дали и лорка отношения
Федерико Гарсиа Лорка и Сальвадор Дали: Странности любви
Эту любовь вряд ли получится назвать несчастной и безответной, правда и взаимной е тоже не зазовёшь. Поэт любил художника, а художник относился к нему, как к хорошему другу. И пока один сгорал от страсти, другой страстно выводил на полотнах его портреты. Вот такая странная любовь…
Эту любовь вряд ли получится назвать несчастной и безответной, правда и взаимной е тоже не зазовёшь. Поэт любил художника, а художник относился к нему, как к хорошему другу. И пока один сгорал от страсти, другой страстно выводил на полотнах его портреты. Вот такая странная любовь…
Летом 1924 года Федерико Гарсиа Лорка, к тому времени уже известный поэт, гостил в семье своего друга Сальвадора Дали в Кадакесе. Там он познакомился с младшей сестрой Дали, Аной Марией. «Я не видел девушки красивей ее никогда», — писал Лорка родителям. Ана-Мария влюбилась в него с первого взгляда, но Фредерико не ответил на её чувства взаимностью. Лорка давно и безнадежно был влюблен в Дали – поэт никогда не скрал свою ориентацию. Сальватор бесконечно ценил и любил Лорку, но его любовь была платонической. Лорка был любимой моделью художника. На всех сюрреалистичных картинах Дали периода Кадакеса присутствует лицо Федерико.
Их отношения испортились тогда, когда Лорка стал активно добиваться своего друга. Дали решает ехать в Париж – мекку художников, он знает, что оттуда начнется его путь к успеху. Сам Лорка тяжело переживал разрыв. Его письма Дали полны раскаяния: «Я теперь понимаю, что я теряю, удаляясь от тебя… Я повел себя с тобой, как тупой осел, — это с тобой, с моим лучшим другом! С каждой минутой я вижу это все яснее и испытываю настоящее раскаяние. Но от этого моя нежность к тебе лишь возрастает…».
Они расстались, но продолжалась их переписка, было очевидно, как эти две личности нужны друг другу.
Федерико Гарсиа Лорка была расстрелян испанскими фашистами летом 1936 года. Ему не могли простить его поддержку левых сил и… ориентацию. Когда вели его на расстрел, избивали и обзывали maricon…
Сальватор Дали тяжело перенес гибель друга. Общеизвестно, что его последними словами перед смертью были «Мой друг Лорка…» Переписка двух великих гениев ХХ века сохранилась в идеальном порядке и многократно переиздана.
Лорка и Дали
Гарсиа Лорка и Сальвадор Дали были очень близкими друзьями в течение пяти лет — с 1923 по 1928 год. Сначала их было трое — неразлучных друзей: Луис Бунюэль, Федерико Гарсиа Лорка и Сальвадор Дали. Они познакомились в «Студенческой резиденции», и долгое время их отношения напоминали игру в бильярд: они постоянно образовывали пары, которые то взаимно притягивались, то отталкивались: Федерико — Сальвадор, Сальвадор — Луис, Федерико — Луис. Отношения Лорки и Дали сразу же сложились в глубокую сердечную привязанность. В их дружбе будут периоды особой близости и периоды охлаждения, но она никогда не исчезнет.
Сальвадор Дали поселился в «Резиденции» в 1922 году, он уже имел степень бакалавра и поступил в Академию искусств Сан-Фернандо в Мадриде. В то время Федерико находился в Гранаде, где в январе 1923 года сдал экзамен на степень права, после чего вернулся в Мадрид весной 1923 года. Тогда они и познакомились. К тому времени 25-летний Лорка уже выпустил свою первую книгу, он отлично пел, играл на пианино, был прекрасным рассказчиком, к тому же он был очень обаятельным. Сальвадор Дали, которому тогда еще не исполнилось девятнадцати, был очень красив: темноволосый, гибкий, атлетического сложения и в то же время стройный, довольно высокий (ростом около 170 сантиметров), с бледно-оливковым цветом лица и светло-серыми глазами.
Если попробовать найти образ, символизирующий дружбу этих двух гениев, то лучше всего подошел бы «жестокий поцелуй», часто повторяющийся в рисунках обоих художников. Надо отметить, что уже с начала их дружбы образ Федерико появляется во всех картинах Дали, постепенно вытесняя его «первую натуру» — сестру Ану Марию. На всех сюрреалистичных картинах Дали периода Кадакеса присутствует лицо Федерико. Даже после смерти друга Сальвадор продолжал изображать его лицо, необычное, измученное, часто замаскированное под искусственностью художественного орнамента — как, например, мертвое лицо на пляже. Эти образы требуют от зрителя поисков и догадок, сно только одно: Дали, с помощью кодового языка и криптографии, чем оба друга любили пользоваться в своем общении, старался одновременно и показать и спрятать то глубокое и невыразимое, что было в их дружбе. Сам Лорка в своем рисунке «Поцелуй» (1927 год) изобразил «перемешанные» лица Федерико и Сальвадора. Этот рисунок символизирует единство двух существ, которые, будучи столь похожи, еще и дополняют друг друга. Можно ли было лучше передать в рисунке эту их «взаимообратимость», их общность? Это не один и другой, а один в другом.
Федерико написал в честь своего лучшего друга Сальвадора поэму «Ода Сальвадору Дали». Он начал писать ее весной 1925 года в Кадакесе, закончил в 1926 году. Она была опубликована в апрельском номере престижного журнала «Revista de Occidente», который возглавлял философ Хосе Ортега-и-Гассет. Ода содержит 113 строк и представляет собой не просто похвалу Сальвадору и его искусству — ее можно считать одной из самых прекрасных поэм о дружбе, когда-либо написанных. Федерико любит своего друга, но это скорее дружба, окрашенная любовью, на манер древних греков — как у Цицерона в его трактате «О дружбе», или, еще точнее, как в фундаментальном творении Аристотеля «Этика Никомаха», где философ утверждает: «Два человека, идущие вместе, удвоят свои силы».
Что касается близких интимных отношений, то тут не все так просто. К тому времени Лорка уже определился с сексуальными предпочтениями и к Сальвадору испытывал вполне определенные чувства. Дали же, в свою очередь, несмотря на свою внешнюю некоторую женственность и отвращение к половому акту с женщиной, как к таковому, о чем он позднее рассказывал, явным гомосексуалистом не был, он как мог сопротивлялся мысли, что похож на Лорку в своих сексуальных пристрастиях, и опасался, что может поддаться своим тайным желаниям. В своих воспоминаниях Дали упоминал о двух случаях, когда он чуть не поддался соблазну. В мае 1926 года, после публикации «Оды к Сальвадору Дали», Лорка пытался его соблазнить. Однако Дали был непреклонен: «Я был очень взволнован. И где-то в глубине души говорил себе, что он великий поэт и что я должен уступить ему немного божественного Дали». Но этого не случилось. Вторая попытка, по воспоминаниям Дали, была в следующем, 1927 году. Косвенным подтверждением этим признаниям служат слова из одного из писем, написанном Лоркой летом 1927 года по пути из Кадакеса летом 1927 года в одном из барселонских кафе. В нем Федерико извиняется за свое грубое, неловкое, неуместное поведение: «Я теперь понимаю, что я теряю, удаляясь от тебя. Я повел себя с тобой, как тупой осел, — это с тобой, который есть лучшая часть меня самого. С каждой минутой я вижу это все яснее и испытываю настоящее раскаяние. Но от этого моя нежность к тебе лишь возрастает. »
Их общий друг Луис Бунюэль был встревожен растущей интимностью отношений Лорки и Дали. Он писал еще одному общему другу Пепину Белло: «Бесчестный Гарсиа! Надо освободить Сальвадора от его влияния. Потому что Дали настоящий мужчина и очень талантлив». Вмешательство извне не потребовалось, двух гениев разлучили обстоятельства. Однако они продолжали переписываться и по возможности встречались.
Осенью 1935 года Дали увиделся с Лоркой в Барселоне. Поэт был так счастлив встрече, что совершил нетипичный поступок: уехал с Дали в Таррагону, не предупредив зрителей, собравшихся на концерт в его честь. В интервью Лорка говорил: «Мы духовные близнецы. Вот вам доказательство: мы не виделись семь лет, но наши мнения обо всем совпадают, будто мы и не прекращали разговора. Дали гений, гений!». Больше они не виделись. Услышав о казни Лорки, Дали долго не мог поверить этому. А потом воскликнул «Оле!» — так испанцы на корриде выражают свое восхищение пасом тореадора. До самой смерти Лорка оставался для Дали главным человеком его жизни — после Галы.
Сальвадор Дали и Лорка, отношения
Сальвадор Дали и Лорка познакомились в студенческой «Резиденции» в Мадриде. «Резиденция» — это такое общежитие, где жили и развлекались богемные студенты Мадрида — в том числе, неразлучная компания: Сальвадор Дали, Лорка и Бунюэль.
Существование крепкой мужской дружбы между Сальвадором Дали и Лоркой ни для кого ни секрет. Федерико Гарсиа Лорка — талантливый (ну я не знаю, везде так пишут, сам не читал) испанский поэт. Лорка и сам не скрывал своей любви к юношам, но отношение мэтра к поэту было совсем другим.
Сальвадор Дали и Лорка. Отшельник и душа компании.
Назад к содержанию.
Сальвадорыч тогда вовсю погрузился в кубизм и, несмотря на свою тогдашнюю замкнутость и стеснительность, привлек к себе внимание «бунтарей», как прогрессивный и талантливый художник. Федерико Гарсиа Лорка, с его обаянием и подвешенным языком, всегда был душой компании. Почему его так привлек молчаливый замкнутый Дали — кто знает. Может именно поэтому.
Сальвадор Дали и Федерико Гарсия Лорка
Это потом Сальвадор научится разговаривать так прельстиво и любовно, что будет доставлять смехуечки каждым своим появлением, а пока это был скромный и застенчивый юноша. Впрочем, Сальвадор тогда был юн и красив. Дали в юности отличался выразительной экзотической каталонской красотой и был хорошо сложен. Постепенно Сальвадорыч избавится от своей излишней застенчивости, после чего Сальвадор Дали и Лорка будут дружить уже на равных — поэт и художник станут практически неразлучны.
Сальвадор Дали и Лорка. Время в Кадакесе
Назад к содержанию.
Лорка становится одним из главных натурщиков Сальвадора, вскоре заменив на этом поприще сестру Дали, Анну Марию. Лицо Лорки можно было увидеть чуть боле, чем во всех картинах Дали. Сальвадор Дали и Лорка часто проводили время в Кадакесе в резиденции семьи Дали. Ходят слухи, что Анна Мария была даже влюблена в обаятельного поэта. Естественно безответно, поэт то в Сальвадора был влюблен. Такие дела. Лорка потом будет с любовью и грустью вспоминать время проведенное с Сальвадором в Кадакесе. Ласковое море, солнце и любимый Дали — что может быть лучше.
Невидимая афганская борзая на пляже и призрак лица Гарсиа Лорки в форме вазы для фруктов с тремя фигами.
Сальвадор Дали и Лорка. Так друг или все-таки, любовник?
Назад к содержанию.
Отношение Лорки к Сальвадору Дали было вполне ясным и понятным — он видел его не только, как близкого друга, но и как потенциального сексуального партнера. Сальвадор, конечно, боготворил поэта и восхищался его талантом, но, судя по всему, интерес Сальвадора был чисто платоническим. Даже если и проблескивало где-то у мэтра что-то бисексуальное, он это старательно подавлял.
Идиллия между Сальвадором Дали и Лоркой продлилась около 5 лет. В конце, мэтру, похоже порядком надоели страстные воздыхания поэта, и он прервал отношения с Лоркой. Не знаю, правда, это или нет, разные источники говорят по разному, но есть информация, что Лорка якобы пытался соблазнить Сальвадора Дали — именно после этого их отношения прервались.
Поэтому в вопросе было или не было, общепринятое мнение склоняется к тому, что не было. Я лично тоже склоняюсь к этому. Отношения «Сальвадор Дали и Лорка» остались чисто крепкой мужской дружбой, без всяких этих ваших.
Сальвадор Дали и Лорка. Фильм Мелкие останки.
Сальвадор неоднократно повторял в своих интервью, что он отказывал Гарсиа в его гомосексуальных приставаниях. Поэтому небезызвестный Фильм «Мелкие останки» про связь Лорки и Дали на фоне реальных фактов выглядит, как жалкая попытка срубить бабла присосавшись к двум гениям и неоднозначности их отношений. Я уже молчу о выборе Паттинсона на роль Сальвадора. Ему вообще после сумерек заказано серьезные роли играть. Они бы еще Стэтхема поставили Дали играть.
Ну ладно, Паттинсон, в принципе, иногда неплохой актер, внезапно. Правда, не везде и не всегда и уж точно не в этом фильме. Вот в фильме «Воды слонам» он хорошо сыграл, годно — советую. Мелкие останки — не советую. Фильм оставляет странное и неприятное ощущение. Впрочем, если вы с биографией Дали и Лорки незнакомы, вам, может быть, и понравится.
Сальвадор Дали и Лорка. Разрыв.
Назад к содержанию.
Гарсиа посвятил кучу стихов Сальвадорычу и другим красивым вьюношам. Среди произведений поэта также присутствует «Ода к Сальвадору Дали». Система интернета «одна бабка сказала» утверждает, что Сальвадорыч в шутку частенько декламировал стихи Лорки пылким барышням, от которых они писали кипятком, а потом шокировал источником вдохновения для этих стихов. Такие дела.
В конце концов, мэтр свалил во Францию, окончательно порвав с Гарсиа уже в переписке. Сальвадор Дали написал Лорке письмо в стиле «Гарсиа отвали». Лорка затем сокрушался, что, дескать он вел себя, как неприличный осел. Больше про этот пикантный момент ничего не известно.
Назад к содержанию.
Федерико Гарсиа Лорка погиб в Гранаде в 1936 году. Дело в том, что тогда в Испании как раз начался замес под предводительством знаменитого тирана Испании — генерала Франко. Лорка попал под раздачу, как представитель вшивой интеллигенции и автор «Цыганского романсеро». В августе Лорку, с криком «бей, тех, кто умнее, бей тех, кто не согласен», пристрелят. Существует гипотеза, что Лорку расстреляли за его гомосексуальность. Тела его так и не нашли, скорее всего кости Лорки покоятся где-то в братской могиле среди тех, кто попался под горячую руку был не согласен с политикой Франко. Такие дела.
Как Сальвадор Дали раз за разом предавал тех, кого любил
Три пряди на спине
У маленького Сальвадора Дали была большая неприятность: мир постоянно отказывался его слушать. Когда он в школе проигрывал в детские игры другим мальчишкам, то, чтобы исправить это, кричал, плясал и вообще вёл себя так, словно это он, Сальвадор, всех обыграл. Но для себя он знал, увы, что всё опять случилось не по его. В этом мире он мог положиться на очень мало вещей и только на одного человека – своего маленького круглощёкого пажа. Паж был четырьмя годами младше и вообще девочкой. То была сестра Сальвадора – Анна Мария.
Если мама мальчика его любила и баловала, то Анна Мария буквально боготворила. Ходила за ним хвостиком, во всём слушалась и выслушивала любые речи, сияя круглыми чёрными глазами. Всё в ней было округлое, и, даже когда она стала подростком, то совершенно не вытянулась. Округлый носик по-прежнему был похож на детский. Округлые икры – такие, словно их обладательницу бабушка каждый день хвалит за хороший аппетит. А по спине неизменно спускались три округлые пряди – волосы рассыпались в них сами, как бывает с волосами девочек, которые годами носили косу.
Союз их был трепетен. Анна Мария часами сидела неподвижно, позируя брату, которому обязательно надо было стать великим художником. Сама она тоже умела рисовать, но тренировалась гораздо меньше. От девочек в насквозь патриархальном, сонном, католическом Кадакесе никто не ждал иного: сначала они должны будут радовать отцов и прислуживать братьям, а потом – прислуживать мужьям и радовать сыновей. За неимением (в силу возраста) мужа Анна Мария любила Сальвадора. Сальвадор любил Анну Марию. Они проводили вместе часы.
Правда, любовь их вызывала сомнение. Многих, кто глядел на портреты девочки и девушки Анны Марии, брало смутное чувство, что таким сиянием наполняют лица не сестёр, а любовниц. Уже много позже Сальвадор будет намекать, что играл с Анной Марией не только в детские игры. Он был эротоман, а она была досягаема и послушна – так что вероятность того, что брат развратил сестру, очень велика.
Дело в том, что то ли случайно, то ли в образовательных целях отец Дали оставил раз на пианино книгу о половых болезнях, открытую на самых жутких фотографиях. Изуродованные гениталии очень впечатлили его сына. Но они отвадили его не от походов по «дурным домам», а от плотских контактов вообще. Это могло радовать, пока Сальвадор был только школьником или пока он, не отвлекаясь, посвящал себя искусству. Но в конце концов прямая линия маркизов де Дали из-за этого прервалась.
Не слишком благородный юный дон
Да, Сальвадор был сыном дворянского рода и сам – дворянин. Он рос в понятиях о чести и своеобразном, южной версии, благородстве. То и другое он легко отринул позже. Что касается любви к Анне Марии – это была та любовь, которую она сама испытывала к её медвежонку. В бурном двадцатом веке её оказалось легко проверить на прочность, и испытания она не выдержала. Когда в Кадакесе молодые франкисты громили старые усадьбы – да, это сделали не республиканцы – Дали ни на миг не задумался о том, чтобы вывезти оттуда сестру.
В 1942 году в США Дали выпускает книгу о себе: «Тайная жизнь Сальвадора Дали, рассказанная им самим». Через несколько лет Анна Мария отвечает ему книгой «Сальвадор Дали глазами сестры», которую сам Дали находит оскорбительной. В ней нет ни кусочка его – гигантского в жестах, эксцентрического, полного сексуального напряжения образа, который он так лелеет: это рассказ о семье из Кадакеса, в которой растёт избалованный, странноватый, но всеми любимый мальчишка. Тот Сальвадор, которого когда-то потеряла Анна Мария.
Такого «предательства» художник не простит ей до конца жизни. Он разошлёт во все газеты меморандум, обличающий его семью: «Я был изгнан из семьи в 1930 году без единого гроша. » Это он пишет о молодом, полном сил и уже начавшем успешную карьеру двадцатишестилетнем мужчине, которого отец содержал вплоть до выходки на выставке, когда этот молодой мужчина написал на картине «я плюю на могилу матери». В 1984 году, когда Анна Мария услышит, что Сальвадор вот-вот умрёт от обширных ожогов, она примчится к нему в больницу – он самыми грязными словами изгонит её прочь от палаты. На похороны она не придёт.
Три любви в одном Кадакесе
В 1925 году они, однако, были счастливы – втроём. Анна Мария, Сальвадор и его друг Федерико, которого он привёз в гости весной, на пасхальные каникулы. Привезти привёз – но почти всё время, забыв о друге, Сальвадор сидел в своей мастерской. Анна Мария и Федерико были предоставлены друг другу. Они оба могли горевать о том, что юноша, которого они любят, не отвечает им ни каплей взаимности – но они предпочли наслаждаться этой странной ситуацией.
Федерико моментально усвоил капризные манеры самого Сальвадора – но в его исполнении они выглядели почти что шуткой. Он постоянно требовал от Анны Марии внимания. Просил её набросать эскиз для декораций его балаганчика. Буквально за руку вёл её гулять на берег моря. Играл с её медвежонком – Анна Мария всё ещё много времени проводила со своими игрушками. Просил ухаживать за ним, когда у него болела от солнца голова. Читал стихи на террасе вечером. Говорил, казалось, обо всём, что можно сказать только возлюбленной. Все вокруг начали ждать, что Федерико сделает Анне Марии предложение. Оглядываясь на других, стала этого ждать и она. Но Лорка любил её совсем по-другому.
Что он видел в ней? Отражение её брата? Ведь что-то общее было в чертах их лица. Бедного, всегда на второй план отодвинутого ребёнка? Такую же мягкую душу, которой был он сам – своего двойника шестнадцати лет? Коробило ли его то небрежение, с которым повзрослевший Сальвадор общался с кроткой девочкой-подростком? Дон Федерико любил Анну Марию, как любят душу в другом человеке. Но страсти его были обращены совсем к другому отпрыску дома де Дали.
Без сомнения, любовь всех троих была взаимна, хотя она ничем не напоминала обычную любовь. Сальвадор любил Анну Марию, как игрушку, и Федерико, как живое сияние. Анна Мария любила Сальвадора, как любят того, кто был твоей жизнью все твои шестнадцать лет, и Федерико, как любят настоящего, полного тепла брата. Федерико любил Анну Марию как душу – и любил Сальвадора страстно. Если бы он мог любить без прикосновений вечно – может быть, и трио это балансировало бы вечно. Но через годы этого странного романа с Сальвадором Федерико стал искать сближения. А Сальвадор, как мы помним, не находил ничего ужаснее. От Федерико он буквально сбежал, придумав что-то про отсталость его взглядов.
Что до Дали, он, как и все прочие, был попросту сражен наповал мощным обаянием личности Лорки. Очень эгоистичный и скупой на похвалы, художник позже напишет в своей «Тайной жизни»: «. Личность Федерико Гарсиа Лорки произвела на меня сильнейшее впечатление. Это был поэтический феномен, уникальный, цельный: поэзия во плоти с пульсирующей кровью, трепещущая от тысяч язычков пламени, сокрытых в темноте потаенной биологии, наделенная, как и всякая сущность, своей собственной неповторимой формой».
Забегая вперёд: именно эти воспоминания поддерживали тусклый огонек жизни в несчастном Дали в последние годы, когда Гала умерла, а сам он продолжал цепляться за жизнь скорее из привычки и по велению инстинкта.
Впрочем, до печального финала тогда, в начале 20-хх, было бесконечно далеко. Дали и Лорка были упоительно молоды, безгранично талантливы и так же беспредельно счастливы своей дружбой.
Тем не менее, Сальвадор со свойственной ему парадоксальностью поведения не только не пресекал «новое чувство» Лорки, но даже в какой-то степени поощрял его, изначально понимая, что, не являясь гомосексуалистом, не сможет ответить поэту взаимностью. Дали, при всех его неоспоримых достоинствах, всегда отличала некая врожденная, не до конца осознанная им самим жестокость, что замечательно прослеживается на примере его отношений с Лоркой.
В апреле 1925-го Дали приглашает Федерико на страстную неделю в Кадакес, где все семейство художника с нетерпением ожидает визита молодого и талантливого поэта, находившегося тогда в зените славы. Лорка, следует отметить, произвел огромное впечатление и на отца Сальвадора Дали, и на его младшую сестру Ану-Марию, с которой у поэта сложились особенно дружеские и доверительные отношения.
В Фигерасе отец Дали организовал чтение пьесы Лорки «Мариана Пинеда», прошедшее с грандиозным успехом; после у Сальвадора и Федерико были два незабываемых дня в Барселоне, которая произвела на поэта из Малаги огромное впечатление.
Та наскальная роза, которой ты бредишь.
Колесо с его синтаксисом каленым.
Расставание гор с живописным туманом.
Расставанье тумана с последним балконом.
Современные метры надеются в кельях
на стерильные свойства квадратного корня.
В воды Сены вторгается мраморный айсберг,
леденя и балконы и плющ на балконе.
Осыпается с окон листва отражений.
Парфюмерные лавки властями закрыты.
Топчут сытые люди мощеную землю.
Утверждает машина двухтактные ритмы.
Дряхлый призрак гераней, гардин и унынья
по старинным домам еще бродит незримо.
Но шлифует зенит свою линзу над морем
и встает горизонт акведуками Рима.
Моряки, не знакомые с ромом и штормом,
истребляют сирен по свинцовым лиманам.
Ночь, чугунная статуя здравого смысла,
полнолуние зеркальцем держит карманным.
Все желаннее форма, граница и мера.
Мерят мир костюмеры складным своим метром.
Натюрмортом становится даже Венера,
а ценителей бабочек сдуло как ветром.
Кадакес, балансир лукоморья и взгорья.
Гребни раковин в пене и лесенок ленты.
Древним богом садовым обласканы дети
и баюкают бриз деревянные флейты.
Спят его рыбаки на песчаной постели.
Служит компасом роза на палубе шхуны.
Плещет бухта платками прощальными, склеив
два стеклянных осколка, акулий и лунный.
Горький лик синевы и песчаные пряди
полукруг парусов замыкает подковой.
И сирены зовут, но не манят в пучину,
а плывут за стаканом воды родниковой.
О Дали, да звучит твой оливковый голос!
Назову ли искусство твое безупречным?
Но сквозь пальцы смотрю на его недочеты,
потому что тоскуешь о точном и вечном.
Ты не жалуешь темные дебри фантазий,
веришь в то, до чего дотянулся рукою.
И стерильное сердце слагая на мрамор,
наизусть повторяешь сонеты прибоя.
На поверхности мира потемки и вихри
нам глаза застилают, а сущности скрыты.
На далекой планете не видно пейзажей,
но зато безупречен рисунок орбиты.
Усмиренное время разбито на числа,
век за веком смыкает надежные звенья.
и хоронится в узкой лазейке мгновенья.
И палитре, крылу, просверленному пулей,
нужен свет, только свет. Не для снов, а для бдений.
Свет Минервы, строительницы с нивелиром,
отряхнувшей с развалин вьюнки сновидений.
Древний свет, он ложится на лоб человечий,
не тревожа ни сердце, ни рот говорливый.
Свет, который страшит дионисовы лозы,
водяные извивы, речные разливы.
Ты художник, и прав, отмечая флажками
очертанья границы, размытые ночью.
Да, ты прав и не хочешь, чтоб форма размякла,
как нежданного облака ватные клочья.
Нет, ты смотришь в упор, ты вперяешься взглядом
и копируешь честно, без фантасмагорий.
Эту рыбу в садке, эту птицу в вольере,
ты не станешь выдумывать в небе и в море.
Осязаемость, точность, задача и мера.
Это взгляд архитектора на обветшалость.
Ты не любишь земли, где растут мухоморы
и на знамя глядишь как на детскую шалость.
Гнутся рельсы, чеканя стальные двустишья.
Неоткрытых земель на планете не стало.
Торжествует прямая, чертя вертикали
и вовсю прославляют Евклида кристаллы.
Да, но есть еще роза. В саду твоем тоже.
Путеводная наша звезда неизменно.
Словно эллинский мрамор, слепой, отрешенный
и живой своей мощи не знающий цену.
Раскрывает нам хрупкие крылья улыбок,
заставляет забыть о работе и поте
роза радости без облюбованных терний.
Пригвожденная бабочка, весть о полете.
О Дали, да звучит твой оливковый голос!
Молода твоя кисть, и работы незрелы,
но сквозь пальцы смотрю на твои недочеты,
восхищаясь, как точно нацелены стрелы.
Мне завидны и твой каталонский рассудок,
объясненье всему находящий упрямо,
и в груди астронома червонное сердце
из французской колоды. Без единого шрама.
Мне понятны усилия мраморной позы.
вызов улице, страсти, волненьям и бедам.
Хорошо, когда в бухте морская сирена
шелестит перламутровым велосипедом.
Но важнее другое. Не судьбы искусства
и не судьбы эпохи с ее канителью,
породнили нас общие поиски смысла.
Остальное не в счет. И рисуешь ли букли
своенравной Матильды, Тересу с иглою
или женскую грудь, ты рисуешь загадку
нашей близости, схожей с азартной игрою.
Каталония, дактилография крови
на отлитом из золота сердце старинном.
Словно руки сокольничьих, замерли звезды,
стиснув пальцы вдогонку крылам соколиным.
Не вперяйся в костлявый скелет аллегорий,
над песочными не сокрушайся часами.
Твоя смуглая кисть да купается в море,
населенном матросами и парусами.
В то же время и живопись Дали оказывается все более подвластной «вторжению Лорки». Сестра художника Ана-Мария, до того доминировавшая в работах брата в качестве модели безраздельно, не выдерживает «конкуренции» и отходит на второй план. В творчестве каталонца наступает «период Лорки», и такие работы, как «Две Фигуры», «Натюрморт», «Барселонский манекен», «Натюрморт в свете сиреневой луны», «Мед слаще крови», как нельзя более красноречиво свидетельствуют об этом.
Внешне, впрочем, это никак не проявлялось. 1 февраля 1927-го года Дали начал проходить воинскую службу в крепости Сан Фернандо, в одном километре от родного Фигераса (мероприятие почти номинальное, поскольку художник даже ночевать продолжал дома), а уже в марте послал Федерико открытку довольно пошлого амурного вида, в которой выражал уверенность в том, что летние месяцы в Кадакесе они непременно проведут вместе. Упомянув в тексте открытки о Святом Себастьяне (который считается покровителем гомосексуалистов), Дали явно и намеренно намекал на двусмысленность их с Лоркой отношений.
Лично на меня это производит впечатление пошловатого заигрывания со стороны Дали, который, не желая терять друга, в то же время сознательно провоцировал в нем всплеск чувств, на которые изначально не мог ответить взаимностью. Возможно, всё еще сложнее, и молодой Дали на тот момент просто был не в состоянии разобраться в себе и в своей, если на то пошло, ориентации, безуспешно пытаясь понять, не является ли он на самом деле вполне подходящим для гомосексуальных отношений «объектом».
Тем не менее (вот оно, влияние нового парижского искусства!) Дали, со свойственной ему проницательностью, между дел умудрился раскритиковать коое-какие аспекты стихотворного творчества Лорки той поры, не без оснований находя их «устаревшими».
После Федерико уехал в Барселону, где вовсю готовилась премьера его пьесы «Мариана Пинеда», состоявшаяся 24 июня в барселонском театре «Гойя» с участием знаменитой тогда каталонской актрисы Маргариты Ксиргу.
Дали присоединился к поэту в начале июня (его на три летних месяца отпустили со службы) и, как обещал, принял самое деятельное участие в подготовке декораций и костюмов, имевших, как и сама пьеса, шумный успех.
Федерико так и ощущал свое тогдашнее пребывание в Кадакесе: как счастье безграничное и полное, которого никогда не испытывал ни до, ни после этих благословенных летних месяцев.
28 сентября, в день назначенной встречи с Дали, Лорка должен был участвовать в творческом вечере, устроенном в его честь поклонниками в Барселоне. Однако вместо того, плюнув на все, проявив совсем не свойственное ему пренебрежение к людям, Федерико прыгнул в поезд и вместе с четой Дали умчал в Таррагону, даже не удосужившись предупредить или извиниться.
Это встрече художника и поэта суждено было стать последней.
В 1936-ом, за три дня до начала Гражданской войны, Лорка выехал из Мадрида в Гранаду, чтобы повидаться перед отъездом в Мексику с родными. Выехал, хотя многие пытались отговорить его от этой безрассудной поездки: симпатии Лорки к Республике были общеизвестны, а на юге, напротив, были особенно сильны позиции правых. Дальнейшие события разворачивались трагически и неотвратимо. Судьба, пряча глаза, взяла Федерико за руку и повела его в гости к Смерти.
