договор 971 года с византией
Fontes historiae Magni Ducatus Lithuaniae
[971.VII], июлѧ индикта въ 14, в лѣт 6479. Доростол. Русский князь Святослав заключает мирный договор с византийским цесарем Иоанном Цимисхием.
Основной текст Лаврентьевской летописи приводится по изданию: Полное собрание русских летописей. Т. 1. Лаврентьевская летопись. Изд. 2 в трех выпусках. Л., 1926-1928 [Переизд.: М., 1962; репринт: М., 1997]. Стлб. 71-73. Кириллические цифры заменены на арабские. Для удобства текст разбит на абзацы. Перевод публикуется по изданию: Повесть временных лет / Подгот. текста, пер., ст. и коммент. Д.С. Лихачева; Под ред. В.И. Адриановой-Перетц; [Доп. М.Б. Свердлова]. 2-е изд., испр. и доп. СПб.: Наука, 1996. С. 171.
В лѣт 6479 И посла [Святослав] слы ко въ Деревьстрѣ, бо бѣ ту рька сице: Хочю имѣти миръ с твердъ и любовь. Се же слышавъ рад быс и посла к нему дары больша первых. же прия дары и поча думати съ дружиною своею, рька сице: Аще не створимъ мира со а увѣсть яко мало насъ есть, пришедше ѡступѧть ны въ градѣ, а Руска землѧ далеча, а Печенѣзи с нами ратьни, а кто ны поможеть, но створимъ миръ со се бо ны ѧ по дань яли и то буди доволно намъ. Аще ли почнеть не оуправлѧти дани, да изнова из Руси совкупивше вои оумножавши поидемъ Люба быс рѣчь си дружинѣ, и послаша лѣпшиѣ мужи ко И придоша въ Деревъстръ и повѣдаша же наоутрия призва я, и реч да сли Рустии. Ѡни же рѣша тако: кнѧзь нашь: Хочю имѣти любовь со Гречьскимъ свершеную прочая всѧ лѣт. же радъ быс [и] повелѣ писцю писати всѧ рѣчи на [л. 22 об.] харатью. Нача солъ всѧ рѣчи и нача писець писати, сице.
Равно другаго свѣщанья, бывшаго при велицѣмь кнѧзи Рустѣмь и при Свѣнелъдѣ. Писано при Фефелѣ синкелѣ и к Ивану, нарицаемому Цѣмьскию, Гречьскому, въ Дерестрѣ июлѧ индикта въ 14, в лѣт 6479.
Азъ кнѧзь Рускии, якоже клѧхъсѧ и оутвержаю на свѣщаньѣ семь роту свою, хочю имѣти миръ и свершену любовь со всѧкомь и великимь Гречьскимъ съ Васильемъ и Костѧнтиномъ и с и со всѣми людьми вашими и иже суть подо мною, Русь, болѧре и прочии, до конца вѣка. Яко николиже помышлю на страну вашю, ни сбираю вои, ни языка ни иного приведу на страну вашю и елико есть подъ властью Гречьскою, ни на власть Корсуньскую и елико есть городовъ ихъ, ни на страну Болгарьску. Да аще инъ кто помыслить на страну вашю, да и азъ буду противенъ ему и борюсѧ с нимъ. Якоже клѧхъсѧ ко Гречьскимъ и со мною болѧре и Русь всѧ, да схранимъ правая съвѣщанья. Аще ли ѡ тѣхъ самѣхъ преже реченыхъ [не] съхранимъ, аз же и со мною и подо мною да имѣемъ клѧтву ѡт въ его же вѣруемъ, в Перуна и въ Волоса скотья и да будемъ колоти яко золото и своимъ ѡружьем да исѣчени будемъ. Се же имѣите во истину, якоже створих нынѣ къ вамъ [и] написахомъ на харатьи сеи и своими печатьми запечатахомъ.
Договор князя Святослава Игоревича с Византией
971 год
Подписание договора состоялось весной 971 года, после того как князь Святослав выдержал несколько месяцев осады в крепости Доростол и понял бесперспективность дальнейших попыток удержаться в Болгарии.
Договор имел два варианта — один на греческом (не сохранился) и один на старославянском языках. Несмотря на то, что в договоре не упоминается факт возвращения к условиям договора Игоря Рюриковича с Византией 945 года, однако Лев Диакон, описывая заключение мира, приводит такие строки:
Кратко об основных положениях договора
Текст договора
Текст договора приводится Повестью Временных Лет в следующем виде:
«Список с договора, заключенного при Святославе, великом князе русском, и при Свенельде, писано при Феофиле Синкеле к Иоанну, называемому Цимисхием, царю греческому, в Доростоле, месяца июля, 14 индикта, в год 6479.
Я, Святослав, князь русский, как клялся, так и подтверждаю договором этим клятву мою: хочу вместе со всеми подданными мне русскими, с боярами и прочими иметь мир и истинную любовь со всеми великими царями греческими, с Василием и с Константином, и с боговдохновенными царями, и со всеми людьми вашими до конца мира. И никогда не буду замышлять на страну вашу, и не буду собирать на нее воинов, и не наведу иного народа на страну вашу, ни на ту, что находится под властью греческой, ни на Корсунскую страну и все города тамошние, ни на страну Болгарскую. И если иной кто замыслит против страны вашей, то я ему буду противником и буду воевать с ним.
971. Договор Руси с Византией
В 971 году состоялось заключение договора между киевским князем Святославом Игоревичем и византийским императором Иоанном I Цимисхием. Их послы прибыли для его подписания в лагерь, расположенный возле Доростола. Этот договор стал главным внешнеполитическим документом, принятым при Святославе Игоревиче, отражением побед и неудач киевского князя.
Суть договора
Святослав отправил своих послов к византийцам для заключения мирного договора, когда его войско было разгромлено греками в Болгарии. Князь в то время находился в Доростоле, куда Иоанн Цимисхий отправил свои дары. В хрониках Льва Диакона говорится о заключении мира между русскими и византийцами, согласно которому князь Святослав должен был уйти из Доростола, освободить плененных греков и покинуть Болгарию. Император обещал не мешать проходу русских кораблей по Дунаю. Купцы из Руси могли свободно торговать в его землях. Каждый воин Святослава перед отправлением в обратный путь обеспечивался провизией.
По сути это был договор о перемирии, которое необходимо, чтобы впоследствии заключить полноценный мир между сторонами конфликта. Русский и византийский правители обязались приостановить военные действия. Для начала переговорного процесса греческие послы прибыли в Доростол. Русские были представлены Свенельдом и Святославом, а Византия – епископом Феофилом Евхаитским.
Что вошло в окончательную редакцию договора?
Окончательная редакция договора готовилась в лагере киевского князя, который поклялся больше не совершать походы на греческие территории, а также не захватывать земли Херсонеса и Болгарии. Святослав подтвердил все, что было ранее записано в русско-византийских соглашениях, в первую очередь в договоре, заключенном в 907 году, где оговаривались условия уплаты императору дани от русских земель. Киевский князь пообещал, что не будет вступать в союзы против Константинополя и окажет императору военную помощь по его первому требованию.
Правители Руси и Византии лично встретились на берегу Дуная. На императоре были роскошные доспехи. Его окружали многочисленные телохранители. Киевский князь прибыл на встречу в простой лодке. Он сам сидел за веслами, как простой воин.
Значение договора для Руси
Договор между Русью и Византией, заключенный в 971 году, был важным документом, регламентирующим межгосударственные отношения. Нельзя сказать, что для русского князя это было полное поражение. Конечно, для него второй болгарский поход закончился неудачно. Ему пришлось покинуть завоеванные ранее земли.
Русские зимовали в районе Белобережья. Из этого следует, что потерянной для них стала только Болгария. Нижнее Поволжье, Приазовье и Северное Причерноморье оставалось за ними. Договор никаким образом не касался этих территорий и Византия опосредствованно подтвердила, что не претендует на них.
После заключения русско-греческого договора в 971 году отношения между государствами вышли на новый уровень. Обе стороны подтвердили верность старым обязательствам и достигли новых договоренностей. К этому договору Святослав Игоревич шел девять лет. Молодое русское государство при нем окрепло и продолжало развиваться.
Договор был заключен в двух вариантах. Греческий не дошел до наших дней, а старославянскому тексту удалось сохраниться. Его освещают поздние древнерусские летописи, например, «Повесть временных лет». Русско-византийский договор 971 года можно причислить к древнейшим письменным источникам по русскому праву.
Договор 971 года с византией
23 июля 971 г. киевский князь Святослав Игоревич и византийский император Иоанн Цимисхий заключили мирный договор по итогам войн, проходивших на Дунае в 968-971 гг.
Договоры Руси с Византией IX-X вв. являются исключительно ценным источником по истории Древней Руси, древнерусского и международного права и русско-византийских отношений. В числе первых русско-византийских соглашений «Повесть временных лет» упоминает договор «мира и любви», заключённый после похода войска русов на Царьград (Константинополь) в 860 г. Результатом военных походов были и другие договоры первых русских князей c империей. В них определялись юридические нормы в отношении русских на территории Византии, оговаривались правила русской торговли в Константинополе, рассматривались вопросы военного сотрудничества, обмена пленными и т.д.
В 968-971 гг. Русь и Византия боролись за сферы влияния на Дунае. Сначала военные действия складывались удачно для русского войска, которое выступало совместно с болгарским и в союзе с венграми и печенегами. Однако к концу 970 г. Византии удалось решить внутриполитические проблемы, связанные с восстанием Варды Фоки, и император начал готовить новую армию.
Весной 971 г. в дни празднования Пасхи неожиданно для русов Иоанн Цимисхий осуществил прорыв через Балканский хребет и вышел в Болгарию, на полях которой вступил в бой с князем Святославом. Во время схватки союзники покинули Святослава, и в итоге перевес сил оказался на стороне Византии. Армия Цимисхия блокировала русское войско в дунайской крепости Доростол. В июле 971 г. Святослав попытался прорвать кольцо блокады, но был ранен в бою, и русам пришлось отступить и начать переговоры о мире.
Несмотря на обещание греков договориться с печенегами о свободном проходе русских дружин домой, этот пункт соглашений не был выполнен, и на днепровских порогах путь ладьям Святослава преградили печенежские отряды. Русский князь решил зазимовать на берегах днепровского устья, а весной 972 г. снова попытался прорваться в Киев, но погиб в бою, события которого кратко изложены в «Повести временных лет»: «И напал на него Куря, князь печенежский, и убили Святослава, и взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него».
Уцелевшая часть дружины вернулась в Киев сухопутным путём под началом воеводы Свенельда. А Балканы надолго оказались за пределами основных направлений внешней политики русского государства.
Лит.: Бибиков М. В. Русь в византийской дипломатии: Договоры Руси с греками X в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2005. № 1 (19); То же [Электронный ресурс]. URL: http://www.drevnyaya.ru/vyp/stat/s1_19_1.pdf; Лев Диакон. История. Наука. М., 1988; Памятники русского права. М., 1952; Повесть временных лет // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб., 1997; Сахаров А. Н. Русско-византийский договор 971 года // Сахаров А. Н. Дипломатия Святослава. Гл. 8. М., 1982.
См. также в Президентской библиотеке:
Русско-византийский договор 971 года
Завершающим этапом дипломатической деятельности Святослава явилось заключение им в июле 971 года договора с Византией.
Как сообщает русская летопись, Святослав, убедившись в малочисленности своей дружины в развале антивизантийской коалиции и враждебности печенегов, направил своих послов к Цимисхию с просьбой о мире. Причем летописец убежден, что Святослав находился в это время в Переяславце, а Цимисхий в Доростоле.
Итак, мирные переговоры начались. Их ход и содержание, форма и значение самого договора 971 года стали предметом оживленной дискуссии в историографии.
Таким образом, в дореволюционной историографии нашли отражение две оценки договора 971 года. Одни историки находили в нем свидетельство неудачи руссов и указание на их поражение в войне с Византией. Другие рассматривали это соглашение просто как документ, восстанавливавший прежние нормы отношений двух государств и включавший ряд новых обязательств Руси на Балканах.
Подробно остановился на форме договора 971 года С. М. Каштанов. Он отметил, что этот документ, в отличие от соглашения 911 и 944 годов, мало напоминает императорский хрисовул, что связано с особой процедурой его оформления. Если в грамотах 911 и 944 годов слова «Равно другаго свещанья» (первые слова обоих документов) выражали, согласно точке зрения С. М. Каштанова, равносильность грамот соответствующему хрисовулу, то эти же слова договора 971 года автор переводит иначе, а именно: «Экземпляр, равносильный другому экземпляру, составленному при Святославе, великом князе Русском, и при Свенельде, при синкеле Феофиле». Под «другим» экземпляром С. М. Каштанов понимает договор, заключенный в лагере Святослава. Он не был оригиналом Святославовой грамоты, так как русские послы, по мнению автора, приехали позднее к императору без текста, а лишь с «речами» князя. В лагере же руссов был составлен акт, написанный от имени Византии в присутствии синкелла Феофила — главного императорского посла. С. М. Каштанов считает, что в этом экземпляре могли содержаться те самые обязательства Византии, о которых сообщает Лев Дьякон. Тогда же Святослав дал клятву соблюдать мир и закрепить свои обязательства в грамоте, которая будет написана уже при Цимисхии со слов русских послов.
Что касается слов заголовка «и ко Иоанну», то они относятся уже к тексту самой Святославовой грамоты, составленной в ставке императора. Косвенное подтверждение этого факта автор видит в форме засвидетельствования грамоты: «се же имейте… запечатахомъ». Здесь имеется в виду множественное число, в отличие от единственного числа предшествующих фраз. Слово «запечатахомъ», то есть «запечатали», относится к действию русских послов, которые запечатали грамоту своими печатями, так как Святослав уже принес присягу на верность договору и дальнейшее подтверждение грамоты не предполагалось.
В зарубежной историографии специально русско-византийским договором 971 года, как и другими соглашениями Руси с греками, занимались И. Свеньцицкий, С. Микуцкий, И. Сорлен.
Для И. Сорлен неясно и место переговоров, которые привели к выработке текста договора.
Таким образом, в историографии по-разному оценивается ход выработки договора, остается неясным вопрос о характере договора: был ли это тягостный для Руси или, напротив, почетный мир, содержал он обязательства одной Руси или обеих сторон, являлся ли он конкретной княжеской грамотой или представлял собой стереотипное международное соглашение, возвращающее обе договаривающиеся стороны к нормам соглашения 944 или даже 907 года.
До сих пор окончательно не определен весь объем заключенного соглашения. Являлись ли обязательства Византии, сообщенные греческими хронистами, частью договора или правы те историки, которые объединяют условия договора 971 года и условия, сообщенные византийскими авторами, и в первую очередь Львом Дьяконом, или эти последние были включены в какую-то особую грамоту.
Ответ на все эти вопросы, на наш взгляд, можно получить, осуществив комплексный анализ не только хода переговоров и содержания русско-византийского договора 971 года, но и предшествовавших соглашений Святослава с греками, а также других русско-византийских соглашений в X веке.
Русская летопись при всей краткости сообщения о ходе переговоров дает по этому вопросу более богатый материал, чем византийские хроники.
Как формулирует летописец цель переговоров? — «Хочю имети миръ с тобою твердъ и любовь». А это значит, что Святослав, согласно летописным сведениям, предполагал возобновить с Византией договор «мира и любви», то есть вернуться к прежним мирным и дружественным отношениям между двумя странами, которые в прошлом определялись сначала договорами 907 и 911 годов, а позднее договором 944 года.
Русские послы явились в греческий лагерь, и наутро византийский император принял их. В соответствии с уже сложившейся процедурой переговоров Цимисхий предложил русским послам изложить свои предложения: «Да глаголють сли рустии». Послы от лица Святослава заявили: «Тако глаголеть князь нашь: «хочю имети любовь со царемъ гречьскимъ свершеную прочая вся лета». Тем самым летописец вторично подчеркивает, что цель русского посольства — возобновление состояния «мира и любви» между двумя государствами; на сей раз она выражена в речах русских послов.
Таким образом, весь ход переговоров выглядит в соответствии с летописными данными следующим образом.
Первоначально русское посольство появилось в греческом лагере. Оно передало Цимисхию предложения Святослава о «мире и любви» и встретило положительную реакцию. Затем византийский император направил своих представителей с дарами в Доростол. Там и начались переговоры с целью заключения соглашения.
Историки, писавшие о ходе переговоров, упустили из виду переданные летописью сведения о трехкратной встрече русских и греческих представителей в период выработки договора. Она свидетельствовала об упорных переговорах и, видимо, исключала предполагаемые некоторыми авторами обстоятельства, при которых греки просто продиктовали руссам условия: договора.
Прежде чем перейти к содержанию договора 971 года, необходимо выяснить, как соотносятся сведения об условиях мира, сообщаемые греческими хронистами, и те условия, которые сформулированы в акте 971 года.
Мы уже отмечали, что некоторые историки объединяют эти сведения в одно целое. Однако делать этого, на наш взгляд, нельзя. В данном случае перед нами факты вовсе не одного и того же ряда.
Совершенно по-иному трактует этот вопрос Скилица. Он говорит именно о том, что Русь как государство была вновь причислена к «друзьям» и «союзникам» империи. Восстановление этого временно утраченного статуса Руси определялось целым рядом стереотипных условий, таких как уплата Византией своему «варварскому» «другу» и «союзнику» ежегодной дани, выработка взаимных политических, военных и экономических обязательств. В применении к Руси это означало возобновление действия норм договоров 907-944 годов.
В связи с этим сообщение Льва Дьякона о придании русским торговцам статуса «друзей» империи как условии мира представляется путаным и неверным по существу.
Но как быть с другими условиями мира, сообщаемыми этим византийским хронистом, об одном из которых — беспрепятственном пропуске русского войска на родину — пишет и Скилица?
Нам представляется, что речь в данном случае идет об условиях не мирного договора, которые, как известно, сформулированы в грамоге 971 года, а об условиях, на которых воюющие стороны согласились с тем, чтобы только начать переговоры с целью заключения этого мирного договора. Перед нами типичное «полевое» перемирие, открывающее путь к мирным переговорам.
Поэтому, по нашему мнению, совершенно ошибочно ставить в один ряд эти конкретные предварительные условия мирных переговоров и договор 971 года, рассматривать как равнозначные обязательства Руси и Византии, сформулированные, с одной стороны, в этом типичном перемирии, а с другой — в межгосударственном договоре 971 года. Тем более неправомерно было бы считать, как это делает С. М. Каштанов, что в документе, идущем от Византии и написанном Феофилом в лагере Святослава, якобы сформулированы обязательства греческой стороны, а в договоре 971 года представлены обязательства русской стороны.
Кроме того, совершенно неясно, как может быть равносилен договор 971 года «другому экземпляру», то есть документу, идущему от лица Византии и содержащему лишь обязательства греков, если смысл обязательств как Византии, так и Руси полностью отличается друг от друга.
В связи с этим нуждается в серьезных коррективах ранее предложенная схема порядка переговоров, выработки соглашения 971 года. Именно во время первого появления русских послов в лагере Цимисхия и была достигнута договоренность относительно условий перемирия, которые могли быть уточнены во время «ответного» греческого посольства в лагерь Святослава. Там же, в лагере Святослава, в присутствии самого великого князя, Свенельда, главного византийского посла — многоопытного Феофила, епископа Евхаитского, начались переговоры по поводу выработки межгосударственного договора. И речь при этом шла о выработке не двух разных грамот — византийской (необходимости в ней не было) и русской, а той, ччо была подготовлена совместно русскими вождями и Феофилом и адресовалась Иоанну Цимисхию. Проект этой грамоты на русском языке в виде «речей» послов был представлен византийскому императору и записан по-гречески императорскими переводчиками и писцами.
Вот на этом моменте, проясняющем многое из процедуры выработки грамоты 971 года, хочется остановиться подробнее.
Во-первых, следует обратить внимание на слова договора о том, что он писан при «Фефеле синкеле и к Ивану, нарицаемому Цемьскию…», то есть писан не Феофилом, а при нем, а значит, изначальный текст грамоты был сразу же составлен в русском лагере на русском языке. Посол же Феофил выступает в данном случае лишь как представитель греческой стороны, принимающий участие в выработке условий договора. Этому соответствует и известие русской летописи о характере переговоров уже в греческом лагере: русский посол изложил императору «вся речи Святославля», а писец записывал их «на харатью». Посол говорил по-русски, а его речи записывались писцом по-гречески, поскольку в русском тексте не было необходимости: проект договора на русском языке был у послов на руках. Этот греческий вариант грамоты 971 года не являлся противнем русского варианта, поскольку грамота адресовалась не обеими сторонами друг другу, а шла лишь от русской стороны к греческой — от Святослава к Иоанну Цимисхию. Поэтому в ее тексте слово «харатья» и употребляется в единственном числе. Однако для «отработки» текста греки должны были иметь перевод русского текста на греческий язык, что и было сделано во время переговоров в греческом лагере.
В общем верное замечание С. М. Каштанова о том, что летописи не дают основания полагать, что русские послы приехали к императору с текстом — они приехали с «речами», требует уточнения. Дело в том, что «речи», которые писец записывал на «харатью», и были предварительным текстом, выработанным в русском лагере в присутствии Феофила. Это вовсе не исключает того, что греки могли сделать в проекте договора поправки, вставить в него новые пункты и т. д. Однако основа договора была заложена в Доростоле, о чем недвусмысленно говорится в первых его словах, которые мы переводим иначе, чем С. М. Каштанов: «Согласно договоренности, достигнутой (или состоявшейся) при Святославе, великом князе русском, и при Свенельде, написано при Феофиле синкелле к Иоанну, называемому Цимисхием, царю греческому, в Доростоле… Я, Святослав, князь русский…».
Трудно согласиться, что «другим экземпляром» был договор, написанный от имени Византии и содержащий те самые обязательства «однодневного» характера, о которых сообщил Лев Дьякон.
Что касается клятвы, которую дал Святослав, то здесь мы согласны с С. М. Каштановым. Русский князь мог это сделать в своем лагере в отношении документа, который должен был быть окончательно составлен в греческом лагере, но проект которого выработали в Доростоле в присутствии Святослава. Указание в тексте грамоты на Доростол как на место написания документа также подтверждает нашу мысль, что оригинал грамоты на русском языке был составлен в основном в русском лагере.
К этому надо добавить и наблюдения С. Микуцкого и И. Сорлен о том, что для данного документа характерны некоторые черты, не свойственные византийской дипломатической документалистике (титулатура византийских императоров, определение места составления договора, его дата) и указывающие на русское происхождение текста.
Что касается множественного числа первого лица в м.нце грамоты как свидетельства того, что она впервые составлена в греческом лагере, то действительно здесь видны следы процедуры, в которой русские послы приняли участие в греческом лагере: они запечатали грамоту своими печатями, но это вовсе не исключает создания оригинала грамоты в Доростоле. И в основе летописного текста договора 971 года лежит не перевод копии с греческой записи (зачем нужно было идти таким сложным путем, если имелся текст грамоты на русском языке?), а русский оригинал договора, или его рабочая копия.
Понимание всех этих тонкостей необходимо для того, чтобы представить себе истинный смысл дипломатических переговоров относительно важного межгосударственного русско-византийского соглашения. Оно вырабатывалось на протяжении нескольких дней, в течение трехкратных русско-византийских переговоров. Русская сторона была не только их полноправным участником, но и взяла на себя выработку начального проекта договора, который позднее был представлен Иоанну Цимисхию и одобрен в греческом лагере.
А теперь о наиболее спорной стороне проблемы: содержании и историческом значении договора 971 года.
Как отмечено в историографии, этот договор имеет форму княжеской грамоты: он составлен от имени Святослава. И недаром ее называли «обетной» грамотой Святослава, первой русской княжеской грамотой. Однако в данных оценках форма подчас заслоняла собой смысл документа. По своему содержанию соглашение 971 года имеет все черты межгосударственного соглашения.
Необходимо иметь в виду и то, что Русь обязуется, а Византия, следовательно, это принимает, и впредь соблюдать «мир» и «свершену любовь» «до конца века». Таким образом, договор охватывает не только живущее поколение, но и поколения будущие, что также является чертой основополагающего государственного соглашения.
Хотя грамота действительно составлена от первого лица и идет от русских к грекам, в этом межгосударственном соглашении выступают две договаривающиеся стороны. II это видно не только из того, что в документе представлены русская и греческая стороны, но и из самого содержания пунктов договора.
В то же время ссылка (видимо, далеко не случайная) на прежние русско-византийские соглашения показывает, что, согласно договору 971 года, остались неизменными другие политические и военные статьи договора 944 года. Во всяком случае они не прокорректированы и не повторены, как в выше рассмотренном обязательстве.
В новом договоре не сказано ни слова о судьбе Белобережья, устья Днепра, о русских территориях в Северном Причерноморье, то есть о том, чему посвящены определенные статьи в договоре 944 года. Если к этому добавить, что греки в период развития русско-византийского конфликта 970 года настаивали на возвращении Святослава из Болгарии в свое отечество, к Боспору Киммерийскому, что после ухода из Доростола русское войско оказалось на Белобережъе и зимовало там, становится очевидно, что военно-политические ограничения, наложенные Византией на Русь, проигравшую военную кампанию, касались в основном территории самой Византин и Болгарии, где Русь полностью теряла свои политические позиции. Напротив, результаты продвижения Руси в Северном Причерноморье, Приазовье, Поволжье, закрепление русских позиций в районе Нижнего Поднепровья, Подне-стровья вплоть до границ с Болгарией остались не пересмотренными этим русско византийским соглашением.
Практически в договоре 971 года были подтверждены все важнейшие статьи политического, экономического, юридического характера, сформулированные в соглашениях 907 и 944 годов.
В связи с этим рассуждения о том, что договор 971 года содержал лишь обязательства Святослава (русской стороны), становятся безосновательными. В этом документе действительно содержались обязательства русской стороны, но сформулированы они были не в 971, а в 907 и 944 годах, точно так же как договор 971 года включал и все обязательства греческой стороны, взятые на себя Византией, согласно тем же межгосударственным равноправным соглашениям.
Новые же военно-политические обязательства Святослава были выделены в договоре 971 года особо.
Таким образом, смысл договора 971 года состоит в восстановлении между Русью и Византией отношений status quo, сложившихся к 966 году, то есть к началу первой балканской кампании Святослава. На этом согласились обе стороны, хотя грамота составлена лишь от имени русского великого князя, что само по себе несет в себе элемент определенного ущемления государственного престижа Руси и еще раз говорит о военной неудаче Святослава в 971 году. В связи с этим версия о полной неудаче всей внешней политики Руси этого периода, о договоре 971 года как о «тягостном мире» и т. п. представляется неубедительной. Конечно, балканские позиции Руси были утрачены, но зато были закреплены завоевания в жизненно важных для раннефеодального русского государства районах Северного Причерноморья, в Приазовье и Нижнем Поволжье. Неточными являются и причины, выдвигаемые некоторыми историками для объяснения краткости договора: военное время, особые обстоятельства и т. д. Мы полагаем, что договор был кратким потому, что в его расширении не было никакой необходимости: Святослав обязался соблюдать прежние соглашения, новые же политические моменты были в нем отражены в полной мере. В данной военно-политической ситуации это удовлетворяло греков, и они согласились с формой и содержанием выработанного обеими сторонами договора. В свете изложенного становится понятной ненужность двух разных экземпляров договора, включающих обязательства как русской, так греческой сторон.