договор страхования в мчп
Определение судом применимого права к договору с иностранным элементом при отсутствии прямо выраженной воли сторон
Заключая внешнеэкономическую сделку стороны вправе оговорить как место разрешения споров, так и национальное законодательство, которое будет регулировать правоотношения сторон сделки.
Однако я в своей практике несколько раз сталкивался с ситуациями, когда контрагенты выбирают, например, российский арбитражный суд в качестве места разрешения споров, но при этом упускают из вида вопрос о применимом праве, оставляя его неурегулированным прямо.
В случае возникновения спора и при отсутствии волеизъявления сторон в отношении применимого к договору права, выбор применимого права будет осуществлять суд, компетентный рассматривать данный спор, в рассматриваемом примере – российский арбитражный суд.
Клиент в такой ситуации задает закономерный вопрос: право какой страны применит суд, разрешая спор?
С практической точки зрения ответ на этот вопрос не всегда будет однозначным. Попробуем выделить основные подходы к определению применимого права к договору с иностранным элементом, содержащиеся в российских коллизионных нормах и выработанные судами при применении этих норм.
Суду доступен ряд тестов, по результатам одного или нескольких таких тестов суд осуществляет выбор применимого права.
Согласно пункту 33 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2019 № 24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации» (далее – Постановление № 24) судом при отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве применяются положения статьи 1211 ГК РФ.
Пункт 1 данной статьи говорит о том, что при отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве, к договору применяется право страны, где на момент заключения договора находится место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора.
Неисчерпывающий перечень лиц, осуществляющих решающее исполнение по той или иной сделке, содержится в пункте 2 данной статьи. К примеру, в договоре купли-продажи лицом, осуществляющим решающее исполнение, является продавец, в договоре займа – займодавец (кредитор), в договоре подряда – подрядчик и т. д.
На примере договора займа применение теста на решающее исполнение можно проиллюстрировать постановлением Арбитражного суда Московского округа от 10.07.2018 № Ф05-10552/2018 по делу № А40-239807/17:
При этом нельзя не отметить формальность данного подхода, поскольку данный подход не учитывает всей совокупности обстоятельств из взаимоотношений сторон. Вместе с тем в российских судах (в особенности первой инстанции) преобладает именно такой формальный подход.
Тем не менее коллизионная норма о решающем исполнении не является безусловной к применению, поскольку закон позволяет применять иные способы определения права, исходя из конкретных обстоятельств дела.
Из смысла пункта 9 статьи 1211 ГК РФ следует, что если из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела явно вытекает, что договор более тесно связан с правом иной страны, чем та, где находится сторона, осуществляющая решающее исполнение, то к договору подлежит применению право той страны, с которой договор более тесно связан.
В пункте 36 Постановления № 24 также указано, что в исключительных случаях суд не применяет коллизионные нормы о решающем исполнении.
Там же Верховный суд разъясняет, что суду следует указать причины, по которым он считает договор явным образом более тесню связанным с правом иной страны. Учитывая необходимость обеспечения предсказуемости и определенности договорного статута, суду при оценке совокупности обстоятельств дела, по общему правилу, следует принимать во внимание только те обстоятельства, которые сложились на момент заключения договора, а не появились позднее.
Проанализировав судебную практику, я выявил следующие обстоятельства, которые могут свидетельствовать суду о более тесной связи договора с правом конкретной юрисдикции.
Договор более тесно связан с правом той юрисдикции, на территории которой он заключен и исполнялся, постановление Арбитражного суда Московского округа от 19.02.2019 № Ф05-455/2019 по делу № А41-24493/2018:
поскольку во внешнеэкономических контрактах сторонами не определено применимое право, контракты заключены на территории Российской Федерации, равно как и спорные договоры цессии, исполнение договоров происходило на территории Российской Федерации, из совокупности обстоятельств дела следует, что спор подлежит рассмотрению по законодательству Российской Федерации на основании п. 9 ст. 1211 ГК РФ.
Язык, приоритетный для договора, может свидетельствовать о более тесной связи договора с правом соответствующей юрисдикции, постановление Арбитражного суда Московского округа от 15.12.2017 № Ф05-17821/2017 по делу № А40-255169/16:
Договор более тесно связан с правом той юрисдикции, на территории которой произошло нарушение обязательств, постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 10.04.2017 № 10АП-3218/2017 по делу № А41-58150/16:
Договор более тесно связан с правом той юрисдикции, для осуществления деятельности на территории которой он был заключен (перекликается с местом исполнения договора), постановление Пятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 03.09.2018 № 15АП-12665/2018 по делу № А53-1846/2018:
исполнение обязательства предполагалось на территории Российской Федерации, и для целей осуществления истцом хозяйственной деятельности на территории Российской Федерации, по нормам российского права. Никакой иной связи с иностранным элементом, кроме места регистрации поставщика, при этом не имеется. При таких обстоятельствах суд первой инстанции правомерно указал, что спорные правоотношения более тесно связаны с правом Российской Федерации, нежели с правом страны регистрации поставщика или перевозчика, следовательно, в данном случае подлежат применению нормы российского права.
Таким образом, суд в отдельных случаях может отступить от императива решающего исполнения и применить к правоотношениям право той юрисдикции, с которым договор более тесно связан. Необходимо отметить, что все вышеперечисленные выработанные судебной практикой критерии применялись судами в совокупности со всеми иными обстоятельствами конкретного дела. Набор таких обстоятельств остается открытым и индивидуальным для каждого спора.
Согласно пункту 2 статьи 1210 ГК РФ соглашение о применимом праве либо должно быть прямо выраженным, либо определенно вытекать из условий договора или совокупности обстоятельств дела (то есть подразумеваемое, также известное как «молчаливое», соглашение о применимом праве).
В соответствии с пунктом 27 Постановления № 24 в соглашении о применимом праве стороны вправе использовать любые термины и формулировки, указывающие на выбор ими того или иного права (например, указание на применение права, законодательства, законов, нормативных актов или норм определенной страны).
Верховный суд уточняет, что, устанавливая наличие воли сторон, направленной на выбор применимого права, суд вправе констатировать подразумеваемое соглашение о применимом праве, в частности, в случае, если стороны в тексте договора ссылались на отдельные гражданско-правовые нормы определенной страны либо если стороны при обосновании своих требований и возражений (например, в исковом заявлении и отзыве на него) ссылаются на одно и то же применимое право.
Иными словами, суд вправе констатировать наличие подразумеваемого соглашения о применимом праве, даже если это прямо не следует из буквального прочтения договора.
О наличии подразумеваемого соглашения о применимом праве, исходя из судебной практики толкования и применения статьи 1210 ГК РФ, может свидетельствовать следующее:
Например, постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 04.06.2019 № Ф07-4084/2019 по делу № А05-17605/2017:
договор о переуступке прав требования содержит ссылки на положения Гражданского кодекса Литовской Республики… суды правомерно применили к данной сделке положения законодательства Литовской Республики.
Или постановление Двадцать первого арбитражного апелляционного суда от 18.12.2017 № 21АП-2545/2017 по делу № А83-4179/2017:
Как следует из содержания Кредитного договора, при его заключении стороны руководствовались материальным правом Украины, о чем свидетельствуют ссылки на положения законодательства Украины (п. 4.3.1, 4.3.2, 4.4.1, 4.5.1, 6.1, 8.3.3, 8.4.3, 9.3 Кредитного договора и другие), получение Заемщиком кредитных средств в банке, учрежденном и осуществляющим свою деятельность в Украине в соответствии с требованиями законов Украины.
Суды квалифицируют данную ситуацию как отсутствие спора о применимом праве и рассматривают спор по указанному истцом и ответчиком применимому праву.
Например, определение Верховного Суда РФ от 08.05.2019 № 305-ЭС19-5179 по делу № А40-227033/2017:
Судом округа также был отклонен довод жалобы Общества о необоснованном неприменении судами норм иностранного права, поскольку при рассмотрении дела по существу в судах нижестоящих инстанций ответчик соответствующих возражений не представил, а в обоснование позиции по спору ссылался на нормы российского законодательства.
В частности, отсутствие возражений стороны о применимом праве также квалифицируется как подразумеваемое соглашение о применимом праве. К примеру, в постановлении Арбитражного суда Дальневосточного округа от 24.11.2016 № Ф03-5353/2016 по делу № А51- 24587/2015 указано следующее:
Истец в исковом заявлении мотивировал свое требование ссылками на нормы российского права. При рассмотрении дела в суде первой инстанции довод о том, что к правоотношению должно применяться иное право, нежели российское, ответчик не заявлял; в апелляционной и кассационной жалобах в обоснование своих доводов апеллянт также ссыпался на положения ГК РФ.
О том же в постановлении Арбитражного суда Северо-Западного округа от 22.01.2018 № Ф07-13757/2017 по делу № А21-5628/2016:
Вместе с тем, при рассмотрении настоящего спора в судах первой и апелляционной инстанции довод о том, что к спорным правоотношениям должно применяться иное право, нежели российское, не заявлялся. Из материалов дела следует, что в обоснование своих доводов Компания в заявлении о включении требования в Реестр, в пояснениях относительно заявленных возражений и в отзывах на апелляционные жалобы ссылалась на нормы исключительно российского права. Поскольку должник также не указывал на применение норм иностранного права при рассмотрении настоящего спора, то следует сделать вывод, что соглашение о применении права Российской Федерации между сторонами было достигнуто.
Замечу, что суд может проявить инициативу и предложить сторонам непосредственно в судебном заседании фактически заключить соглашение о применимом праве, как, например, в деле № А53-33523/2016 (цитата из постановления Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 25.08.2017 № Ф08- 5109/2017):
Кроме того, в судебном заседании апелляционный суд предложил сторонам выразить согласие либо несогласие с произведенным судом первой инстанции рассмотрением спора по праву Российской Федерации. Стороны выразили свое согласие на рассмотрение спора по праву Российской Федерации, что отражено в протоколе судебного заседания…
Таким образом, по результатам теста на подразумеваемое право суд может констатировать наличие между сторонами соглашения о применимом праве с учетом их поведения в процессе.
Подводя некоторый итог обобщению сложившихся в правоприменительной практике подходов к определению применимого к договору права в отсутствие прямо выраженной воли сторон, можно сделать следующие выводы:
Концепция реформы страхования в целом направлена на разграничение в отрасли частного и публичного элементов
 |
| pressmaster / Depositphotos.com |
Закон РФ от 27 ноября 1992 г. № 4015-I «Об организации страхового дела в Российской Федерации» (далее – Закон № 4015-I) периодически меняется, а глава 48 Гражданского кодекса о страховании – почти нет. Но в соответствие современному состоянию развития страховых правоотношений необходимо приводить оба акта. На это указал заместитель Министра финансов РФ Алексей Моисеев на состоявшейся в МТПП конференции «Страховое право России: текущие проблемы и направление реформы», организованной Исследовательским центром частного права имени С. С. Алексеева при Президенте РФ (ИЦЧП). Рынок страхования достаточно обширный: он включает в себя страхование жизни, медицинское, пенсионное, сельскохозяйственное страхование, страхование финансовых рисков, страхование грузов и т. д. (п. 1 ст. 32.9 Закона № 4015-I). Отрасль страхового права сочетает в себе как частно-правовые элементы, так и публично-правовые (в первую очередь – обязательное государственное страхование и надзор за деятельностью субъектов страхового дела). Эксперты, усилиями которых на базе ИЦЧП разрабатывается Концепция реформирования главы 48 ГК РФ (далее – Концепция) [документ имеется в распоряжении ГАРАНТ.РУ], в ее основу закладывают идею о разграничении этих элементов. На отдельных положениях Концепции остановимся подробнее.
Зачем нужна реформа и что именно хотят реформировать?
В рамках реформы предполагается устранить коллизию, заключающуюся, согласно позиции экспертного сообщества, в том, что сейчас, после комплексного изменения Закона № 4015-I с момента его принятия, частно-правовые нормы содержатся не только в ГК РФ, но и в указанном законе. Хотя изначально законодатель исходил из диверсифицированного регулирования отношений по страхованию и законом регулировались преимущественно публично-правовые отношения. Но проблемы правоприменения возникают не столько из-за наличия в Законе № 4015-I частно-правовых норм, сколько из-за того, что регулирование отдельных вопросов дублируется, то есть осуществляется и обозначенным законом, и ГК РФ. При этом такое регулирование не всегда является идентичным.
Реформа, по словам старшего партнера Общества страховых юристов, партнера Redstone Chambers Сергея Дедикова, призвана решить конкретные проблемы правового регулирования договора страхования, снять необоснованные ограничения принципа свободы такого договора, восполнить имеющиеся пробелы в определении правового статуса отдельных участников страховых правоотношений, устранить некорректные правовые формулировки. Эксперт считает, что Закон № 4015-I должен быть посвящен преимущественно административным вопросам регулирования страхования, а общие частно-правовые положения, соответствующие по своему «масштабу» уровню кодифицированного акта, следует перенести в главу 48 ГК РФ. Но в то же время он отметил, что полностью «очистить» закон от частно-правовых норм вряд ли удастся, поскольку страхование является динамичной сферой социально-экономической жизни, требующей подчас оперативного внесения законодательных коррективов. А такие поправки целесообразнее все же включать в Закон № 4015-I, так как ГК РФ должен как кодифицированный акт оставаться стабильным.
Заместитель директора Департамента финансовой политики Минфина России Вера Балакирева, говоря о соотношении положений ГК РФ и Закона № 4015-I, обратила внимание на некоторые моменты, нуждающиеся в реформировании.
Во-первых, из п. 1 ст. 929 ГК РФ следует, что по договору имущественного страхования в случае наступления страхового случая страхователю или иному лицу, в пользу которого заключен договор, возмещение убытков осуществляется в денежной форме. А Законом № 4015-I предусматривается возможность возмещения и в натуральной форме – выплата при страховании имущества и (или) гражданской ответственности может заменяться предоставлением имущества взамен утраченного или устранением повреждений (п. 4 ст. 10 Закона № 4015-I). Добавим, что Федеральным законом от 25 апреля 2002 г. № 40-ФЗ «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств» (далее – Закон об ОСАГО) установлен приоритет натурального возмещения перед денежной выплатой в случаях причинения вреда легковым автомобилям, находящимся в собственности граждан и зарегистрированным в России (п. 15.1 ст. 12 Закона об ОСАГО). В Концепции указывается, что натуральная форма возмещения востребована и в других видах страхования, например, при страховании финансовых рисков, добровольном медицинском страховании. В связи с этим предлагается изменить описание предмета договора страхования в п. 1 ст. 929 ГК РФ так, чтобы оно учитывало возможность не только денежного возмещения убытков, но и исполнения в форме натурального возмещения. Выбирать форму возмещения, по замыслу разработчиков реформы, должен страхователь, если иное не предусмотрено законом.
Второй момент, упомянутый Верой Балакиревой, касается проблемы классификации видов страхования, которая может осуществляться по разным признакам. Классификация по признаку страхового интереса или объекта страхования проводится в ст. 929 ГК РФ. Возможно страхование имущества, гражданской ответственности и предпринимательских рисков. Отдельная статья посвящена договору личного страхования (ст. 934 ГК РФ). В разрезе этих же признаков проводится классификация в ст. 4 Закона № 4015-I, но в ней помимо страхования предпринимательских рисков выделяется такой объект страхования как финансовые риски (п. 4 ст. 4 Закона № 4015-I).
Объектами страхования финансовых рисков в имущественном страховании могут быть имущественные интересы страхователя (застрахованного лица), связанные с риском неполучения доходов, возникновения непредвиденных расходов физлиц, юрлиц. Под предпринимательскими рисками при этом понимаются имущественные интересы, связанные с риском возникновения убытков от предпринимательской деятельности из-за нарушения своих обязательств контрагентами предпринимателя или изменения условий этой деятельности по независящим от предпринимателя обстоятельствам, в том числе с риском неполучения ожидаемых доходов (п. 4-5 ст. 4 Закона № 4015-I, подп. 3 п. 2 ст. 929 ГК РФ). Проблема заключается в том, что определение страхования предпринимательских рисков полностью охватывается определением страхования финансовых рисков. В связи с этим в Концепции предлагается объединить определения в одно понятие страхования финансовых рисков, закрепив как его частный случай страхование рисков предпринимателей. Кроме того, если говорить о классификациях, разработчики реформы предлагают устранить разделение страхования ответственности за причинение вреда (ст. 931 ГК РФ) и нарушение договоров (ст. 932 ГК РФ), так как на практике многие договоры страхования ответственности объединяют оба этих элемента (страхование ответственности перевозчиков, нотариусов, оценщиков и т. д.). Для реализации этой идеи потребуется снятие на законодательном уровне общего запрета на страхование договорной ответственности (п. 1 ст. 932 ГК РФ).
В-третьих, расхождения существуют в отношении регламентации состава участников страховых правоотношений. Определения страхователя и страховщика есть в Законе № 4015-I (ст. 5-6 Закона № 4015-I), но их права и обязанности, статус как сторон договора четко не урегулированы ни ГК РФ, ни законом. Вера Балакирева считает, что соответствующие положения необходимо закрепить в ГК РФ. В рамках реформы планируется также уточнить круг обязанностей по договору страхования, которые могут быть возложены на выгодоприобретателя (п. 2 ст. 939 ГК РФ), включая обязанности, лежащие на страхователе, но не выполненные им, и последствия неисполнения таких обязанностей (обязанность по уплате страховой премии в рассрочку, кредиторские обязанности, связанные с принятием исполнения). Кроме того, законодательству известна категория застрахованных лиц, которые, однако, как отмечается в Концепции, лишены каких-либо прав в рамках договора страхования, если не считать права согласования иного выгодоприобретателя по договорам личного страхования (п. 2 ст. 934 ГК РФ). Часто, например, банки навязывают гражданам, желающим получить кредит, присоединение в качестве застрахованных лиц к различным программам коллективного страхования, в которых банки выступают в качестве страхователей. Граждане в итоге вынуждены оплачивать страховые услуги, а также услуги банков по присоединению к этим программам. В рамках таких правоотношений, указывается в Концепции, застрахованные лица фактически оказываются беззащитны даже с позиций законодательства о защите прав потребителей. Ведь с юридической точки зрения страховщик страховые услуги в данном случае не навязывает, а банк, как страхователь, их навязывать не может. Получается, что застрахованное лицо не может отказаться от договора страхования, не являясь ни его стороной, ни выгодоприобретателем. Выход из ситуации разработчикам реформы видится в том, чтобы признать застрахованное лицо самостоятельным субъектом страхового правоотношения и предоставить ему определенные права, закрепив их в отдельной, новой статье ГК РФ. При этом предлагается определить застрахованное лицо по договорам имущественного страхования как лицо, не являющееся страхователем, чей имущественный интерес застрахован по договору страхования. А по договорам личного страхования – как лицо, которое страхуется на случай причинения вреда его жизни или здоровью, достижения им определенного возраста или наступления в его жизни иного предусмотренного договором события.
Исключает ли предъявление потерпевшим (выгодоприобретателем) страховщику требования о выплате страхового возмещения уступку права на получение страхового возмещения? Узнайте ответ в «Энциклопедии судебной практики. Закон об ОСАГО» интернет-версии системы ГАРАНТ. Получите полный доступ на 3 дня бесплатно!
Целесообразно, по мнению разработчиков Концепции, закрепить на законодательном уровне, что:
Снятие запрета на страхование договорной ответственности
Согласно действующему законодательству страхование риска ответственности за нарушение договора допускается только в случаях, предусмотренных законом (п. 1 ст. 932 ГК РФ). Допускается, например, страхование обязательств юрлица по договору о реализации туристского продукта (ч. 1 ст. 4.1 Федерального закона от 24 ноября 1996 г. № 132-ФЗ «Об основах туристской деятельности в Российской Федерации»). Но по общему правилу страховать ответственность за нарушение договора сейчас запрещается.
Проблема заключается в том, что фактически такие договоры страхования заключаются и признаются действительными в судебной практике (Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 13 апреля 2010 г. № 16996/09).
Консультант ИЦЧП, доцент кафедры международного частного и гражданского права МГИМО (У) МИД России, к. ю. н. Анна Архипова обратила внимание, что на практике страхование ответственности по договору иногда маскируется под страхование имущества или риска деликтной либо профессиональной ответственности. Заинтересованные лица вынуждены искать способы обхода императивной нормы, и суды поддерживают такую практику. Эксперт также отметила, что для целей страхования не является существенным разграничение деликтной и договорной ответственности, в связи с чем в Концепции, как уже упоминалось ранее, такое разделение устраняется.
«Против» отмены обсуждаемого запрета обычно высказываются, по словам Анны Архиповой, следующие аргументы:
Эксперт, комментируя указанные аргументы, обозначила, во-первых, что в большинстве случаев запрет страхования договорной ответственности действительно не применяется (Постановление Президиума ВАС РФ от 13 апреля 2010 г. № 16996/09, Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 20 июля 2015 г. № 307-ЭС15-1642, постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 28 сентября 2017 г. № 10АП-11988/17 по делу № А41-1958/17, п. 12 Обзора судебной практики по спорам, связанным с договорами перевозки груза и транспортной экспедиции, утвержденного Президиумом ВС РФ 20 декабря 2017 г.). Но есть и обратная практика (постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 18 июля 2017 г. № 09АП-24404/17 по делу № А40-237636/16, постановление Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 22 декабря 2011 г. № Ф06-10730/11 по делу № А55-24263/2009). В одном из дел, как заметила Анна Архипова, ВС РФ указал, что страхование ответственности арендатора перед арендодателем за нарушение договорных обязательств противоречит ст. 932 ГК РФ (Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 4 августа 2017 г. № 306-ЭС16-5941). Таким образом, нельзя говорить об абсолютном единообразии судебной практики по данному вопросу. Однако, по мнению эксперта, даже если бы разночтений в практике не было и суды бы «хором» не применяли запрет, установленный ст. 932 ГК РФ, то это тоже являлось бы аргументом «за» отмену нормы. Ведь такая ситуация опасна для правопорядка в целом, так как возникает риск неприменения и других норм.
Во-вторых, эксперт указала, что практикой давно выработаны способы снижения рисков, условно говоря, безрассудного поведения страхователя ввиду наличия страхования – учет предшествующей статистики или «профиля» страхователя при определении страховой премии, исключения из страхового покрытия и некоторые другие. Кроме того, Концепцией предлагается внести в ст. 963 ГК РФ изменения, согласно которым договором может быть предусмотрено, что грубая неосторожность, допущенная страхователем, выгодоприобретателем, застрахованным лицом, являющимися предпринимателями, может повлечь снижение суммы страхового возмещения в зависимости от степени вины лица, допустившего грубую неосторожность. Напомним, что на данный момент возможность освобождения страховщика от выплаты страхового возмещения вследствие грубой неосторожности страхователя предусмотрена только ст. 265 Кодекса торгового мореплавания. Узнать подробнее о договоре морского страхования грузов можно из колонки адвоката, руководителя коллегии адвокатов «Комиссаров и партнеры» Андрея Комиссарова, подготовленной специально для ГАРАНТ.РУ.
И в-третьих, страхование договорной ответственности и поручительство, по словам эксперта, все же отличаются. Исполнивший обязательство поручитель приобретает право требования к должнику (ст. 365 ГК РФ), а страховщик ответственности не имеет прав по суброгации против страхователя, что хотя и не закреплено нормативно, но с чем судебная практика, по мнению Анны Архиповой, как раз справляется. Обязательства поручителя и должника, возражения поручителя и должника против кредитора по общему правилу совпадают. А у страховщика, заметила эксперт, свой объем обязательств и свои возражения. В случае изменения без согласия поручителя основного договора, повлекшего за собой увеличение ответственности или иные неблагоприятные последствия для поручителя, он отвечает на прежних условиях (п. 2 ст. 367 ГК РФ). В страховании же есть особые механизмы на случаи отпадения (п. 3 ст. 958 ГК РФ) и изменения страхового риска (ст. 959 ГК РФ). Так, страховщик имеет право на часть страховой премии пропорционально времени, в течение которого действовало страхование в случае досрочного прекращения договора из-за отпадения страхового риска. А страховщик, уведомленный об обстоятельствах, влекущих увеличение страхового риска, вправе потребовать изменения условий договора или уплаты дополнительной страховой премии. Если страхователь (выгодоприобретатель) возражает против такого изменения или доплаты, страховщик вправе потребовать расторжения договора. Если страхователь (выгодоприобретатель) не проинформирует страховщика об изменениях сообщавшихся последнему при заключении договора обстоятельств, которые могут существенно повлиять на увеличение страхового риска, страховщик вправе потребовать расторжения договора страхования и возмещения причиненных этим убытков. В связи с этим Анна Архипова считает, что страхование ответственности с точки зрения обеспечительной функции является даже надежнее поручительства.
В Концепции предлагается отказаться от каких-либо ограничений страхования риска ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение договорных обязательств. Речь идет в том числе об отмене п. 2 ст. 932 ГК РФ, согласно которому сейчас по договору страхования риска ответственности за нарушение договора может быть застрахован только риск ответственности самого страхователя. Отмечается, что на практике востребовано страхование по одному договору ответственности не только страхователя, но и других лиц, например, директоров организаций.
Реформа положений о суброгации
К выплатившему страховое возмещение страховщику, если договором имущественного страхования не предусмотрено иное, переходит в пределах выплаченной суммы право требования, которое страхователь (выгодоприобретатель) имеет к лицу, ответственному за убытки, возмещенные в результате страхования (п. 1 ст. 965 ГК РФ). Согласно подп. 4 п. 1 ст. 387 ГК РФ к страховщику переходят права кредитора к должнику, ответственному за наступление страхового случая. Однако, как отмечается в Концепции, нужно учитывать, что лицо, ответственное за убытки, не всегда совпадает с лицом, ответственным за наступление страхового случая. Например, это касается случаев ответственности юрлица за вред, причиненный работником (ст. 1068 ГК РФ).
Советник генерального директора ООО «Страховой брокер «Малакут» Вадим Рак отметил, что назначение суброгации состоит в недопущении неосновательного обогащения страхователя в результате двойного возмещения и в обеспечении того, чтобы ответственность за причиненный вред в конечном счете нес причинитель вреда. Суброгация, исходя из п. 1 ст. 965 ГК РФ, применяется в договорах имущественного страхования. Согласно норме по суброгации к страховщику переходит право требования к любому лицу, ответственному за убытки. Но судебной практикой, подчеркнул эксперт, выработаны некоторые ограничения. Так, суды исходят из невозможности суброгации в отношении страхователя и иных лиц, на которых распространяется страховое покрытие (Определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 23 августа 2011 г. № 1-В11-6).
Кроме того, существует, как указано в Концепции, проблема отсутствия ограничения суброгации в отношении супругов и близких родственников страхователя: на практике страховщики предъявляют такие суброгационные требования. Некоторые суды пытались решить проблему, отказывая в удовлетворении этих требований, но ВС РФ подтвердил их правомерность. Так, Суд оставил в силе решения нижестоящих инстанций, указав, что факт отнесения автомобиля к совместно нажитому имуществу никак не влияет на отношения между страхователем, страховщиком и причинителем вреда (Определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 23 апреля 2018 г. № 49-КГ17-36 ВС РФ). По мнению разработчиков Концепции, проблема требует законодательного решения.
В рамках реформы предлагается закрепить в ст. 965 ГК РФ перечень лиц, в отношении которых суброгация не допускается. В него хотят включить:
***
Концепция реформирования главы 48 ГК РФ о страховании пока является проектным документом: она еще будет дорабатываться. Но в целом реформа, по замыслу разработчиков, должна быть направлена на разграничение в соответствующей отрасли законодательства частного и публичного элементов.
В ГК РФ предлагается внести изменения, направленные на установление возможности натурального возмещения, объединение понятий страхования предпринимательских и финансовых рисков, уточнение положения участников страховых правоотношений, реформирование норм о суброгации. Одной из ключевых новелл может стать снятие законодательного запрета на страхование договорной ответственности. При этом упомянутыми предложениями Концепция не ограничивается. Разработчики также предлагают, например, уточнить существенные условия договора страхования (заменить срок действия договора страхования сроком страхования, дополнить перечень существенных условий условием о размере страховой премии), четче обозначить информационные обязанности страхователя и предусмотреть последствия их неисполнения.