зорски что это скриптонит

Рэп-исполнитель Truwer: Не все кровные братья могут протащить тебя так, как сделал это Скриптонит

2017 год можно уверенно назвать годом русского рэпа, и не только потому, что даже самые далекие от этого мира персонажи теперь знают все о Versus Battle, но и потому, что в нем появилось немало новых имен, каждое из которых заслуживает отдельного внимания. Один из таких молодых и талантливых – Саян Жимбаев (23), он же Truwer, и совсем недавно у артиста музыкального лейбла Скриптонита Zorski вышел совместный альбом с его другом и напарником по лейблу 104 (ЮЧе). Пластинка под названием «Сафари» быстро заняла первое место в топ-чарте iTunes.

Музыкой Саян начал увлекаться в школе. Началось все по классике: с трека 50 Cent’a Candy Shop. «Затем я начал писать что-то для себя, было что-то и для девочек», – смеется Truwer. А потом случилось знакомство со Скриптонитом: «К нам в класс перевелся парнишка, у которого брат оказался другом Адиля (Адиль Жалелов – настоящее имя Скриптонита. – Прим. ред.). Он предложил мне с ним познакомиться. Я подумал и сказал: «Ну давай зайдем, пару битов у него купим, чтоб не просто так приходили». Так мы в первый раз встретились. Через пару лет, в 2013-м, Адиль мне написал: «Салам! Мы же с тобой знакомились. Давай я сейчас из Алма-Аты вернусь и пообщаемся». С тех пор мы как братья. И далеко не каждый кровный брат может протащить тебя по жизни так, как сделал это Скрипи», — говорит Truwer.

Когда Truwer начал заниматься хип-хопом и любимое дело стало приносить первые плоды, он следом за Адилем переехал из Казахстана в Москву. Дом, в котором живут хип-хоп-исполнители из Павлодара, — локальная музыкальная студия, откуда они не вылезают месяцами. «Там вообще время течет незаметно. Так, иногда по делам вечером выезжаю в город, а в основном все время нахожусь в доме. Там же мы и пишемся – в подвале у нас большая студия. А из комнат часто слышно, как пишутся биты и сводится музыка».

21 сентября у Truwer совместно с еще одним подопечным Адиля 104 вышел альбом «Сафари». «Полгода назад у нас было где-то восемь треков, и мы решили: надо делать альбом. За лето мы его добили. Мое самое любимое с релиза — трек «Сафари». Мне включили бит, ночью я вышел из дома, сел в беседку и написал слова минут за пятнадцать. Не вру. Такое бывает очень редко, но метко. Из меня просто поперло. Но вообще к каждому треку, конечно, у нас отдельный подход».

А каким будет финальный вариант новой песни, всегда решается коллективно: «Я прихожу к Адилю, показываю ему, что написал, а он говорит: «За**ись. Только вот тут надо поменять, тут строчку добавить – и отлично». К слову, Truwer пишет именно тексты, но не занимается музыкальной частью. А еще Саян никогда не говорит слово «последний», у него каждый трек, каждый случай и каждый раз – крайний. Говорит, это павлодарский жаргон. Иначе не принято.

Кстати, батл-рэп, от которого сейчас все пищат, Саяна особо не привлекает. «Я вообще прикола не понимаю и смысла в этом не вижу: тебе задают какую-то тему, а ты пишешь по ней текст – что за сочинение? Потом приходишь и начинаешь кого-то опускать. Для чего? Зачем? Не ясно. Лишняя трата времени», – говорит он, но оговорку все-таки делает: «Правда, если бы я кого-то опускал, это было бы жестко и красиво».

Планов на ближайшее будущее Truwer пока не раскрывает, говорит, сейчас надо отойти от альбома, доделать клипы и отработать концерты. Кстати, первое выступление 104 и Truwer пройдет уже 13 октября в московском клубе «Бессонница». А вот записываться с кем-то из именитых рэперов они пока не планируют, хоть некоторые из них и импонируют Саяну. «Но у меня нет такого, что я пишу текст и думаю: «Этот куплет круто бы прочитал такой-то рэпер», потому что этот куплет круто прочитаю я», – говорит Truwer.

Благодарим шоурум DEPARTMENT T за помощь в организации съемки!

Фотограф: Мария Барбаянова. Стиль: Константин Кошкин. Ассистент стилиста: Анастасия Забелина. Макияж и причёска: Евгения Борисова. Продюсер: Анжелика Пуртова. Ассистент продюсера: Ирина Орлова

Источник

Поднялся над суетой: Как Скриптонит стал откровеннее на «Свистках и бумажках» И правда ли, что это его самый необязательный альбом?

Технические ошибки не раз становились причиной досрочного выхода альбома — так уже было с «Anti» Рианны и «A Moon Shaped Pool» Radiohead. Но если в тех случаях в сливе в интернет была виновата ранняя рассылка предзаказов, то шестой альбом Скриптонита «Свистки и бумажки» ждала иная участь. По неведомой причине альбом до выхода стал доступен казахской аудитории Apple Music — и умельцы с радостью воспользовались ситуацией. Записали стрим альбома, выложили его в Telegram — и вуаля.

Все эти перипетии, как и доступ на три дня раньше к альбому только в одном стриминге (том самом Apple Music), несколько оттеняют разговор о самом альбоме, который уже успели окрестить самым необязательным в карьере Скриптонита. Действительно, с такой карьерой любой простоватый на вид альбом может показаться неважным.

Первый альбом, долго готовившийся «Дом с нормальными явлениями», в 2015 году произвел эффект разорвавшейся бомбы: внушительный хронометраж, продюсерские замашки Адиля (в дело шло всё — трип-хоп, трэп, блюз, клубная музыка, баллады с соляками) вкупе с иногда подчеркнутой неразборчивостью речитатива погружали слушателя в вязкую, зыбкую атмосферу очень дорогой затянувшейся вечеринки, «моей вечеринки», с которой было невозможно уйти.

Третий и четвертый, диптих «Уроборос», с одной стороны, расширял палитру звуков, с другой — уводил Скриптонита в совсем новый звук: двойной альбом был посвящен тому, как оставаться собой в условиях свалившейся на тебя славы. Вышедший под конец 2019 года пятый альбом, «2004», сильно опирался на звук олдскульного хип-хопа и был создан словно исключительно для прослушивания в машине на полную громкость: басы были настроены так, чтобы растормошить любого слушателя.

Что касается второго альбома, «Праздник на улице 36», который многие считают приквелом к более статному и концептуальному «Уроборосу», то, как и «Свистки и бумажки», это альбом без концепции и сюжета, но наполненный хитами, дерзостью и энергией. Поначалу, конечно, новый альбом кажется полным антиподом «Праздника»: расслабленный, не претендующий на хитовость, более спокойный. Однако тут отголоском «2004» появляется блок динамичных песен, одна из которых — «Колеса 2» — является прямым продолжением трека с предыдущего альбома, словно ненадолго в Скриптоните переключается тумблер.

Несложно заметить, что альбом назван в честь составляющих самокрутки (естественно, такой, в которой обычно отсутствует табак), и связать с ними такое переключение настроений альбома. Попробую объяснить это в соответствии с законодательством РФ. Такие самокрутки делятся на два типа: расслабляющие и взвинчивающие — и короткий динамичный блок кажется переходом с одного сорта на другой. При этом стоит отметить, что Скриптонит, кажется, впервые читает о том, что предпочтет любым тяжелым наркотикам легкие, — и это в первую очередь альбом человека, который попробовал все, но сильно от этого устал.

Скриптонит входит здесь в исповедальный режим, открывается слушателю сильнее обычного — в первую очередь по поводу того, что его жизнь — это не его треки. В «Маленьких ублюдках» он читает: «Я не тот, с кем интересно проводить время». В том же «Кэсе» упоминает некую экс — и достигает пика откровенности в треке под названием «Рэп»: не останавливаясь ни на секунду между куплетами и припевами, Скриптонит выдает все, что думает о русскоязычном рэпе с его мелкими интригами, завистью и суетой.

Неудивительно, что один из двух музыкантов, появляющихся здесь на фитах, — это Федук, который в своем последнем альбоме «Йай» говорил о том, как важно «трахаться с музыкой». (Трахаться — в смысле запариваться.) Скриптонит это разделяет — и если вставки в «Празднике на улице 36» были записаны с друзьями и подругами на каких-то посиделках и вечеринках, то здесь слушателя ждут фразы из домашней студии. Вот Скриптонит с друзьями цитирует Фейса во время импровизации в конце «16», вот кто-то говорит об обработке звука в ските «Великолепно», в конце «Кэса» кто-то говорит о переходе из одной группы в другую. Эти фразы, вырванные из контекста, — одна из вещей, которые обманчиво делают «Свистки и бумажки» необязательным альбомом. Эти фразы выхвачены из здесь и сейчас — но Скриптонит вроде бы и не метит в вечность.

Ему, собственно, и не надо. Но «Свистки» — это настолько же продуманная работа, как и предыдущие альбомы Адиля. Привлекая музыкантов, знакомых ему по работе с сайд-проектом Gruppa Skryptonite, он обогащает палитру звуков своей музыки, вершиной которой становится «Рэп», в котором электро-ситар соседствует со звуком, напоминающим сэмплы в британской электронике нулевых. Кроме звуков из студии, здесь вообще много звуков, взятых из окружающей действительности. В дерзкой «Бэлмэйн» в конце звучит что-то похожее на кофеварку или звук трубочки в стакане с напитком. В «Прям с утра» герой выходит из дома на улицу, в «Кэсе» ритм задает звук, похожий на стук кольца, о который ударяется баскетбольный мяч. Последний трек «Одно и то же» заканчивается и вовсе стрекотом цикад, успокаивающим и расслабляющим.

Источник

Интервью с Адилем «Скриптонитом» Жалеловым об альбоме «Уроборос»

— Я правильно понимаю, что «Уроборос» это и есть тот самый второй альбом, который должен был выйти сразу после «Дома с нормальными явлениями» и сначала назывался «Трипи», а потом «Отель «Эверест»?

— Ну да, то, что от него осталось.

— Можешь описать, что с ним происходило все это время?

— Сначала было около двадцати песен, но они не дотягивали до самой слабой на «Уроборосе». Меня они не устраивали, песни постоянно отсеивались. Поэтому за два года у меня и вышло столько музыки — и еще остались невыпущенные треки. На «Отеле «Эверест» песни про реальные события, часть которых вошла на «Зеркала», были вымученно уложены в выдуманный сюжет, но этот концепт меня тоже достал. В итоге те песни, что полайтовее, без какого-то личного груза я собрал в «Праздник на улице 36» и продолжил работу над «Уроборосом». Все это делалось для того, чтобы концентрация была [очень] высокая, чтобы я был доволен.

— А названия альбома как придумалось?

— Мне девочка одна рассказала про этот символ, уроборос, и я понял, что это очень близкий мне образ, сочетающийся со значением моих цифр — 36.

Плюс образ змея, который поедает сам себя, принцип самосовершенствования через саморазрушение, мне очень близок с самых разных сторон.

— У меня сложилось впечатление, что «Улица 36» это приквел «Дома с нормальными явлениями», а «Зеркала» — замыкают историю, рассказывают про два года твоей жизни после выхода «Дома».

— Так и есть, да. «Улица» — это события с начала моей влюбленности в музыку до 2013 года, когда вышел «Выбор без вариантов». Знаешь, дико бесят люди, характеризующие меня только по «Дому», вяжущие мне какие-то темные ассоциации. Особенно визуально — все время предлагали сделать из меня чуть ли не Дракулу. И я думал: что у вас в голове вообще творится?!

«Дом» это просто один год, спресованный в альбом, это вообще не я. «Улица 36» это я, мое детство. А «Зеркала» это период после выхода «Дома», когда мы уже отгорели, праздник прошел. Да, стало много бабок, но от этого не стало меньше проблем. С одной стороны, казалось, что я круче всех и море по колено, а с другой — понимал, что я не из тех, кто может себя так обманывать. На «Зеркалах» это очень четко прослеживается — альбом начинается с дикой бравады — с трека «Братик».

— А записи разговоров между треками настоящие?

— Ну да, у тебя же вот в телефоне есть диктофон. Это началось с «Дома». Альбом был почти записан, нужны были скиты между треками, и я просто на тусовках включал диктофон, забывал выключить и из этих записей что-то нарезал. Дальше мы просто продолжили использовать этот прием. С нами опасно рядом ходить, мы всегда записываем (смеется).

— После выхода «Уробороса» ты сказал, что уходишь из рэпа. Почему?

— Понимаешь, мне, в отличие от большинства наших рэперов, всегда было что сказать, но теперь я хочу делать это по-другому. Если бы я хотел продолжать понтоваться, я бы перепонтовал всех вообще. Я могу хоть с утра до вечера фоткаться с пачками денег.

— Раньше тебе это было надо?

— Ну да, это было прикольно. Рэп — это же как спорт! Но я не воспринимал понты, как просто понты. Когда ты говоришь «Все мои суки испанки, они говорят со мной со словарем» — это круто, это искусство (смеется).

— Что вообще значит «уйти из рэпа»? Он для тебя себя исчерпал как жанр?

-— Да нет, конечно, я ни капли не трогаю жанр, говорю только про размер куплета. Смысл я понесу такой же, свой. Просто слова станут лаконичней, ясней, возможно, где-то абстрактней. То есть мысль, которую я хочу выразить, будет уложена в восемь распевных строчек, а не в два куплета по шестнадцать. Если ты знаешь, что хочешь сказать и владеешь языком — твоя речь звучит лаконичнее.

Ты чувствуешь частью российского рэп-сообщества?

— Я себя чувствую частью «Газгольдера» и своего лейбла «Zorski». Частью какой-то общей движухи я себя никогда не ощущал. Наберется всего человек десять, с которыми я знаком.

— А чем русский рэп чем в твоем понимании отличается от американского?

— Русские рэперы до сих пор хотят быть рэперами, но никак не могут ими стать. Почему в России нет ни одного хип-хоп-клуба, в который люди приходили бы просто отдохнуть? Им это не родное. Или почему черные такие музыкальные? Потому что ты вылезаешь на улицу в три года и слышишь, как со всех сторон играет соул, фанк, все трясутся, танцуют, заводятся с полоборота.

А у нас с детства что? С одной стороны Шуфутинский, с другой Пугачева, с третьей — Орбакайте, Лолита, «Браво», зарубежная музыка девяностых, ABBA — черт знает что вообще. С другой стороны, русские продюсеры при советской власти были прогрессивными, смотрели на Запад, что-то придумывали. Они же слушали нормальную музыку — «Синяя птица» и прочие старые советские группы, это же тот же фанк, джаз.

Почему эти люди перестали ратовать за грамотную музыку — красивую, ритмичную?

Почему они перестали прививать культуру всем, кроме своих детей, которых отправляли учиться за границу? И вот ты в 18 лет — здоровым лбом — решаешь заняться рэпом — это нонсенс! Если ты поздно пришел, то сейчас надо отдать все свое время на наверстывание этой культурной и музыкальной пропасти. Да и если ты с детства впитывал то, что надо, то все равно надо держать и повышать этот уровень.

Но в 2009-м, когда мне было лет 18-19, все слушали Крипла, Смоки Мо и косили под них. А я слушал Рэдмена и Метод Мэна, Ракима — тех чуваков, которых слушали русские рэперы. Мне было совершенно ясно, что чтобы стать как они, надо и слушать не их, а тех, кого слушают они, это же элементарная логика.

Но, как правило, человек брал триста треков Крипла, слушал, потом записывал что-то в плохой микрофон и входил таким образом в рэп-культуру.

И в итоге мы сегодня получаем новых рэперов, которые с вот этой базой сразу лезут в рэп, похожий на американский, пытаются подражать — и получается понятно, как.

У меня же все было наоборот. Я всю жизнь разбирался в черной музыке, потом начал делать свою, а сейчас пришел сюда, сел вот в такую маленькую песочницу, сижу вот так (садится на корточки) и думаю, а не пора ли мне домой идти, а то меня дела заждались (смеется).

— Есть же и еще одна проблема — разница языков. Русский язык отличается от английского — и фонетикой, и традициями.

— На самом деле, все просто. Черная уличная музыка это музыка на разговорном языке. И вот вопрос: зачем русские рэперы используют литературные формы, если эта музыка делается не для филологов, журналистов, я не знаю, политиков, а для людей. Для деревенщин, бомжей, бедных, богатых — не важно — для людей. Которые каждый день пишут с ошибками, ставят не там запятые, говорят «ихний» — что меня самого страшно раздражает. И с этими людьми надо говорить на их языке. А Хамиля со Змеем (участники группы «Каста» — «Газета.Ru») послушать — так у них какая-то русская сказка про «ды-ды-дым».

Написано все так, как будто читают чуваки, расписанные под хохлому.

Им самим это вообще нормально? Но люди уже привыкли, что с ними говорят на сложном языке, и простая речь ими воспринимается как сложная. Восприятие слушателей заранее отторгает из моей речи слова-паразиты, жаргонизмы и все прочее в таком духе. Мне прикольней, если речь чувака в майке-алкашке, который хочет зачитать про какую-то грязь, соответствует его виду. Конечно, любой музыке есть место, но когда в России она вся вот такая, это уже что-то не то. Это же рэп, а не конкурс чтецов.

— Слим (участник группы Centr — «Газета.Ru») говорил мне в интервью, что рэп никогда не будет так популярен в России, как в Америке, потому что у нас понимают только четыре четверти и шансон. У тебя музыка устроена куда сложнее, ты не боялся, что люди ее не поймут?

— Да как это можно не понять, это же музыка! Ну, то есть, зачем ее вообще понимать? Я слушаю — мне нравится, не нравится — не слушаю.

У меня в голове очень большая фонотека, я чувствую каноны и нахожу точки их соприкосновения. А петь по-русски можно под любую музыку, просто у нас все боятся экспериментировать.

Я никогда не боялся пробовать, поэтому у меня что-то и получается. А люди, которые берут на себя ответственность так говорить, видимо, считают, что уже предложили лучшее из возможного. Что они гуру, создавшие в России примеры [самого лучшего] хип-хопа, которые нельзя не заметить. Мол, мы уже все сделали, а народ не заметил. Мне кажется, тут дальше не о чем говорить.

— В интервью Ксении Собчак ты говорил, что на альбоме не будет песен про любовь, только социалка. Но у нас социалка — это звать на баррикады и бороться с режимом, а у тебя ничего подобного нет и в помине.

— Просто я из тех людей, которые не любят жаловаться, и всегда вижу, что проблемы большинства людей — это их собственные проблемы. Виноватых всегда можно найти — и они действительно есть, но тебе никто не мешает выкапывать себя из этого состояния.

Песня «Положение» о моих близких, знакомых, которые не хотят себе помогать. Они знают все нужные ответы, но продолжают себя обманывать изо дня в день. «Животные» — не обо мне и моих друзьях, а о тех конченых придурках, которые есть в любом районе и в любом городе. Это песня не столько оправдание, сколько объяснение того, как они стали такими. Я транслирую браваду людей, которые несутся по течению, пока их не завалят, которые так и не узнают, какой мир большой и интересный. Это песня о безнадеге, ее холодная трансляция.

— Хотя тебя самого как раз воспринимают именно таким человеком.

— Да! И я знал, что эта песня так и будет воспринята. Но для меня это и есть ирония. Вот это, а не какая-то [фигня], которую суют тебе под нос, с огромной табличкой «Ирония».

— Тебя вообще сильно расстраивает, что слушатели не всегда понимают, что ты хочешь сказать. Как бы ты хотел, чтобы тебя воспринимали?

— Да прямо надо воспринимать. Нет, у меня есть метафоры, но люди видят их не там, где они есть. Мне хочется, чтобы люди хватали то, что они поняли сразу, а остальное — не пытались. Потому что если ты сразу не понял, то значит ты это не проживал — не надо, ты не из таких людей, это нормально.

— Да, я читал в интернете разбор про то, что «33 суки», про которых ты поешь в «Вечеринке», это алфавит.

— Да конечно! А резинка это ластик. (Смеется) Я же Оксимирон — только про буквы и пишу. Буквоежка! (Читает) Ем буквы на завтрак — буквоежка! Надо такой трэп-бэнгер сделать с Васей (Вакуленко — «Газета.Ru»).

— Ну да. Я говорил про того чувака, который появился на «Доме» — патлатый, худой Скриптонит, который выпивает четыреста виски вечером и поет какую-то [фигню] — «Это любовь», «Притон» (смеется). Я шучу, конечно, но мне сейчас ближе те версии этих треков, которые мы играем на концертах. Сейчас я стал меньше пить, бросил курить сигареты, занялся спортом — минимально, для себя.

— Ты сейчас собираешься делать другую музыку, нет страха, что она не будет понята? У тебя вообще были случаи, когда ты не выпускал песню, потому что понимал, что она не будет воспринята слушателями?

— Нет. Когда выходил «Дом», моей любимой песней там была «100 поцелуев», но понятно было, что она пройдет мимо ушей, учитывая, что есть «Это любовь», «Притон» и «Танцуй сама». Достаточно простого анализа вкуса аудитории. «100 поцелуев» слишком борзая для песни о любви, слишком короткая для радиоформата, слишком грязная… В Европе, в Штатах ее бы оторвали в какую-нибудь рекламу, а здесь нет. Хотя она круче половины альбома.

— А то, что людей на концертах может стать меньше, не пугает?

— Да нет, конечно. Я в любом случае буду делать то, что я хочу. Я и рэп делал не для концертов. Просто мечтал уехать куда-нибудь и на продажах зарабатывать.

— Сейчас уехать не хочется?

— Отпало такое желание. Здесь я себя еще не нашел, но в Штаты больше не рвусь, как в детстве. Меня сформировали годы жизни в Казахстане, я оттуда, хотя и пока не знаю, где мне место. Дома хорошо, но там совсем нечего делать.

— После концерта Басты «Олимпийский» стал вехой для рэперов, хочешь там выступить?

— Да нет, зачем мне это надо, у меня и так отличные сборы. То есть если такое случится — хорошо, но убиваться ради этого я не буду. «Олимпийский» это не моя игра. И все равно кроме Васи ее никому не выиграть. Вася — чемпион, он искренний, большой народный артист, который всегда стремился им быть и стал заслуженно. Он уже Кобзон от рэпа. А мне-то это зачем? Пусть L’One или Оксимирон соревнуются.

— Ну и последний вопрос, который мог бы стать первым — нормальная ситуация для разговора про уробороса. Два года назад вышел твой первый альбом, в феврале ты готовишься собрать Stadium. Можешь как-то резюмировать, что с тобой произошло за это время?

— По работе или вообще?

— О, это отличный вопрос, на который должны были себе сами ответить те, кто все это время доставал меня с вопросом про второй альбом. В 2016-м мы выпустили альбом Jillzay, потом EP «Open Season» — оба я продюсировал и сводил. Дальше — альбом 104хTruwer «Сафари» и мой «Праздник на улице 36». Итого четыре релиза, которые вышли без всякой подготовки и ожиданий. Что касается жизни, то про это я тебе могу очень долго рассказывать, за два года у меня произошло столько, сколько у людей, которые занимаются тем же, что и я, за десять не происходит…

Я приехал сюда работать и работал все это время.

Я ничего не ждал ни от Москвы, ни от аудитории, ни от рэп-сообщества. Ни от кого, кроме себя. Я просто делал свою работу, повышал свой уровень и делал все, чтобы никто не мог притеснить мои интересы. Я не видел отца два года, сына — около полугода. У меня нет ничего личного. Были одни отношения, которые ничем не увенчались. Потому что я никому не готов уступить место моей работы. Это понимает каждый близкий человек в моей жизни.

И я очень не люблю, когда новые знакомые начинают мне надоедать, не зная, что даже моя мама звонит мне не чаще, чем раз в две недели, потому что боится меня отвлечь. И я ждал того момента, в котором я нахожусь сейчас, чтобы стать чуть более свободным — снова — для своей работы.

Источник

Jillzay: «Есть артисты, которых продюсер не исправит, только могила»

Слева направо: Truwer, Niman, Strong Symphony, Юрик 104, Скриптонит

Когда участник популярной группы покидает её и начинает сольное творчество — это понятно. Скриптонит прославился сольно, но через год после выхода его великолепного сольника большинство поклонников впервые услышали, что он состоит в группе Jillzay — и тут же услышали альбом «718 Jungle», уличный и мощный. В марте 2017-го вышел еще один релиз Jillzay, EP «Open Season». The Flow пообщался с частью группы — а в ней немало участников — о её прошлом и будущем.

Для начала скажите, кто присутствует и кто отсутствует?

Truwer: Скриптонит, Юрик 104, Niman, Truwer здесь. Нет Six-O, Benz, Cheenah и Strong Symphony. Ребята отсутствуют по своим причинам, кто-то сейчас работает, кто-то учится. В основном все занимаются музыкой на студии в Павлодаре.

Jillzay — это группа?

Скриптонит: Сейчас да, вообще изначально — нет. Началось все с идеи своего лейбла. Без финансов, без всего, просто объединились делать музыку. Чтобы все двигалось под одной крышей, делалось из-под одного молотка. Сейчас уже переросло в группу, потому что… ХЗ, как так получилось!

Вы сошлись на рэпе или на дружбе?

С: Сначала на рэпе, а потом и в дружбу переросло.

T: Мы с Юриком начинали вместе, в 2013 году.

С: Да, тогда в Павлодаре много было больших тус. Вот они с Юриком больше на андеграунде были. Расскажи, какой вы музон раньше делали!

104: Да, жесткий был музон. Я это бросил со временем, голова встала на место. Разобрался, что мне нужно было.

Вверху, слева направо: Benz, Bower, Cheenah, Six-O. Внизу: Truwer и Magg’98

Получается, что Jillzay совсем немного лет, если еще в 2013-м вы были по отдельности?

С: Да года три, не больше. Объединились где-то за год до начала работы с Газгольдером.

Не было у остальных мысли, что всё, уехал парень насовсем?

T: Мы всегда были на связи. Адиль сам всегда говорил, что это ничего не означает. Так и вышло.

Niman: Время все расставит на свои места и определит, кому и где нужно быть. Каждый будет на своем месте.

104: Нет, никогда такого не было. Отношения у нас быстро стали теплыми и было понятно, что он не уедет. Главное, не переигрывать в эти отношения, все должно быть по-честному.

С: Отношения — отношениями, но даже если ты друг, ты должен в рэпе разъебывать. Но если ты очень талантливый, а отношения у вас посредственные – вряд ли что-то получится. Оба фактора обязательны. Кто был чисто на отношениях, тот в Павлодаре и остался.

Перед интервью я почитал новости Павлодара, выяснилось, что у вас открыли самый длинный мост в Центральной Азии, через Иртыш. Это что-то меняет в жизни города?

N: Я живу в пятидесяти километрах от Павлодара и этот мост сокращает дорогу вдвое, для многих это как метро построить!

В вашем альбоме родной город занимает одно из центральных мест. Почему важно говорить о месте, где ты вырос и сформировался?

N: Важно не забывать, откуда ты. Потому что мы там выросли, много чего повидали! Каждый пережил свое – радости, удачи, неудачи, всякое. Кто-то у тебя на глазах идет в гору, кто-то себя закапывает. Видели все – и простреленных пацанов в потасовках, и помощь, в которой не отказывали. Закаляли и стиль и характер.

104: Да как это вообще – не помнить? Твой город — это ты! Это воспитание! Как я себя веду в другом городе, так я представляю свой. Я приезжаю в Москву, люди видят, кто я.

С: Это же не просто место. Это романтика, это любовь, школа, детский сад, родители… У каждого, я считаю, должны быть свои отношения со своим городом. У нас они немножко сильнее.

Но вы, наверно, не можете посоветовать кому-то: «Приезжай в Павлодар, посмотри»?

104: Это только для нас.

С: Мы его любим не за то, что он красивый. Или пахнет в нем хорошо. Любишь свои романтизированные периоды жизни в нем. За какую-то грязь, за быль, которой в других городах нет.

Переезд в Москву — как вам тут удается поддерживать тот градус, который был дома?

С: Ну мы же друг у друга остались. Меня спросили недавно про переезд, мол, получается, ты теперь не в своей тарелке? Да я просто свою тарелку взял с собой. В новых знакомствах-друзьях мы не нуждаемся. Наш Павлодар переехал в Балашиху.

104: Масштаб растет, а суть не меняется.

Важная для рэперов тема «Не меняться». Это разве хорошо?

С: Не так буквально. Надо оставаться собой, но развиваться. Вот знакомимся мы тут с новыми людьми, не говорить же с ними, как в своем дворе.

Кто у вас главный инициатор создания песен?

104: Каждый может выдвинуть идею, позвать другого на 4 строчки.

Это бесконфликтный путь?

104: Какие конфликты, если все это осознают?

С: На старте, конечно, сквозили какие-то обидки. Это нормально. В глубине души, даже если ты не хочешь обижаться, все равно задевает. Но мы перевоспитали это в себе. Где-то лбом об стену, где-то диалогом. Никто же не хочет чего-то личного в критику запихать. Значит, дело в тебе.

И тебе такое говорят, несмотря на твой личный успех?

С: Влёгкую. Я сяду, подумаю, исправлю. Исправлю так, что будет нравиться и мне, как первый вариант, и тому, кто указал на ошибку. Я ведь инициатор этой движухи, больше всех говорил, что что-то не так. И кто меня завтра послушает, если я сегодня сам не исправлю? Нечестно так.

Не слышно ничего про концерты Jillzay.

С: Сейчас есть заявки, но пока не получается, в основном, из-за меня. Где-то уже стоят мои концерты. Концертные директора начинают потеть. Какие составы будут ездить, кто из Казахстана будет ездить и так далее. Куча мелких несостыковок. Нужно время. Желание выступить у всех ребят есть и это самое главное.

На альбоме много раз озвучивается противостояние «Мы и они». Эти «они» всячески унижаются-уничтожаются. Кто для вас эти «они»?

104: Меня недавно назвали хейтером, я в это поверил.

Но ты хейтер кого?

104: Мне все равно! «Они» — это люди, с которыми я оказывался вместе в обществе. Они мне не нравятся, почему я не могу об этом сказать?

А вы встречали таких продюсеров?

104: Знаю одного такого человека, познакомлю как-нибудь (показывает на Адиля)!

Ты обещал вторую часть альбома «Дом с нормальными явлениями» или мы это себе придумали?

С: Придумали. Кто-то где-то криво выразился, возможно — из нашего круга. Но было сказано: «Второй альбом». Второй части никогда не планировалось, разве что в наших разговорах. «Может быть, годика через три». Еще, может, вариант — я пообещал выпустить два альбома в один день, поэтому могли подумать, что это двухтомник. Но это в край разные альбомы – и когда я их обещал, и сейчас. Сейчас он по атмосфере стал ближе к «Дому», но изначально был набором бэнгеров, никакого отношения к первому не было. Поэтому я еще больше бесился, так как знал, насколько они непохожи.

Кстати, по поводу алкаша. Организаторы говорят, что концерты у вас такие — с разносом. Сам я видел только один, на афтепати «Beats & Vibes», ты был там нетрезв.

С: Разнос — понятие растяжимое. На афтепати был, не спорю. Мы приехали рано, долго ждали. А когда долго ждешь, синеешь. Но это не норма. Специально мы не ухуяриваемся на концертах. Это стыдно, неудобство. Если вывозишь в таком состоянии, ни у кого претензий нет, то можно.

К образу рок-звезды это не имеет отношения?

С: Нет-нет, пьяным можно быть и трезвым, если ты такая рок-звезда. Ничего нового для нас под алкоголем не открывается, мы не начинаем говорить то, о чем молчали. Такое специально делать глупо. Но иногда бывает неспециально.

Я общался с Нойзом, он говорил, что пока ты песню не сыграешь десять раз на концерте, ты о ней ничего не знаешь.

С: Он очень прав. Меняется видение на песню, придумываются ходы новые, мелодию другую взять. Мы давали концерт в Yotaspace — там мы сделали блочок из хитов. «Притон», «Танцуй сама» исполняли под акустику. «Притона» вообще первую половину акапелльно сделали, такая фишка в духе 60-х исполнить.

Есть у остальных сольные амбиции и планы?

104: Да, будем двигаться самостоятельно, будут альбомы, релизы.

Т: После совместного альбома выпускать будут все. Мы с Юриком готовим ипишку, это следующий релиз, который выйдет в ближайшее время.

А как Jillzay?

С: У нас отсняты видео для «Ниа», «Поднять и потратить», начали снимать «До дна», «Аллилуйя». Осталось допинать, месяц-два. А в дальнейшем мы будем продолжать серию «718». Следующий релиз будет «718 Desert», а третий — «718 Snow». Но уж точно никаких сроков ставить не будем.

Источник