Теперича не то что давеча откуда фраза
Письмо к супруге.
Сколько лет прошло, а ведь по сути, ничего не меняется)))
Дорогая, ненаглядная моя супружница, Дашет Егоровна!
Посылаю тебе поклон от бела лица до сырой земли. Теперича тебя уведомляю, что у меня в жилах бежит не мужицкая кровья, а ахвицерская и теперича тебя нельзя звать Дашкою-надо Дашет Егоровною, мы теперича из телегентных людей. Посылаю тебе 500 рублей, что получил за спасение жизни ахвицерской. Купи себе шифоньеру с зеркалой и часы с птичкою, на дверь повесь драплю, а на окошки тюльную занавеску с фабричной клеймою. Свиней в хату не приваживай и сама с ними не вожжайся. Найми себе бабу, а величай её горничною. Справь себе костюму модную с прорежами внизу, чтобы было видно подвязки и сшей себе шубу волосами на улицу и зови её монтою.
Купи себе шляпу с пушинками и разные там модила, ещё сходи к дядьке Захарке и спроси его, чтобы покрасил тебе волосы в рыжий цвет, как у Прохоровой кобылы. Да смотри не ослухайся, не то разводную отребую, со мной теперь не шуткуй я не тот, что давеча.
На нашего кобеля сшей папажу, надень цепь и ходи с ним гулять, как столичная прелестница.
В гости ходи с радикюлею и зонтою. С деревенскими бабами не вожжайся, а водись с ахвицерскими бабами.
Вот и весь мой сказ. Не ослухайся.
С тем досвиданьица, твою муж, денщик его величества, 325 Воронежского полка, Свинцов Данила.
p\s К сожалению нет ссылки на первоисточник, но так это показательно, душевно для современного нувориша, многих можно узнать и сегодня по этому старому письму)))
Письмо офицера жене)
Я жив и здоров.
Я тепереча не то, что давеча, у меня теперь охвицерская кровь в жилах течёт, и тепереча ты не просто баба, а охвицерская жена, а потому не позволяй себя Дарьей кликать. Пущай тебя каждый Дарьей Егоровной зовут.
Посылаю тебе 50 рублей, купи себе втожерку с трюмо и часы с кукушкой.
На двери повесь драпировку с кобелями, поставь растительность, викусом называется. Свинью тепереча в хату не пущай.
Найми себе бабу, домработницей кличуть.
И себе сшей юбку с прорехой сзади, чтобы хвигурку сзади видно было.
Сшей пальто, на воротник пришей шкуру каку-нибудь али хвост собачий, мода называется. Да купи себе розовую мазилку, ей губы мажут.
И сходи к соседу Хвёдору, что у пруда живёт, пущай он тебе волосы окрасит в гнедой цвет. И сделай причёску, как у нашего кобеля хвост, да смотри, слухайся, не то развод, я тепереча не то, что давеча.
Ещё пудру на харю посыпь, не жалей, и будь похожа на ту, с кем я тепереча шляюсь, интеллигентной бабой.
А ещё сходи к сапожнику Петру, пущай он тебе чоботы сошьёт, каблуки приколет, гвоздиком называются.
И ты ходи, задом виляй, и гармонь мою продай, а купи пионину аль рояль. Нехай она в переднем углу стоит, где телок стоял.
Полы вымой и выскобли, чтоб говном не пахло, а потом кокти краской вымажь, манитюрой зовётся. Зубы вычести мелом, сопли в подол уж не сморкай и наотмашь не бросай.
Разговаривая, рот широко не разевай, а когда брехать будешь с кем, в обморок падай и до тех пор лежи, пока тебе в харю воды не нальют.
Тепереча вот что: купи нашему кобелю аркан и ходи с ним гулять, и бери с собой радикулит и полосатый зонтик. В ограде где попало не сери, а позови Хвасилия старика, и пусть он тебе сколотит будку, тувалетом называется.
Вот тебе мой наказ или приказ, потому что я тепереча не то, что давеча. С охвицерским приветом,
Теперича не то, что давеча
ТЕПЕРИЧА НЕ ТО, ЧТО ДАВЕЧА…
Моей талантливой внучке
Софье Сергеевне Сафроновой –
с любовью.
1
— Деревенька наша Марьинка, сам знаешь, небольшая. Не то, что твоя, Савелий, Дальние Бугры. Зато наша речка Марья-Краса была в самом широком месте, как море разливанное…(Помолчал) Да-а-а! Теперича, право слово, не то, что давеча. (Задумчиво) И куда всё девается? Почто мельчает? Утекает куда нито?
Сын мой Иван об ту пору был уже женатый. Народили они с Надюшкой девчонку. Справная такая девчонка! Улыбчивая. Наташкой назвали. Любили и её, и друг друга, и нас с Лукерьей истово. Со стороны глядеть – любо-дорого. Засыпая, жадно ждали зорю утреннюю. Она придёт, мол, вместе с радостью. А новый день разбудит солнце. И всё-то в руках у них спорилось. И всё-то вместе да рядышком. Видать из нашего леса папоротник волшебство своё употребил, перед свадьбой-то счастье им посулил.
И рыбачить выезжали на лодке, Иваном сработанной.
Тут Егор Кузьмич сделал остановку и поглядел в сторону реки. Как вечерняя зоря, тихая да покладистая, Марья-Краса несла себя в даль-дальнюю, не помня и не беспокоясь об том, что было да утекло.
— Так вот я и говорю,-продолжал Егор Кузьмич,- откуда он взялся, водоворот-то этот, прах его побери?! На той неделе погоды стояли тёплые, зачарованные. Иван с Надюшкой решили порыбачить. Сосед сказывал, клёв примечательный, такого давно не было.
Дом-то наш ближе к реке, чем к лесу. Наблюдаем мы с Лукерьей Ивановной, как пойманная рыба то и дело поблескивает в воздухе. Незаметно как-то поднялся ветер. Он волну пригнал. А наши-то знай рыбу таскают. Увлеклись. Да и не заметили, как оказались вблизи воронки. Закружила она лодку, а набежавшая волна не пощадила. Перевернула лёгкое судёнышко в одночасье и накрыла Ивана с Надюшкой. Почитай, у нас на глазах. Нашли их потом далеко, в низовье Марьи-Красы. Прибило к берегу обоих близко друг ко другу. Наташке-то родителей не показывали. Похоронили, почитай, тайком от неё. Так-то вот… Несчастье это Судьбой называется. Она супротив папоротника сильней оказалась.
Лукерья Ивановна потухшим взором скользнула по реке. Слёзы покатились привычно, сами по себе.
Меню навигации
Пользовательские ссылки
Информация о пользователе
Я тепереча не то, что давеча, у меня теперь охвицерская кровь
Сообщений 1 страница 1 из 1
Поделиться12018-07-12 10:21:37
Когда любой дегенерат, считающий, что раз он получил некую должность, обзавелся неким дорогим и статусным аксессуаром, или в глюках своих вознесся в распрекрасные и чудные ебеня, априори из-за этого становится гением, и начинает громко демонстрировать свое перерождение, сопровождая сей процесс глубокомысленными сентенциями, мне вспоминается чудное «Исполать!».
«Дорогая Дарья Егоровна, моя жена!
Я жив и здоров. Я тепереча не то, что давеча, у меня теперь охвицерская кровь в жилах течёт, и тепереча ты не просто баба, а охвицерская жена, а потому не позволяй себя Дарьей кликать. Пущай тебя каждый Дарьей Егоровной зовут.
Посылаю тебе 50 рублей, купи себе eтожерку с трюмо и часы с кукушкой. На двери повесь драпировку с кобелями, поставь растительность, викусом называется. Свинью тепереча в хату не пущай. Найми себе бабу, домработницей кличуть. И себе сшей юбку с прорехой сзади, чтобы хвигурку сзади видно было.
Сшей пальто, на воротник пришей шкуру каку-нибудь али хвост собачий, мода называется. Да купи себе розовую мазилку, ей губы мажут. И сходи к соседу Хвёдору, что у пруда живёт, пущай он тебе волосы окрасит в гнедой цвет. И сделай причёску, как у нашего кобеля хвост, да смотри, слухайся, не то развод, я тепереча не то, что давеча. Ещё пудру на харю посыпь, не жалей, и будь похожа на ту, с кем я тепереча шляюсь, интеллигентной бабой.
А ещё сходи к сапожнику Петру, пущай он тебе чоботы сошьёт, каблуки приколет, гвоздиком называются. И ты ходи, задом виляй, и гармонь мою продай, а купи пионину аль рояль. Нехай она в переднем углу стоит, где телок стоял. Полы вымой и выскобли, чтоб говном не пахло, а потом кокти краской вымажь, манитюрой зовётся.
Зубы вычести мелом, сопли в подол уж не сморкай и наотмашь не бросай. Разговаривая, рот широко не разевай, а когда брехать будешь с кем, в обморок падай и до тех пор лежи, пока тебе в харю воды не нальют.
Тепереча вот что: купи нашему кобелю аркан и ходи с ним гулять, и бери с собой радикулит и полосатый зонтик. В ограде где попало не сери, а позови Хвасилия старика, и пусть он тебе сколотит будку, тувалетом называется.
Вот тебе мой наказ или приказ, потому что я тепереча не то, что давеча. С охвицерским приветом,
Теперича не то, что давеча!
Теперича не то, что давеча!
В части клюквы совсем не то теперь стало. Болота все извели мелиораторы брежневские, а на оставшихся клюквенных угодьях всю её родимую еще зеленой местные соскребают с кочек болотных всякими совками железными. Рассыплют где-нибудь в темном сарае, вместе со мхом, и ждут, когда она покраснеет, а потом и впаривают городским, проезжающим мимо на личном транспорте, как только-что собранный виноград севера на родном местном болоте.
Вот раньше бывало, в середине сентября, когда она налилась и подрумянилась со всех бочков, пойдешь на свое знакомое болото, в бахилах резиновых, в плаще от дождя осеннего, с корзинкой самой большой, и уж точно к концу дня её полную и наберешь. Ягодка к ягодке, упругая, гладенькая, солнцем и водой налитая, каждая через руки твои прошла, и уж родной стала, драгоценной, а потому что этот северный виноград для нашего брата лучше южного будет. Зимой вытащишь её замороженную из морозилки, морса навертишь литра три четыре, и пьешь всей семьей, как бальзам от простуд и гриппов всяких, и для повышения иммунитета у школьников, а что в местах скопления молодежи какой только заразы не бывает в осенне-зимний, да и весенний период.
Клюквы то было видимо-невидимо, все кочки красные от ягоды. Всем хватало, и местным, и всей лесной птице и животине, которая на зиму витаминами заряжалась, чтобы не болеть в холода и промозглые сырости. Всю её на хорошем болоте никогда не соберешь, азарта не хватит, и та, что увильнула от твоего охочего глаза, остается на зиму под снегом в болотном мхе, чтобы ею подвитаминились по весне лесные обитатели, когда снег сойдет.
Эх, любил я за клюковкой по осени сходить, хотя ягоду эту собирать нелегкое занятие и времяпрепровождение, а хорошо то, в этом деле, что воздух осенний кристально свежий, и нет уже комара и мошки, как летом, когда за черникой или малиной намылишься.
Был у меня один случай, прямо скажу клюквенный, одной осенью, когда двинулся я на свое знакомое болото, а оно было большое и уютное. Кругом лес весь знакомый, каждая тропочка была в нем мне известна и не раз пройдена, каждый пенек знаком, и болото было не сплошное, отделенными друг от друга лесными полосами небольшими участками, метров по восемьсот в длину и двести-триста в ширину. Вот на них то и поспевала ягода всё лето, наливалась. На этих болотцах всегда было тихо и светло. Можно было переходить с одного участка на другой, если казалось, что ягоды не очень густо на этом, или, когда уже устанешь ползать по кочкам, чтобы размяться и распрямиться перебраться на следующую болотину, где клюквы – только собирай.
Иду я, значит, по своей знакомой тропке, время часов одиннадцать, болото мое уже просматривается меж сосен и елей, весь в предвкушении ягодного сбора, как вдруг откуда-то из под земли раздался загробный хрипящий голос:
— Дяденька, помоги, вытащи меня отсюдова…
Я от такой неожиданности аж подпрыгнул и пролетел вперед метров десяти в резком ускорении, но потом опомнился и даже заинтересовался этим необычным явлением в тихом пустом лесу. Поставил корзину, чтобы руки, на всякий случай, были свободны для обороны от лешего или кикиморы, и осторожно двинулся к тому месту, где из под земли услышал этот жалобный зов о помощи. Мысль о нечистой силе будоражила мое воображение, и в тоже время, что-то подсказывало мне, что не ведьма это и не баба Яга звала меня на помощь. Так оно и оказалось.
У тропы, метрах в пяти, была воронка от снаряда времен Великой Отечественной. Она до верху была завалена хворостом сухостоя, и старыми пеньками, вывернутыми, видимо, совсем недавно из лесной землицы неведомой могучей силой. Именно из под этой кучи мертвой древесины я вновь услышал этот жалобный, с нотками отчаянья, явно бабий призыв:
— Вытащи меня, дяденька. Помираю. Медведь завалил.
Тут я окончательно очухался, и приступил к вытаскиванию из этой воронки, из под кучи хвороста жертвы насилия медведя, его добычи, которую он спрятал, положив в ямку и присыпав её, чтобы она маленько протухла, и приобрела бы анчоусный запах. Медведи свежак из баб не уважают. Разгребать завал пришлось с помощью ваги из подручных сухих жердей, так тяжелы были пеньки, которые притащил мишка. В результате я все-таки добыл со дна воронки здоровую тетку, целую и невредимую, но сильно продрогшую от долгого лежания на холодной сырой земле в придавленном состоянии. От неё сильно пахло медвежьей болезнью и мочой, но она была почти счастлива, что спасена и не будет съедена Потапычем.
Как оказалось, накануне, они с подругой пришли на болото за клюквой, из соседней деревни, что в десяти километрах от места событий. Она (назвалась Катей), перебираясь с одного участка болота на другой, осталась одна, и в азарте сбора клюквы не заметила, что очутилась рядом с мишкой, который тоже промышлял спелой ягодкой на своей, надо сказать, территории. Когда они обнаружили друг друга, у обоих случилась медвежья болезнь, и Катя бросилась бежать в лес от зверя, но по пути потеряла сознание от страха, что её и спасло от увечий, которые мог бы причинить ей испуганный неожиданной встречей медведь, или неминучей погибели.
Мишка аккуратно перенес добычу в воронку и завалил её пеньками и хворостом, и, что удивительно, и здесь Кате повезло; она не была сильно придавлена грузом притащенным медведем на место схрона, и могла дышать, и кое-как шевелиться на дне воронки.
Где-то, через полчаса, после её освобождения, когда мы уже сидели с ней и курили на куче валежника, лежавшего совсем недавно на ней, мы услышали крики разыскивающей Катю команды, из двух мужиков и её подруги по сбору клюквы. Я передал не съеденную мишкой Катю на руки спасателей, и побрел на базу. Мне уже было не до клюквы.
По пути домой я понял, что это был знакомый мне мишка. Это был медведь трехлеток, бывший пестун, которого медведица, его мать, прогнала от себя, когда подросли его младшие сестра и брат, и с которыми он нянчился, помогая матери в их воспитании.
Он все лето болтался неподалеку от нашего лагеря, и по ночам лакомился поспевающим овсом на поле, расположенном по соседству. Я часто видел его следы почти рядом с лагерем, и он, видимо, хорошо знал всех обитателей нашего стана, т.е. знал людей, так что, подумал я, Катя осталась цела и невредима неслучайно. Мишка её пожалел, и есть сосем не собирался, и, наверное, знал, что её найдут и откопают.