здоров петро а я знаю что ты
Здоров Петро
Длительность: 25 сек
А Я Знаю Что Ты Дро
Привет Здоров Петро
О Привет А Я Тебя Знаю
Лучшие Русские Ремиксы 2021
Burhan Topal Vurmammi Lazim Yar
Giles Robson Saturday Night Boogie
Квантовое Восстановление Зрения
Symphony Zara Larsson Remix
Just Wanna Run Hallman Remix Instrumental Version Just Wanna Run Hallman Remix Instrumental Version Blanches Feat Hallman
А Мы Бросаем Снюс И Пиво
Psychedelic Trance 2021
Кино Спокойная Ночь Bersserker Flip
Kelly Clarkson Ariana Grande Santa Can T You Hear Me Official Live Performance Reaction Video
Новые Китайские 122 Мм Сау На Шасси Бронеавтомобиля Dongfeng Warrior На Учениях
Студия Гюнеш Танец Птицы Дивные Руководитель Антонова Ольга Михайловна
Слушай А Ловко Ты Это Придумал Я Даже В Начале Не Понял Молодец В Ace Attorney
Niebezpieczny Henryk Najbardziej Romantyczne Momenty Nickelodeon Polska
17Kg Weight Loss Glow Up Transformation Shorts
Газпром Своё Отбил Теперь Хоть Режьте Трубу Северного Потока 2 Последние Новости Сегодня
Украинская Рождественская Песня Щедрик Carol Of The Bells
Rauf Faik Niletto Если Тебе Будет Грустно Cover На Немецком
Fair Warning Jack Mcevoy Book 3 Michael Connelly Audiobook
Сура 110 Ан Наср Помощь С Русским Переводом
Иммунолог И Микробиолог Наталья Петровна Петросян Об Аргинине И Работе Человеческого Организма
Tipe 36 72 Di Perumahan Taman Karang Bahagia Cikarang Hanya 2 Jt Saja Sampai Serah Terima Kunci
Tom Westy Want No Other Extended Mix
Если Тебе Будет Грустно Приходи Туда Где Провожали Мы Закат Rauf Faik X Niletto Клип
Kraton Residence Type Sultan Lb 167 Lt260 Urbanhauseid 21
Леди Баг Вручает Камень Тигра Джулеки Полная Трансформация Пурпурной Тигрицы
О Привет Петро А Я Знаю Что Ты
Длительность: 21 сек
Hesham Raptor Sm3Ni Rap
Ожидание Праздника Исп Микаэл Таривердиев
Lost Race To Space
Чин Дустимдан Айирмагин Оллохим
István Ella Nun Komm Der Heiden Heiland Bwv 659
Колыбельная Для Принцессы
István Ella Nun Komm Der Heiden Heiland
Энигматик Лучшее 2021
István Ella Triószonáta C Dúr Bwv 529 I Allegro
Дэ Ило Мэ Тут Кхарава
István Ella Missa Brevis In D Major K 194 Kyrie
On The Floor Jennifer Lopez Only Slowed
Galileo Galilei コウモリかモグラ
Buddha Kein Zufall
István Ella Phantasie Für Orgel Über Den Choral Straf Mich Nicht In Deinem Zorn Op 40 No 2
Amazing Grace Live In Church Ver Aimer
Galileo Galilei パイロットガール
I Mera Kız Gözlerin I Ncidir
István Ella Refrains Hegedűre És Kamarazenekarra
Natural White Noise Rain In The Woods Pt 39 White Noise From Traxlab
Я Буду Любить Тебя Как Будто У Меня Амнезия
István Ella Gottes Sohn Ist Kommen
István Ella Prelúdium És Fúga Esz Dúr Bwv 552 Prelúdium
Bandana Fixsouls Remix Slowed Reverb
István Ella An Wasserflüssen Babylon Korálelőjáték Bwv 653 12 B Alio Modo
Clash Royale King Laughing Sound
István Ella F Dúr Orgonaverseny No 13 Hwv 295 Hwv 295 Larhetto Allegro Organop Ad Libitum Ex A 3 4 Rögtönzött Csambaló Kadencia Larghetto Allegro
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Блатной фольклор
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Это я тренировался в блатном жаргоне… И вот получилась такая песня:
В понедельник после Пасхи, Мне тогда — хоть удавись! На работе для отмазки Нужен был больничный лист. Без него хана и крышка, Я же знаю наперед — Кадровичка-замухрышка Только этого и ждет! И прощай, станок сверличный И родной завод, браток, И до боли мелодичный В пять часов его гудок. Масть не хезает, куда там! Чую — точно пролечу! Сделал морду я лопатой И к знакомому врачу. А в больничке, что в тюряге, Ногу некуда ступить. Все мечтают, бедолаги, Бюллетени получить. Приканал в регистратуру, Сел на рыжий табурет, Измерять температуру, А ее, заразы, нет! Тут сиповка эта — Надя — Говорит ехидно мне: ‘Симулируете, дядя! Вы ж здоровые вполне.’ Я кричу: ‘Жалеть не смей ты, Враз кажи меня хрычу!’ А она: ‘Вот хоть убейте! Не пущу я вас к врачу!’ Ну и что — что пахнет водкой! Не пропустишь ежли ты, Я тебе сейчас, ментовка, Зараз выколю шлифты! Тут вахлак один прыщавый, Как с плаката ‘Помоги!’, На защиту стал шалавы, Начал парить мне мозги. ‘Дескать, вы не хулиганьте…’, То да се… Я приструнил:
Что ли ты меня поил?!’
И, зайдяся от обиды, Защищая свою честь, Я паскуду эту, гниду — По прыщавой роже — хлесь! Раздербанил ему рыло, Попинал его в живот. И не знаю — чтоб там было — Не восстань больной народ. Вобщем, масса это — сила! Против массы не попрешь. Масса сходу позвонила:
Дескать, ‘драка и дебош!’
Чую: лажа, вилы, зона И менты, уж тут как тут. Я окно разбил со звоном, Не поймают — не возьмут! И свалил бы без базара, Укатил бы на таксе, Да куда! Ведь там ментяры Тренированные все! Цапанули возле бани, Я споткнулся, как на грех! И теперь по-новой, Саня, Отвечай один за всех… И теперь по-новой, Саня, Отвечай один за всех…
Теперь послушайте вторую серию предыдущей песни. Называется ‘Показания невиновного’. Это песенка от лица человека, который только что освободился из мест не столь отдаленных, но, тем не менее, грустных. И надо же было так случиться, что по стечению некоторых обстоятельств, его в этот же день
Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Тихий Дон
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Не сохами-то славная землюшка наша распахана… Распахана наша землюшка лошадиными копытами, А засеяна славная землюшка казацкими головами, Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами, Цветет наш батюшка тихий Дон сиротами, Наполнена волна в тихом Дону отцовскими, материнскими слезами. Ой ты, наш батюшка тихий Дон! Ой, что же ты, тихий Дон, мутнехонек течешь? Ах, как мне, тихому Дону, не мутну течи! Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют, Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит
Старинные казачьи песни
Мелеховский двор — на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше — перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На восток, за красноталом гуменных плетней, — Гетманский шлях, полынная проседь, истоптанный конскими копытами бурый, живущий придорожник, часовенка на развилке; за ней — задернутая текучим маревом степь. С юга — меловая хребтина горы. На запад — улица, пронизывающая площадь, бегущая к займищу.
В предпоследнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий. Из Туретчины привел он жену — маленькую, закутанную в шаль женщину. Она прятала лицо, редко показывая тоскующие одичалые глаза. Пахла шелковая шаль далекими неведомыми запахами, радужные узоры ее питали бабью зависть. Пленная турчанка сторонилась родных Прокофия, и старик Мелехов вскоре отделил сына. В курень его не ходил до смерти, не забывая обиды.
Прокофий обстроился скоро: плотники срубили курень, сам пригородил базы для скотины и к осени увел на новое хозяйство сгорбленную иноземку-жену. Шел с ней за арбой с имуществом по хутору — высыпали на улицу все, от мала до велика. Казаки сдержанно посмеивались в бороды, голосисто перекликались бабы, орда немытых казачат улюлюкала Прокофию вслед, но он, распахнув чекмень, шел медленно, как по пахотной борозде, сжимал в черной ладони хрупкую кисть жениной руки, непокорно нес белесо-чубатую голову, — лишь под скулами у него пухли и катались желваки да промеж каменных, по всегдашней неподвижности, бровей проступил пот.
С той поры редко видели его в хуторе, не бывал он и на майдане. Жил в своем курене, на отшибе у Дона, бирюком. Гутарили про него по хутору чудное. Ребятишки, пасшие за прогоном телят, рассказывали, будто видели они, как Прокофий вечерами, когда вянут зори, на руках носил жену до Татарского, ажник, кургана. Сажал ее там на макушке кургана, спиной к источенному столетиями ноздреватому камню, садился с ней рядом, и так подолгу глядели они в степь. Глядели до тех пор, пока истухала заря, а потом Прокофий кутал жену в зипун и на руках относил домой. Хутор терялся в догадках, подыскивая объяснение таким диковинным поступкам, бабам за разговорами поискаться некогда было. Разно гутарили и о жене Прокофия: одни утверждали, что красоты она досель невиданной, другие — наоборот. Решилось все после того, как самая отчаянная из баб, жалмерка Мавра, сбегала к Прокофию будто бы за свежей накваской. Прокофий полез за накваской в погреб, а за это время Мавра и разглядела, что турчанка попалась Прокофию последняя из никудышных…
Спустя время раскрасневшаяся Мавра, с платком, съехавшим набок, торочила на проулке бабьей толпе:
— И что он, милушки, нашел в ней хорошего? Хоть бы баба была, а то так… Ни заду, ни пуза, одна страма. У нас девки глаже ее выгуливаются. В стану — перервать можно, как оса; глазюки — черные, здоровющие, стригеть ими, как сатана, прости бог. Должно, на сносях дохаживает, ей-бо!
— На сносях? — дивились бабы.
— Кубыть, не махонькая, сама трех вынянчила.
— С лица-то? Желтая. Глаза тусменныи, — небось не сладко на чужой сторонушке. А ишо, бабоньки, ходит-то она… в Прокофьевых шароварах.
— Ну-у. — ахали бабы испуганно и дружно.
— Сама видала — в шароварах, только без лампасин. Должно, буднишные его подцепила. Длинная на ней рубаха, а из-под рубахи шаровары, в чулки вобратые. Я как разглядела, так и захолонуло во мне…
Шепотом гутарили по хутору, что Прокофьева жена ведьмачит. Сноха Астаховых (жили Астаховы от хутора крайние к Прокофию) божилась, будто на второй день троицы, перед светом, видела, как Прокофьева жена, простоволосая и босая, доила на их базу корову. С тех пор ссохлось у коровы вымя в детский кулачок, отбила от молока и вскоре издохла.
В тот год случился небывалый падеж скота. На стойле возле Дона каждый день пятнилась песчаная коса трупами коров и молодняка. Падеж перекинулся на лошадей. Таяли конские косяки, гулявшие на станичном отводе. И вот тут-то прополз по проулкам и улицам черный слушок…
С хуторского схода пришли казаки к Прокофию.
Хозяин вышел на крыльцо, кланяясь.
— За чем добрым пожаловали, господа старики?
Толпа, подступая к крыльцу, немо молчала.
Наконец один подвыпивший старик первым крикнул:
— Волоки нам свою ведьму! Суд наведем.
Прокофий кинулся в дом, но в сенцах его догнали. Рослый батареец, по уличному прозвищу Люшня, стукал Прокофия головой о стену, уговаривал:
— Не шуми, не шуми, нечего тут. Тебя не тронем, а бабу твою в землю втолочим. Лучше ее уничтожить, чем всему хутору без скотины гибнуть. А ты не шуми, а то головой стену развалю!
— Тяни ее, суку, на баз. — гахнули у крыльца.
Полчанин Прокофия, намотав на руку волосы турчанки, другой рукой зажимая рот ее, распяленный в крике, бегом протащил ее через сени и кинул под ноги толпе. Тонкий вскрик просверлил ревущие голоса.
Прокофий раскидал шестерых казаков и, вломившись в горницу, сорвал со стены шашку. Давя друг друга, казаки шарахнулись из сенцев. Кружа над головой мерцающую, взвизгивающую шашку, Прокофий сбежал с крыльца. Толпа дрогнула и рассыпалась по двору.
У амбара Прокофий настиг тяжелого в беге батарейца Люшню и сзади, с левого плеча наискось, развалил его до пояса. Казаки, выламывавшие из плетня колья, сыпанули через гумно в степь.
Через полчаса осмелевшая толпа подступила ко двору. Двое разведчиков, пожимаясь, вошли в сенцы. На пороге кухни, подплывшая кровью, неловко запрокинув голову, лежала Прокофьева жена; в прорези мученически оскаленных зубов ее ворочался искусанный язык. Прокофий, с трясущейся головой и остановившимся взглядом, кутал в овчинную шубу попискивающий комочек — преждевременно родившегося ребенка.
Жена Прокофия умерла вечером этого же дня. Недоношенного ребенка, сжалившись, взяла бабка, Прокофьева мать.
Его обложили пареными отрубями, поили кобыльим молоком и через месяц, убедившись в том, что смуглый турковатый мальчонок выживет, понесли в церковь, окрестили. Назвали по деду Пантелеем. Прокофий вернулся с каторги через двенадцать лет. Подстриженная рыжая с проседью борода и обычная русская одежда делала его чужим, непохожим на казака. Он взял сына и стал на хозяйство.
Пантелей рос исчерна-смуглым, бедовым. Схож был на мать лицом и подбористой фигурой.
Женил его Прокофий на казачке — дочери соседа.
С тех пор и пошла турецкая кровь скрещиваться с казачьей. Отсюда и повелись в хуторе горбоносые, диковато-красивые казаки Мелеховы, а по-уличному — Турки.
Похоронив отца, въелся Пантелей в хозяйство: заново покрыл дом, прирезал к усадьбе с полдесятины гулевой земли, выстроил новые сараи и амбар под жестью. Кровельщик по хозяйскому заказу вырезал из обрезков пару жестяных петухов, укрепил их на крыше амбара. Веселили они мелеховский баз беспечным своим видом, придавая и ему вид самодовольный и зажиточный.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Киноповести
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Есть на Алтае тракт — Чуйский. Красивая стремительная дорога, как след бича, стеганувшего по горам.
Много всякой всячины рассказывается, поется, выдумывается о нем. Все удалые молодцы, все головорезы былых лет, все легенды — все с Чуйского тракта.
Села, расположенные вдоль тракта, издавна поставляли ему сперва ямщиков, затем шоферов. Он (тракт) манит к себе, соблазняет молодые души опасным ремеслом, сказками, дивной красотой. Стоит разок проехать от Бийска до Ини хотя бы, заглянуть вниз с перевала Чике-таман (Чик-атаман, как зовут его шоферы) — и жутковато станет, и снова потянет превозмочь страх и увидеть утреннюю нагую красоту гор, почувствовать кожей целебную прохладу поднебесной выси.
И еще есть река на Алтае — Катунь. Злая, белая от злости, прыгает по камням, бьет в их холодную грудь крутой яростной волной, ревет — рвется из гор. А то вдруг присмиреет в долине — тихо, слышно, как утка в затоне пьет за островом. Отдыхает река. Чистая, светлая — каждую песчинку на дне видно, каждый камешек. И тоже стоит только разок посидеть на берегу, когда солнце всходит. Красиво, очень красиво! Не расскажешь словами.
И вот несутся они в горах рядом — река и тракт. Когда глядишь на них, думается почему-то, что это брат и сестра, или что это — влюбленные, или что это, наоборот, ненавидящие друг друга Он и Она, но за какие-то грехи тяжкие заколдованы злой силой быть вечно вместе. Хочется очеловечить и дорогу и реку. Местные поэты так и делают. Но нельзя превозмочь красоту земную словами.
Много, очень много машин на тракте. День и ночь гудят они, воют на перевалах, осторожно огибают бомы (крутые опасные повороты над кручей). И сидят за штурвалами чумазые внимательные парни. Час едут, два едут, пять часов едут. Устают смертельно. В сон вдруг поклонит. Тут уж лучше остановиться и поспать часок-пол-тора, чтоб беды не наделать. Один другому может так рассказывать:
— Еду, говорит, и так спать захотел — сил нет. И заснул. И заснул-то, наверно, на две секунды. И вижу сон: будто одним колесом повис над обрывом. Дал тормоз. Проснулся, смотрю — правда, одним колесом повис. Сперва не испугался, а вечером, дома, жутко стало.
А зимой, бывает, заметет Симинский перевал — по шесть, по восемь часов бьются на семи километрах, прокладывают путь себе и тем, кто следом поедет. Пять метров разгребают лопатами снег, пять — едут, снова пять — разгребают, пять — едут. В одних рубахах пластаются, матерят долю шоферскую, и красота вокруг не красота. Одно спасение — хороший мотор. И любят же они свои моторы, как души свои не любят. Во всяком случае, разговоров, хвастовства и раздумий у них больше о моторе, чем о душе.
Я же, как сумею, хочу рассказать, какие у них хорошие, надежные души.
Такой суровый и такой рабочий тракт не мог не продиктовать людям свои законы. Законы эти просты:
Помоги товарищу в беде.
Не ловчи за счет другого.
Помяни добрым словом хорошего человека.
Немного. Но они неумолимы. И они-то определяют характеры людей. И они определяют отношения между ними. И я выбирал героя по этому признаку. Прежде всего. И главным образом.
В хороший осенний день шли порожняком по Чуйскому тракту две машины «ГАЗ-51». Одну вел молодой парень, другую — пожилой, угрюмый с виду человек с маленькими, неожиданно добрыми глазами.
Парень задумчиво, с привычным прищуром смотрит вперед — это Пашка Колокольников. Пожилого зовут Кондрат Степанович.
На тракте в сторонке стоит «козлик». Под «козликом» — шофер, а рядом — молодой еще, в полувоенном костюме, председатель колхоза Прохоров Иван Егорович.
Надежды, что «козлик» побежит, нет. Прохоров «голоснул» одной машине, она пролетела мимо. Другая притормозила. Шофер откинул дверцу — это Пашка.
— До Баклани подбрось.
Прохоров крикнул своему шоферу:
— Прислать, что ль, кого-нибудь?!
Шофер вылез из-под «козлика».
— Пришли Семена с тросом!
Пашка с Прохоровым поехали.
. Летит под колеса горбатый тракт. Мелькают березки, мелькают столбики.
— Ты куда едешь?— поинтересовался Прохоров.
— Мгм. Помочь мужичкам надо.
Прохоров внимательно посмотрел на Пашку,— видно, в начальственной его голове зародилась какая-то «мысля».
..Летит машина по тракту. Блестит, сверкает глубинной чистотой Катунь.
. Прохоров и Пашка продолжают разговор.
— Тебя как зовут-то?— как бы между прочим спрашивает Прохоров.
— Меня-то?— охотно отвечает Пашка.— Павел Егорыч.
— Тезки с тобой,— идет дальше Прохоров.— Я по батьке тоже Егорыч. А фамилия моя — Прохоров.
— Очень приятно,— говорит Пашка любезно.— А я — Колокольников.
Машина остановилась — перед ними целая очередь из бензовозов и лесовозов. Пашка вылез из кабины.
— Что там?— спросил Прохоров.
— Завал. Счас рвать будут.
Прохоров тоже вылез. Пошел за Пашкой.
— Поехали ко мне, Егорыч?— неожиданно предложил он.
— Так. Я в Листвянке знаю председателя и договорюсь с ним насчет тебя. Я — тоже председатель. Листвянка — это вообще-то дыра дырой. А у нас деревня.