время Мавра и разглядела, что турчанка попалась Прокофию последняя из никудышных…
Спустя время раскрасневшаяся Мавра, с платком, съехавшим набок, торочила на проулке бабьей толпе:
– И что он, милушки, нашел в ней хорошего? Хоть бы баба была, а то так… Ни заду, ни пуза, одна страма. У нас девки глаже ее выгуливаются. В стану – перервать можно, как оса; глазюки – черные, здоровющие, стригеть ими, как Сатана, прости Бог. Должно, на сносях дохаживает, ей-бо!
– На сносях? – дивились бабы.
– Кубыть, не махонькая, сама трех вынянчила.
– С лица-то? Желтая. Глаза тусменныи, – небось не сладко на чужой сторонушке. А ишо, бабоньки, ходит-то она… в Прокофьевых шароварах.
– Ну-у. – ахали бабы испуганно и дружно.
– Сама видала – в шароварах, тольки без лампасин. Должно, буднишние его подцепила. Длинная на ней рубаха, а из-под рубахи шаровары, в чулки вобратые. Я как разглядела, так и захолонуло во мне…
Шепотом гутарили по хутору, что Прокофьева жена ведьмачит. Сноха Астаховых (жили Астаховы от хутора крайние к Прокофию) божилась, будто на второй день Троицы, перед светом, видела, как Прокофьева жена, простоволосая и босая, доила на их базу корову. С тех пор ссохлось у коровы вымя в детский кулачок, отбила от молока и вскоре издохла.
В тот год случился небывалый падеж скота. На стойле возле Дона каждый день пятнилась песчаная коса трупами коров и молодняка. Падеж перекинулся на лошадей. Таяли конские косяки, гулявшие на станичном отводе. И вот тут-то прополз по проулкам и улицам черный слушок…
С хуторского схода пришли казаки к Прокофию.
Хозяин вышел на крыльцо, кланяясь.
– За чем добрым пожаловали, господа старики?
Толпа, подступая к крыльцу, немо молчала.
Наконец один подвыпивший старик первый крикнул:
– Волоки нам свою ведьму! Суд наведем.
Прокофий кинулся в дом, но в сенцах его догнали. Рослый батареец, по уличному прозвищу – Люшня, стукал Прокофия головой о стену, уговаривал:
– Не шуми, не шуми, нечего тут. Тебя не тронем, а бабу твою в землю втолочим. Лучше ее уничтожить, чем всему хутору без скотины гибнуть. А ты не шуми, а то головой стену развалю!
– Тяни ее, суку, на баз. – гахнули у крыльца.
Полчанин Прокофия, намотав на руку волосы турчанки, другой рукой зажимая рот ее, распяленный в крике, бегом протащил ее через сени и кинул под ноги толпе. Тонкий вскрик просверлил ревущие голоса.
Прокофий раскидал шестерых казаков и, вломившись в горницу, сорвал со стены шашку. Давя друг друга, казаки шарахнулись из сенцев. Кружа над головой мерцающую, взвизгивающую шашку, Прокофий сбежал с крыльца. Толпа дрогнула и рассыпалась по двору.
У амбара Прокофий настиг тяжелого в беге батарейца Люшню и сзади, с левого плеча наискось, развалил его до пояса. Казаки, выламывавшие из плетня колья, сыпанули через гумно в степь.
Через полчаса осмелевшая толпа подступила ко двору. Двое разведчиков, пожимаясь, вошли в сенцы. На пороге кухни, подплывшая кровью, неловко запрокинув голову, лежала Прокофьева жена; в прорези мученически оскаленных зубов ее ворочался искусанный язык. Прокофий, с трясущейся головой и остановившимся взглядом, кутал в овчинную шубу попискивающий комочек – преждевременно родившегося ребенка.
Жена Прокофия умерла вечером этого же дня. Недоношенного ребенка, сжалившись, взяла бабка, Прокофьева мать.
Его обложили пареными отрубями, поили кобыльим молоком и через месяц, убедившись в том, что смуглый турковатый мальчонок выживет, понесли в церковь, окрестили. Назвали по деду Пантелеем. Прокофий вернулся с каторги через двенадцать лет. Подстриженная рыжая с проседью борода и обычная русская одежда делали его чужим, непохожим на казака. Он взял сына и стал на хозяйство.
Пантелей рос исчерна-смуглым, бедовым. Схож был на мать лицом и подбористой фигурой.
Женил его Прокофий на казачке – дочери соседа.
Презентация «Исследовательская работа по теме :»Роль диалектных слов в романе М.А.Шолохова «Тихий Дон»
Описание презентации по отдельным слайдам:
Исследовательская работа. Роль диалектных слов в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон». Выполнена ученицей 10 класса МБОУ «СОШ кп.Горные Ключи» Басун Ириной. Руководитель- учитель русского языка и литературы Пономарёва Светлана Викторовна
Цель работы Определить роль диалектных слов в романе М.А.Шолохова «Тихий Дон».
Задачи Составить перечень диалектизмов в романе. Определить понятие диалектных слов. Сгруппировать их по признакам. Определить, для чего автор использует диалектные слова.
Методы Сравнительно-аналитический. Работа с текстом. Описательный метод. Компьютерная обработка материала.
Актуальность Данная работа является важной, существенной для настоящего момента, так как тема роли диалектизмов в художественных произведениях литературоведческими исследованиями полностью не раскрыта. Материалы этой работы можно использовать на уроках литературы при анализе художественного произведения.
Социологический опрос учеников 9-10 классов.
Диалектизмы (диалектные слова) – слова или обороты речи, употребляемые людьми той или иной местности. Более узкие термины традиционной стилистики: «вульгаризм», «провинциализм», «говор» и др.
3) в авторских описаниях («вислый коршунячий нос»- внешность Григория Мелехова: «в буйной повители пшеничного цвета волос»- внешность Петра Мелехова). (Григорий Мелехов, иллюстрация)
Такое пристрастие Шолохова к диалектизмам может диктоваться как происхождением самого автора, так и его желанием полнее погрузить читателя в мир донского казачества.
Частеречная принадлежность диалектизмов 1)глаголы: стригеть, гля, гутарить, поздравстоваться, отбанить. 2)существительные: леса, арба, дратва, зевло, баз, завеска, непролазь, скло.
3)прилагательные: коршунячий, родимый, чижёлый, кустастая, бураковый. 4)местоимения: энта, ктой-то, ихняя, ейная. 5)наречия: дюже, чутно, вчерась, покель, шибко.
2)Слова, использованные в репликах казаков. Жалмерка Мавра говорила про жену Прокофия Мелехова: «…глазюки-чёрные, здоровющие, стригеть ими, как сатана, прости бог». Слова Пантелея Прокофьевича из разговора с Григорием: «Спробуем возле энтой карши, где надысь сидели». Слова Григория Мелехова из разговора с отцом: «Мало что люди гутарют…» Аксинья Григорию: «Молодой ишо, не женись». Слова Митьки Коршунова из разговора с Григорием: «Как скло, насквозь всё видать.»
Вводя в речь казаков диалектные слова, автор тем самым подчёркивает их неразрывную связь с традициями, указывает нам на то, что казачество-это отдельная общность, раз её представители сохранили свой самобытный язык.
Заключение В романе «Тихий Дон» М.А. Шолохов использует большое количество диалектных слов. Диалектизмы разнообразны по своей частеречной принадлежности и по сфере употребления. Автор использует диалектные слова для более точного воссоздания быта донского казачества. Диалектные слова позволяют нам глубже погрузиться в мир казаков с их самобытным языком и традициями.
Курс повышения квалификации
Дистанционное обучение как современный формат преподавания
Курс повышения квалификации
Специфика преподавания предмета «Родной (русский) язык» с учетом реализации ФГОС НОО
Курс профессиональной переподготовки
Русский язык и литература: теория и методика преподавания в образовательной организации
Ищем педагогов в команду «Инфоурок»
Номер материала: ДВ-520734
Не нашли то что искали?
Вам будут интересны эти курсы:
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.
Школьники из России выиграли 8 медалей на Международном турнире по информатике
Время чтения: 3 минуты
Путин поручил разработать концепцию развития допобразования детей до 2030 года
Время чтения: 2 минуты
Создана Ассоциация руководителей школ России и Беларуси
Время чтения: 1 минута
Путин поручил не считать выплаты за классное руководство в средней зарплате
Время чтения: 1 минута
В России планируют создавать пространства для подростков
Время чтения: 2 минуты
Учителям предлагают 1,5 миллиона рублей за переезд в Златоуст
Время чтения: 1 минута
Подарочные сертификаты
Ответственность за разрешение любых спорных моментов, касающихся самих материалов и их содержания, берут на себя пользователи, разместившие материал на сайте. Однако администрация сайта готова оказать всяческую поддержку в решении любых вопросов, связанных с работой и содержанием сайта. Если Вы заметили, что на данном сайте незаконно используются материалы, сообщите об этом администрации сайта через форму обратной связи.
Все материалы, размещенные на сайте, созданы авторами сайта либо размещены пользователями сайта и представлены на сайте исключительно для ознакомления. Авторские права на материалы принадлежат их законным авторам. Частичное или полное копирование материалов сайта без письменного разрешения администрации сайта запрещено! Мнение администрации может не совпадать с точкой зрения авторов.
Зевло кубышки что это
Пантелей Прокофьевич поглядел, как прямится примятая Дарьиными ногами трава, пошел в горницу.
На подоконнике распахнутого окна мертвенно розовели лепестки отцветавшей в палисаднике вишни. Григорий спал ничком, кинув наотмашь руку.
— Гришка, рыбалить поедешь?
— Чего ты? — шепотом спросил тот и свесил с кровати ноги.
— Поедем, посидим зорю.
Григорий, посапывая, стянул с подвески будничные шаровары, вобрал их в белые шерстяные чулки и долго надевал чирик, выправляя подвернувшийся задник.
— А приваду маманя варила? — сипло спросил он, выходя за отцом в сенцы.
— Варила. Иди к баркасу, я зараз.
Старик ссыпал в рубашку распаренное пахучее жито, по-хозяйски смел на ладонь упавшие зерна и, припадая на левую ногу, захромал к спуску. Григорий, нахохлясь, сидел в баркасе.
— К Черному яру. Спробуем возле энтой карши, где надысь сидели.
Баркас, черканув кормою землю, осел в воду, оторвался от берега. Стремя понесло его, покачивая, норовя повернуть боком. Григорий, не огребаясь, правил веслом.
— А вот на середку выберемся.
Пересекая быстрину, баркас двинулся к левому берегу. От хутора догоняли их глухие на воде петушиные переклики. Чертя бортом черный хрящеватый яр, лежавший над водой урубом, баркас причалил к котловине. Саженях в пяти от берега виднелись из воды раскоряченные ветви затонувшего вяза. Вокруг него коловерть гоняла бурые комья пены.
— Разматывай, а я заприважу, — шепнул Григорию отец и сунул ладонь в парное зевло кубышки.
Жито четко брызнуло по воде, словно кто вполголоса шепнул: «шик!». Григорий нанизал на крючок взбухшие зерна, улыбнулся:
— Ловись, ловись, рыбка, большая и малая.
Леса, упавшая в воду кругами, вытянулась струной и снова ослабла, едва грузило коснулось дна. Григорий ногой придавил конец удилища, полез, стараясь не шелохнуться, за кисетом.
— Не будет, батя, дела… Месяц на ущербе.
Старик закурил, поглядел на солнце, застрявшее по ту сторону коряги.
— Сазан, он разно берет. И на ущербе иной раз возьмется.
— Чутно, мелочь насадку обсекает, — вздохнул Григорий.
Возле баркаса, хлюпнув, схлынула вода, и двухаршинный, словно слитый из красной меди, сазан со стоном прыгнул вверх, сдвоив по воде изогнутым лопушистым хвостом. Зернистые брызги засеяли баркас.
— Теперя жди! — Пантелей Прокофьевич вытер рукавом мокрую бороду.
Около затонувшего вяза, в рукастых оголенных ветвях одновременно выпрыгнули два сазана; третий, поменьше, ввинчиваясь в воздух, настойчиво раз за разом бился у яра.
Григорий нетерпеливо жевал размокший конец самокрутки. Неяркое солнце стало в полдуба. Пантелей Прокофьевич израсходовал всю приваду и, недовольно подобрав губы, тупо глядел на недвижный конец удилища.
Григорий выплюнул остаток цигарки, злобно проследил за стремительным его полетом. В душе он ругал отца за то, что разбудил спозаранку, не дал выспаться. Во рту от выкуренного натощак табака воняло припаленной щетиной. Нагнулся было зачерпнуть в пригоршню воды — в это время конец удилища, торчавший на пол-аршина от воды, слабо качнулся, медленно пополз книзу.
— Засекай! — выдохнул старик.
Григорий, встрепенувшись, потянул удилище, но конец стремительно зарылся в воду, удилище согнулось от руки обручем. Словно воротом, огромная сила тянула вниз тугое красноталовое удилище.
— Держи! — стонал старик, отпихивая баркас от берега.
Григорий силился поднять удилище и не мог. Сухо чмокнув, лопнула толстая леса. Григорий качнулся, теряя равновесие.
— Ну и бугай! — пришептывал Пантелей Прокофьевич, не попадая жалом крючка в насадку.
Взволнованно посмеиваясь, Григорий навязал новую лесу, закинул.
Едва грузило достигло дна, конец погнуло.
— Вот он, дьявол. — хмыкнул Григорий, с трудом отрывая от дна метнувшуюся к стремени рыбу.
Леса, пронзительно брунжа, зачертила воду, за ней косым зеленоватым полотном вставала вода. Пантелей Прокофьевич перебирал обрубковатыми пальцами держак черпала.
— Заверни его на воду! Держи, а то пилой рубанет!
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Шолохов Михаил Александрович
Книга «Тихий Дон»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Под уклон сползавших годков закряжистел Пантелей Прокофьевич: раздался в ширину, чуть ссутулился, но все же выглядел стариком складным. Был сух в кости, хром (в молодости на императорском смотру на скачках сломал левую ногу), носил в левом ухе серебряную полумесяцем серьгу, до старости не слиняли на нем вороной масти борода и волосы, в гневе доходил до беспамятства и, как видно, этим раньше времени состарил свою когда-то красивую, а теперь сплошь опутанную паутиной морщин, дородную жену.
Старший, уже женатый сын его, Петро, напоминал мать: небольшой, курносый, в буйной повители пшеничного цвета волос, кареглазый; а младший, Григорий, в отца попер: на полголовы выше Петра, хоть на шесть лет моложе, такой же, как у бати, вислый коршунячий нос, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз, острые плиты скул обтянуты коричневой румянеющей кожей. Так же сутулился Григорий, как и отец, даже в улыбке было у обоих общее, звероватое.
Дуняшка — отцова слабость — длиннорукий, большеглазый подросток, да Петрова жена Дарья с малым дитем — вот и вся мелеховская семья.
Редкие в пепельном рассветном небе зыбились звезды. Из-под туч тянул ветер. Над Доном на дыбах ходил туман и, пластаясь по откосу меловой горы, сползал в яры серой безголовой гадюкой. Левобережное Обдонье, пески, ендовы 1, камышистая непролазь, лес в росе — полыхали исступленным холодным заревом. За чертой, не всходя, томилось солнце.
В мелеховском курене первый оторвался ото сна Пантелей Прокофьевич. Застегивая на ходу ворот расшитой крестиками рубахи, вышел на крыльцо. Затравевший двор выложен росным серебром. Выпустил на проулок скотину. Дарья в исподнице пробежала доить коров. На икры белых босых ее ног молозивом брызгала роса, по траве через баз лег дымчатый примятый след.
Пантелей Прокофьевич поглядел, как прямится примятая Дарьиными ногами трава, пошел в горницу.
На подоконнике распахнутого окна мертвенно розовели лепестки отцветавшей в палисаднике вишни. Григорий спал ничком, кинув наотмашь руку.
— Гришка, рыбалить поедешь?
— Чего ты? — шепотом спросил тот и свесил с кровати ноги.
— Поедем, посидим зорю.
Григорий, посапывая, стянул с подвески будничные шаровары, вобрал их в белые шерстяные чулки и долго надевал чирик, выправляя подвернувшийся задник.
— А приваду маманя варила? — сипло спросил он, выходя за отцом в сенцы.
— Варила. Иди к баркасу, я зараз.
Старик ссыпал в рубашку распаренное пахучее жито, по-хозяйски смел на ладонь упавшие зерна и, припадая на левую ногу, захромал к спуску. Григорий, нахохлясь, сидел в баркасе.
— К Черному яру. Спробуем возле энтой карши, где надысь сидели.
Баркас, черканув кормою землю, осел в воду, оторвался от берега. Стремя понесло его, покачивая, норовя повернуть боком. Григорий, не огребаясь, правил веслом.
— А вот на середку выберемся.
Пересекая быстрину, баркас двинулся к левому берегу. От хутора догоняли их глухие на воде петушиные переклики. Чертя бортом черный хрящеватый яр, лежавший над водой урубом, баркас причалил к котловине. Саженях в пяти от берега виднелись из воды раскоряченные ветви затонувшего вяза. Вокруг него коловерть гоняла бурые комья пены.
— Разматывай, а я заприважу, — шепнул Григорию отец и сунул ладонь в парное зевло кубышки.
Жито четко брызнуло по воде, словно кто вполголоса шепнул: «Шик!» Григорий нанизал на крючок взбухшие зерна, улыбнулся:
— Ловись, ловись, рыбка, большая и малая.
Леса, упавшая в воду кругами, вытянулась струной и снова ослабла, едва грузило коснулось дна. Григорий ногой придавил конец удилища, полез, стараясь не шелохнуться, за кисетом.
— Не будет, батя, дела… Месяц на ущербе.
Старик закурил, поглядел на солнце, застрявшее по ту сторону коряги.
— Сазан, он разно берет. И на ущербе иной раз возьмется.
— Чутно, мелочь насадку обсекает, — вздохнул Григорий.
Возле баркаса, хлюпнув, схлынула вода, и двухаршинный, словно слитый из красной меди, сазан со стоном прыгнул вверх, сдвоив по воде изогнутым лопушистым хвостом. Зернистые брызги засеяли баркас.
— Теперя жди! — Пантелей Прокофьевич вытер рукавом мокрую бороду.
Около затонувшего вяза, в рукастых оголенных ветвях одновременно выпрыгнули два сазана; третий, поменьше, ввинчиваясь в воздух, настойчиво раз за разом бился у яра.
Григорий нетерпеливо жевал размокший конец самокрутки. Неяркое солнце стало в полдуба. Пантелей Прокофьевич израсходовал всю приваду и, недовольно подобрав губы, тупо глядел на недвижный конец удилища.
Григорий выплюнул остаток цигарки, злобно проследил за стремительным его полетом. В душе он ругал отца за то, что разбудил спозаранку, не дал выспаться. Во рту от выкуренного натощак табака воняло припаленной щетиной. Нагнулся было зачерпнуть в пригоршню воды — в это время конец удилища, торчавший на пол-аршина от воды, слабо качнулся, медленно пополз книзу.
— Засекай! — выдохнул старик.
Григорий, встрепенувшись, потянул удилище, но конец стремительно зарылся в воду, удилище согнулось от руки обручем. Словно воротом, огромная сила тянула вниз тугое красноталовое удилище.
— Держи! — стонал старик, отпихивая баркас от берега.
Григорий силился поднять удилище и не мог. Сухо чмокнув, лопнула толстая леса. Григорий качнулся, теряя равновесие.
— Ну и бугай! — пришептывал Пантелей Прокофьевич, не попадая жалом крючка в насадку.
Взволнованно посмеиваясь, Григорий навязал новую лесу, закинул.
Едва грузило достигло дна, конец погнуло.
— Вот он, дьявол. — хмыкнул Григорий, с трудом отрывая от дна метнувшуюся к стремени рыбу.
Леса, пронзительно брунжа, зачертила воду, за ней косым зеленоватым полотном вставала вода. Пантелей Прокофьевич перебирал обрубковатыми пальцами держак черпала.
— Заверни его на воду! Держи, а то пилой рубанет!
Большой изжелта-красный сазан поднялся на поверхность, вспенил воду и, угнув тупую лобастую голову, опять шарахнулся вглубь.
— Давит, аж рука занемела… Нет, погоди!
— Гляди под баркас не пущай. Гляди!
Переводя дух, подвел Григорий к баркасу лежавшего на боку сазана. Старик сунулся было с черпалом, но сазан, напрягая последние силы, вновь ушел в глубину.
— Голову его подымай! Нехай глотнет ветру, он посмирнеет.
Выводив, Григорий снова подтянул к баркасу измученного сазана. Зевая широко раскрытым ртом, тот ткнулся носом в шершавый борт и стал, переливая шевелящееся оранжевое золото плавников.
— Отвоевался! — крякнул Пантелей Прокофьевич, поддевая его черпаком.
Посидели еще с полчаса. Стихал сазаний бой.
— Сматывай, Гришка. Должно, последнего запрягли, ишо не дождемся.
Собрались. Григорий оттолкнулся от берега. Проехали половину пути. По лицу отца Григорий видел, что хочет тот что-то сказать, но старик молча поглядывал на разметанные под горой дворы хутора.
— Ты, Григорий, вот что… — нерешительно начал он, теребя завязки лежавшего под ногами мешка, — примечаю, ты, никак, с Аксиньей Астаховой…
Григорий густо покраснел, отвернулся. Воротник рубахи, врезаясь в мускулистую прижженную солнцегревом шею, выдавил белую полоску.
— Ты гляди, парень, — уже жестко и зло продолжал старик, — я с тобой не так загутарю. Степан нам сосед, и с его бабой не дозволю баловать. Тут дело могет до греха взыграть, а я наперед упреждаю: примечу — запорю!
Пантелей Прокофьевич ссучил пальцы в узловатый кулак, — жмуря выпуклые глаза, глядел, как с лица сына сливала кровь.
— Наговоры, — глухо, как из воды, буркнул Григорий и прямо в синеватую переносицу поглядел отцу.
— Мало что люди гутарют…
Григорий слег над веслом. Баркас заходил скачками. Завитушками заплясала люлюкающая за кормой вода.