высоцкий отношения с властью
Кто «гнобил» Владимира Высоцкого при жизни?
Неизвестные подробности беседы великого барда в ЦК КПСС
Историй об отношениях ВЫСОЦКОГО с властными структурами советского государства, не так и много. Все они в принципе известны. А мифов и легенд вокруг них ого-го сколько! Одна из самых распространенных – ах, эти власти в конце концов Высоцкого и погубили! Хотя ни одного реального «ненавистнического факта» с их стороны к барду всея Руси почему-то не осталось.
А вот одна редкая история сохранилась чудом. В Интернете ее нет и быть не может по одной простой причине – одиозные «высоцковеды» с корнем вырывают. Почему? Ведь речь идет всего лишь о встрече Высоцкого в июне 1968 года в КЦ КПСС с инструктором ЦК Борисом ЯКОВЛЕВЫМ. К сожалению, Бориса Григорьевича уже нет в живых. Но написанный им познавательный материал и откровенное интервью, которое он в свое время дал, перед вами.
Владимир Высоцкий в ЦК КПСС
…Июнь 1968 года. Высоцкий приходит в себя после случившегося с ним «срыва» в одной из московских больниц. К этому времени он уже знаменитость – и как исполнитель своих песен, и как ведущий актер Театра на Таганке. Его мощный, с неповторимой хрипотцой голос звучит по всей стране, будоража народ, особенно молодой, необычной смысловой новизной, тематическими поворотами, ритмическими переходами, берущей за душу манерой исполнения. Он, говоря пастернаковскими строками, «выходит на подмостки» весь нараспашку – веселый и серьезный, озорной и печальный, насмешливый и ироничный, но всегда неравнодушный. Оголенный нерв – это не метафора, а состояние его души. Он, Высоцкий, абсолютно не вписывается в рамки бытовавшего тогда эстрадного искусства, кстати, не такого уж бесталанного, крикливо-бездумного, какое мы имеем сегодня. Среди тогдашних эстрадных светил, опекаемых официальными властями, были у него еще те конкуренты – известные, талантливые, любимые!
Но Высоцкий идет своим путем, подобно немногим коллегам, и это далеко не всем нравится, особенно идеологам нарождающегося «застоя» и их «подручным» из СМИ. С их подачи начинается травля знаменитости, растянувшаяся на целое десятилетие, если не больше.
…В тот июньский день в больничную палату артиста приносят свежий номер «Советской России» со статьей «О чем поет Высоцкий». По всему видно, что она заказная. Авторы не московские, а из Саратова – Г.Мушта, преподаватель консультпункта института культуры, и А.Бондарюк, собкор газеты.
Борис Григорьевич ЯКОВЛЕВ
В зачине статьи авторы вскользь признают, что с эстрады Высоцкий поет песни, не вызывающие у них сомнений. Но это не более чем виньетка: оказывается, «барды» из Москвы «быстрее вируса» распространяют «эпидемию блатных и пошлых песен». Высоцкий – не исключение, именно он преподносит под видом искусства обывательщину, пошлость и безнравственность. Он «поет от имени и во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных. Это распоясавшиеся хулиганы, похваляющиеся своей безнаказанностью». Итоговый вывод: артист запел «с чужого голоса».
Чиновникам всех уровней не надо иметь особого «верхнего слуха», чтобы сообразить: сигнал, посланный третьей по рангу общеполитической газетой страны, услышан и принят «к руководству и исполнению». Тотчас же его подхватила и развила тогдашняя «Комсомолка»; к «делу» начали приобщаться и некоторые провинциальные издания.
Перед Высоцким закрылись двери дворцов культуры, клубов, концертных залов и площадок; появились ограничения в его кинодеятельности, хотя только что вышедшие фильмы «Вертикаль» и «Служили два товарища» не оставляли сомнений: в кинематографе появился новый и настоящий талант. Словом, обложили со всех сторон.
Вот в такой ситуации Высоцкий, знающий, как все подлинные художники, себе цену, гордый и самолюбивый, вынужден был обратиться с письмом в Центральный Комитет КПСС. Он хорошо понимал, что только на самом верху могут, если, разумеется, захотят, разобраться объективно в сложившейся вокруг его песенного творчества ситуации. Как потом выяснилось, особых иллюзий он не питал.
Письмом Высоцкого и было поручено заняться автору этих строк, в то время ответственному работнику Отдела пропаганды ЦК КПСС. Высказанные впоследствии утверждения, что с Высоцким встречался другой Яковлев – тогда первый зам.зав. Отделом пропаганды и будущий член Политбюро, секретарь ЦК (у нас его тогда называли «А.Н.»), как раз относятся к числу домыслов. Один из писавших даже придумал монолог А.Н. с окающим акцентом и назидательными тирадами, с которыми тот якобы обратился к Высоцкому.
Но чего не было, того не было. Все происходило иначе.
…Ближе к полудню легкий, но решительный стук в дверь. Я иду навстречу попавшему в беду именитому посетителю. Судя по внешним признакам, особого психологического напряжения этот невысокий, худощавого телосложения молодой человек в модной темно-серой куртке вроде бы не испытывает: как будто он только и делал, что ходил в ЦК. Но мы-то знаем, что приглашаемые сюда люди переполнены эмоциями, иногда тщательно запрятанными вглубь. Уж такая Инстанция – выше некуда!
Здороваемся. У него крепкое, сильное рукопожатие.
— А как же? – отвечает Высоцкий, не отводя открытого и выразительного взгляда светло-серых глаз.
— В основном – да. Но бывают, честно говоря, и сбои.
Мы проходим к моему столу, он усаживается. Двое моих коллег по кабинету с нескрываемым любопытством рассматривают посетителя. Один из них вскоре будет редактором «Правды» по отделу литературы и искусства и какое-то время спустя, опубликует в той газете свою рецензию «Театр черной магии на Таганке», в которой не оставит камня на камне от любимовского спектакля «Мастер и Маргарита»… Этот «социальный заказ» запомнится надолго своими драматическими продолжениями.
Александр Николаевич ЯКОВЛЕВ
А мы приступаем к беседе по существу письма. Поскольку я его хорошо проштудировал, прошу Высоцкого говорить то, что он считает для себя важным и нужным.
С первых же фраз становится ясно, что мой собеседник очень серьезно подготовился к разговору – открытому, доверительному. Еще одна приятная неожиданность: оказывается, он полемист, и при том неплохой; у него четкая, аргументированная позиция по поводу содержания статьи, широта и глубина взгляда на предмет обсуждения – песню, безупречная логика суждений. Превосходная культура речи.
Трудно передать полностью содержание разговора, ведь он продолжался целый час. Поэтому восстанавливаю по старым записям лишь некоторые, на мой взгляд, наиболее важные моменты.
— Я достаточно зрелый человек, с детских лет находился в нравственно здоровой, скажу больше – патриотически настроенной среде военных людей. Эта закалка, полученная «с младых ногтей», определяет доминанту и градус моего творчества, будь то театр, эстрада или кинематограф. Мой основной песенный репертуар посвящен святым для меня ценностям – дружбе, товариществу, честности и порядочности, верности долгу, переходящей, если так складываются обстоятельства, в самоотверженность, подвиг…
Если Вы знаете хорошо мой песенный репертуар, то именно такого характера человеческие поступки интересуют меня в первую очередь.
Разумеется, мне есть что сказать и спеть «за», но есть и «против». Так вот, я категорически не приемлю малодушия и трусости, неискренности в отношениях между людьми и тем более – предательства. Ну и, конечно же, пошлости во всех ее разновидностях.
На все это я имею право как гражданин, ценящий свою страну и свой народ.
— Вы заметили, что тенденциозность их оценок проглядывается буквально в каждой строке? Могу предположить, что они выполняли чей-то заказ. И сделали это, как бывает обычно в таких случаях, неуклюже, топорно.
— Может, их не устраивает, смущает Ваша песенная эстетика?
Высоцкий задумывается буквально на несколько секунд, а затем говорит, взвешивая каждое слово:
— Насчет эстетики скажу вот что: они же цепляются за отдельные слова, фразы и совсем не замечают целого! Моего отношения к самым разным людским проявлениям – от высоких до низких. В моих песнях есть и восхищение, и сострадание, и нежность, но есть и осуждение, презрение, отвращение к тупости, эгоистической расчетливости. Есть и вера, и отчаяние. Я хочу понять, почему человек может быть сильным духом, а почему дает «слабину».
— Коли об этом зашла речь, скажу, как на духу, и о своих промахах, ошибках. Ведь я начинал работать в песне совсем молодым, еще в школе-студии МХАТа.
Мои первые песни рождались в узком кругу друзей. Они рождались из интереса к повседневной жизни моего окружения – соседей, «мальчишек с нашего двора», сверстников, людей, как принято говорить, не состоявшихся. Этим песням были присущи камерность, озорство, острая, порой язвительная шутка. Местами их исполнения были капустники, вечеринки, застолья. Словом, я самоутверждался, в том числе и с помощью куража, эпатажа, дворового жаргона. «Грехи молодости?». Возможно. Но не столько они сколь желание выразить отношение к противоречиям жизни. К тому же я любил музыку, учился играть на фортепиано. Гитара стала потом для меня на все последующие годы не просто главным инструментом, а частью меня самого. Да и с музыкальным слухом у меня, кажется, все в порядке.
— А как же Вы нашли свой, только Вам присущий ритм исполнения, за который Вам тоже досталось?
— Скажу – не поверите! Моя давняя любовь – Маяковский с его бесподобными стихами, их грубоватой нежностью и в то же время открытой митинговостью. Ведь не случайно же он сам себя называл «горланом». Следуя ему, не люблю петь вполголоса, вполсилы. А между тем городской романс, с которого я, собственно, начинал, мешал переходить на силу голосовых связок. Не отказываясь от него целиком, я, как умел и мог, соединял несоединимое. В итоге и получился Высоцкий.
Но вот что я никак не мог предположить, так это выхода моих песен за стены студенческого общежития, квартир, тех самых веселых и озорных студенческих капустников. «Песни для своих» запела вся страна! Значит, было, есть в них что-то такое, что привлекает людей! Поскольку на дворе была «магнитофонная эра», а качество магнитофонных лент оставляло желать лучшего, то получилось то, что получилось. К тому же ходит много подделок «под Высоцкого». И получается так, что за все это в ответе я один!
— Но, пытаюсь возразить я, авторы «Советской России» говорят о каких-то злонамеренных «москвичах», прежде чем сосредоточатся на Вашей персоне?
— Знаете, о чем я думаю? О поразительной неосведомленности этих и им подобных авторов в существе дела. Во-первых, из пяти стихотворных цитат, приведенных в письме, только одна – моя. Остальные написаны А.Галичем, Ю.Кукиным и другими. Получается, ударили не только меня, поскольку цитаты вырваны из контекстов, они не отражают смысла текстов в целом этих талантливых авторов.
Во-вторых, они плохо понимают ту самую песенную эстетику, которой мы уже касались. У них все просто: коли я пытаюсь показать, к примеру, далеко не лучших представителей современного общества и использую для этого то юмор, то иронию, то сарказм, мое «вхождение в роли» они идентифицируют со мной самим. Что можно придумать глупее?!
По всему вижу, что та самая «особинка» Высоцкого, идущая от высокой меры самоуважения, внутренней собранности, природного обаяния и благоприобретенного артистизма, вовлекает меня в это необычное по накалу энергетическое поле. К тому же собеседник демонстрирует не только глубокий ум, завидную образованность, но и находчивость, дар полемиста. Время от времени я попадаю в затруднительное положение, хотя знаний и опыта мне тоже не занимать. Особенно это случается, когда речь заходит о театральных и музыкальных делах. Высоцкий тут в седле, да еще каком!
Беседа идет к концу. Надо «выруливать» на конструктив, помочь Высоцкому как можно полнее реабилитировать себя, свое доброе имя. Это можно сделать. Спрашиваю, что он думает о качестве современной песни.
Только один пример: кстати, и поэт, сочинивший текст, весьма одаренный, и композитор «из первого ряда», а исполнительница – песенная богиня. Но слова!
Мне бы взять да побежать за поворот,
Мне бы взять да побежать за поворот,
Мне бы взять да побежать за поворот…
Ну, что ей там, за поворотом, делать?
И еще, быть может, самое главное. Песня – это всегда драма. А это значит, что она почти всегда должна содержать пусть маленькое, пусть еле заметное зернышко конфликта. Людей всегда что-то волнует, беспокоит, они испытывают дискомфорт, когда их жизненная практика расходится с представлениями об идеале. Разве не так? Они в основной своей массе, как индивидуальности, не приемлют мерзостей жизни, равнодушия и тупости, я бы даже сказал – бескрылости собственного существования. Людям надо помогать становиться людьми. С большой буквы. В том числе – хорошей песней.
Поскольку наша беседа приближается к финалу и надо определиться с решением, прошу Владимира Семеновича:
А Вы могли бы выступить в центральной печати с проблемной статьей или публицистическими заметками по поводу состояния современной советской песни? Думаю, это был бы самый подходящий случай не просто реабилитировать Ваше доброе имя, но и поделиться с читателями и коллегами по «песенному цеху» Вашими весьма интересными соображениями. Что касается нас, то мы поможем найти для Вас вполне достойное издание. Разумеется, о «Советской России» речь не идет.
Дело в том, что накануне встречи с Высоцким я позвонил главному редактору «Советской России» В.П.Московскому и попросил его найти возможность исправить допущенную оплошность. Василий Петрович – видный в прошлом идеолог, партийный деятель и дипломат был очень прост, демократичен в общении, слыл в нашей среде большим хлебосолом; но что касается убеждений, являл собой консерватора до мозга костей.
— Дорогуша, то, о чем Вы просите, я сделать никак не могу. Я же не унтер-офицерская гоголевская вдова, которая сама себя высекла.
Но у меня на этот случай (почти по М.Жванецкому) кое-что было. Главный редактор «Комсомолки» Б.Д.Панкин дал согласие дезавуировать «антивысоцкое» выступление Р.Лынева с помощью самого Высоцкого.
Мы расстались с Владимиром Семеновичем, довольные друг другом и итогом встречи. Прощаясь, я сказал, что уверен: он напишет еще много хороших и нужных песен и принесет ими большую пользу своей стране. Эти слова Владимир Высоцкий процитирует потом в своем письме, адресованном руководству Министерства культуры СССР, и опубликованном годы спустя в журнале «Знамя» (1990, июль, с.228).
Так случилось, и тут уже была определенная вина самого Высоцкого, что он, попав в очередной житейский «штопор», не смог написать в «Комсомолку» обещанной статьи. А меня вскоре после этой встречи перевели в журнал «Журналист».
Больше мы с Владимиром Семеновичем не встречались.
Высоцкий, безусловно, фигура в отечественной и мировой культуре трагическая и символическая. Своим творчеством он создавал своеобразную энциклопедию народной жизни, используя для этого бардовскую песню, театральную сцену и кинематографическую площадку, не забывая при всем этом расширять круг общения, устанавливать добрые отношения со множеством людей. Он мучительно долго пробивался к читающей публике как большой, состоявшийся, талантливый поэт, но эта слава пришла к нему уже посмертно».
Выдуманный «кусок жизни» от Владимира Новикова
Мы рассказываем эту историю не просто так. У нее есть интересное продолжение.
Вот, что пишет в своей книге Владимир Новиков: «С корабля – на бал, в ЦК КПСС. В отделе пропаганды его ласково встречает товарищ Яковлев. Симпатично окая, успокаивает: «Конечно, допущена ошибка. Они просто спутали критику с проработкой. Мы поправим, поправим. Готовится материал в «Советской России»… Но и от Вас, Владимир Семенович, мы будем ждать ответного шага. Вы человек одаренный, много еще можете сделать для советского искусства. Нужны хорошие песни, искренние, патриотические. Я не специалист, не берусь советовать, может быть, вам стоило бы поработать с нашими ведущими композиторами. Музыка все-таки не должна быть слишком груба, да и язык надо бы подчистить. Я понимаю, у вас просто нет опыта работы с редактором, вот и проскакивают порой слова-сорняки. Сделайте что-то, чтобы мы могли не кривя душой сказать: Высоцкий пишет советские песни! Вот ваша задача! И, как говорится, за работу!»
Из книги Дмитрия ЧИЖКОВА
«Окающий» фактор
Вот такой придуманный писателем назидательный монолог от товарища ЯКОВЛЕВА. Какого Яковлева? Окающего какого-то… Кстати, окание – самая впечатляющая приманка-зацепка за Александра Николаевича Яковлева, работавшего в те годы первым заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Многим известно, что он окал! И довольно сильно. Как же тогда быть с Борисом Яковлевым? Зададим этот вопрос писателю Владимиру Новикову. Вот его ответ:
Беседа с Борисом Яковлевым
— Борис Григорьевич, одиозные «высоцковеды» уверены, что Высоцкий встречался в КЦ КПСС с Александром Николаевичем Яковлевым. Но тот почему-то не оставил об этой «встрече» никаких «воспоминаний»…
— Помните как у Высоцкого: «Терпенье, психопаты и кликуши!» Бездоказательное провоцирование оппонента, как любил повторять Александр Николаевич Яковлев, говорит лишь о политической импотенции спорщика. Вся их «вера» упирается в то, что Владимир Семенович в каком-то одном из своих писем не указал мои имя и отчество. Вряд ли по забывчивости. Думаю, ему просто было не выгодно указывать инициалы какого-то Яковлева Б.Г. Кто меня знал? А Александра Николаевича Яковлева знали все. Он занимал достаточно высокий пост, (с июля 1965 года был первым заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС – Б.К. ). Открыто Высоцкий никогда нигде не говорил, какой именно Яковлев встречался с ним в ЦК КПСС в июне 1968 года.
Понять Владимира можно. Кстати, Александр Николаевич Яковлев в те времена и не мог встречаться с Высоцким. Его и в Москве-то не было. Он из Чехословакии не вылезал. Там сложные события намечались. И вообще он крайне мало бывал в здании ЦК. В основном сидел с помощниками на бывшей сталинской даче.
И потом, зачем мне что-то выдумывать? Примазываться к славе Высоцкого что ли?
— Почему столько лет не публиковали это материал?
Честно говоря, меня возмутила цитата в книге Владимира Новикова о каком-то окающем Яковлеве. Как бы навязывалось читателю, о ком именно шла речь. Александр Николаевич Яковлев родом из Ярославля и довольно сильно окал. Теперь послушайте меня. Окаю я даже больше, чем он. Хотя оканье мое чисто вологодское.
В ЦК я проработал всего три года, с 1966 по 1969 годы. Промучился, можно сказать. Многие приличные люди из аппарата убегали. Быть маленьким маховиком в огромной машине очень непросто.
— Вы фиксировали то, о чем говорили с Владимиром Семеновичем?
— Порядок был такой: я ознакомился с письмом Высоцкого, к встрече с ним подготовился основательно. Письмо потом сдал, снял с контроля, как у нас говорили. А после разговора с поэтом засел за отчет. Точнее, назывался такой отчет запиской. И ее тоже сдал куда следует. О договоренности с тогдашним главным редактором «Комсомолки» там тоже есть. Мы же с ним друзья.
Весь этот материал хранится в архиве ЦК КПСС. Там должны стоять моя фамилия и подпись.
Но публикация в «Комсомольской правде» так и не состоялась. По вине Высоцкого, кстати. Он в очередной раз запил и так ничего и не написал. Любимов, помнится, объявил ему выговор. А ведь речь шла о проблемной статье. О том, какой, по мнению Высоцкого, должна быть советская песня? Жалко было…
— Скажите честно – Высоцкого запрещали? Не давали выступать?
— «Гнобили» ли Высоцкого во властных структурах? Отслеживали ли его жизнь и творчество в ЦК КПСС? Зачем, спрашивается? Разборки шли только по конкретным фактам. Как тот, о котором я рассказал. А на местах. – Да, в среде партийного чиновничества народа всякого хватало. Вспомните, что за поколение было тогда во властных структурах.
Люди во власти в какой-то степени Высоцкого, конечно, сторонились, даже побаивались. Любой чиновник, бывший лишь винтиком в огромном партийно-хозяйственном механизме, больше всего боялся из него вылететь. То есть – за себя, свою семью боялся.
От автора
Пришлось задать вопрос и высоцковеду Андрею Крылову, работавшему когда-то в музее Высоцкого и в июле 1990 года опубликовавшему в журнале «Знамя» его письмо в ЦК КПСС, датируемое 9 июня 1969 года. Ксерокопию публиковать не стану. А вот выдержку из него дам:
После моего обращения в ЦК КПСС и беседы с товарищем ЯКОВЛЕВЫМ..»
При этом Крылов дал сноску, в которой говорилось: «Яковлев Александр Николаевич – в то время первый зам. зав. Отделом ЦК КПСС, ныне народный депутат СССР, член Президентского совета, член Политбюро, Секретарь ЦК КПСС».
Интересно, что в интернет запущен совершенно другой вариант письма на имя зав. отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС В.И.СТЕПАКОВА и датируемый 24 июня того же года. Кто хочет посмотреть настоящее письмо Высоцкого и записку о беседе с ним товарища Б.Яковлева, милости просим в архив КЦ КПСС.
Следует все же сообщить, что Высоцкий писал в ЦК КПСС дважды. Речь идет о первом его послании. Все письмо публиковать конечно нет смысла. А вот вопрос, адресованный мной Андрею Крылову, пожалуйста:
— Андрей Евгеньевич, ваша ссылка просто как «приговор» Борису Яковлеву! Откуда такая категоричная осведомленность по поводу Александра Николаевича Яковлева?
Какие были отношения у Высоцкого с советской властью
Владимир Высоцкий, 1977 год
Галина Кмит/РИА «Новости»
Владимира Высоцкого практически невозможно вписать в нынешнее представление о СССР, сложившееся благодаря правде и стереотипам, теплым и ужасным воспоминаниям современников канувшего в лету государства, переосмыслению истории государства нового. В этом представлении едва ли не вся теперь уже мертвая страна была разделена на хороших и плохих, на «детей режима» и «врагов народа», будто бы и не существовала в вымышленной палитре других цветов, помимо черного и белого, будто и не существовало тех, кто не был ни «за», ни «против».
Фигуру Высоцкого при этом достаточно просто представить в выгодном любой из сторон свете. Хочешь обвинить поэта в заигрывании и даже теневой дружбе с властями — вспомни о частых поездках артиста на заграничные гастроли и фактическом отсутствии для него «железного занавеса», иностранной супруге артиста и его беспоследственной езде на «Мерседесе» в обход некоторым правилам дорожного движения. Задумал причислить Владимира Семеновича к яростном борцам с системой (что, безусловно, проще, так как чуть ближе к правде) — скажи про слежку со стороны КГБ, абсурдное игнорирование его творчества номенклатурными печатью и звукозаписью, убежденный антистилинизм барда.
На деле же Высоцкий был самым что ни на есть народным артистом, хоть и при жизни так и не удостоился этого официального звания — он был одинаково любим и простыми рабочими, и интеллигенцией, и «диссидентами», и представителями высших эшелонов, включая, к примеру, Юрия Андропова.
Творчество Высоцкого было понятно всем, потому что в нем он всегда оставался самим собой — великим, но все-таки обычным человеком с присущими ему переживаниями, мыслями, проблемами и радостями. Благодаря всепоглощающей искренности и огромному таланту Владимир Семенович оставался выше ненужных ему государственных регалий, статуса борца за справедливость (коим он, однако, являлся — просто на другом уровне) и «картонной» славы. Его произведения были не столько про «здесь и сейчас», но в прямом смысле слова «на века». Поэт смотрел на жизнь куда шире, понимая, что все материальное (звания, государства, люди) — недолговечно, и не желая растрачивать талант на что-то пусть и очень значимое, но временное: именно поэтому все наследие артиста осталось актуальным спустя много лет после его смерти, именно поэтому оно будет актуальным еще очень долго.
Советские власти действительно не способствовали попаданию творчества Высоцкого в массы, но, к счастью, и не особо этому препятствовали, фактически стараясь игнорировать барда, — благо, что подобного, учитывая величие поэта, было достаточно. В этом плане очень показательным было прощание с Владимиром Семеновичем. Его не стало в ночь на 25 июля, когда в Москве полных ходом шла летняя Олимпиада, важнейшее для всего СССР событие. О смерти артиста тогда написали всего две газеты — «Вечерняя Москва» и «Советская Культура» (по другим версиям — «Советская Россия»), также у касс его родного театра появилось краткое объявление — «Умер Владимир Высоцкий». О трагедии, однако, в кратчайшие сроки узнали все — люди делились скорбным известием с соседями, товарищами и коллегами, после чего все вместе оплакивали ушедшего гения и готовились к 28-у числу, на которое и была назначена траурная церемония.
В указанную дату проститься с Высоцким к «Таганке», согласно официальным данными, пришли более 100 тысяч человек, из-за чего очередь, двигавшаяся ко входу в театр, согласно рассказам очевидцев, достигала девяти километров.
Причины подобного двоякого решения властей относительно прощания с артистом понятны: несмотря на наличие поклонников Высоцкого в номенклатуре, пропагандистская машина не имела права причислить Владимира Семеновича к «достойным гражданам союза», ведь при жизни поэт не стеснялся говорить, о чем думал, и высказывания эти были далеко не всего идейно верными. Так, Высоцкий был против советской цензуры, все-таки затрагивавшей его творчество, злился из-за наличия «железного занавеса» (при том, что ему самому он не особо мешал), выступал против, по его мнению, низкой оплаты интеллектуального труда в государстве, сетовал, что СССР категорически не хочет перенимать некоторые позитивные опыты западных стран. С другой стороны, артист никогда открыто не поддерживал главных диссидентов, никогда не допускал антисоветских высказываний при зарубежных поездках, полностью избегал в ходе выездов за границу встреч с «правыми» антикоммунистическими политиками, наконец, не воспользовался возможностью уехать из Союза, что в перспективе сулило ему действительно роскошную жизнь.
Он всегда оставался патриотом до мозга костей — не боялся критиковать советское устройство «за дело», но и не хотел становиться мощным «козырем» в «холодной войне», в который он, без сомнения, превратился бы, эмигрируй на Запад.
Вероятно, одной из главных целей, которую Высоцкий ставил перед своими творчеством статусом в обществе, была работа во благо всего родного народа, чьим рупором он перманентно являлся. Кажется, что именно поэтому он стремился донести до высших чинов необходимость перемен, частичного заимствования поведенческой модели у капиталистических стран, прекращения бесконечных разногласий с оными.
«Мне претит роль «мученика», этакого «гонимого поэта», которую мне навязывают… Я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества, имея такую популярность… Я хочу только одного — быть поэтом и артистом для народа, который я люблю, для людей, чью боль и радость я, кажется, в состоянии выразить, в согласии с идеями, которые организуют наше общество», — писал поэт в письме секретарю ЦК КПСС Петру Демичеву.
Владимир Высоцкий понимал, что является носителем редкого таланта — уметь говорить так, чтобы тебя слышали не только единомышленники, но и оппоненты, а также изначально равнодушные к твоим словам люди, чтобы тебя слышали буквально все. Он понимал, что, обладая великим даром (а, следовательно, и великой силой), несет огромную ответственность перед современниками, а также миром в целом — и не имеет права тратить его попусту. Вероятно, именно это понимание и лишило Высоцкого десяти, если не двадцати лет жизни: вредные привычки, этакая компенсация его гения, свели Владимира Семеновича в могилу уже в 42 года.
И, безусловно, он не успел сказать всего, что хотел. Но это и не так важно — за долгие годы творчества Высоцкий настолько породнился с народом, что все недосказанное им было впоследствии произнесено (или еще только будет) этим самым народом. Потому что Высоцкий был народным артистом — пускай и без официозного тому подтверждения.