здесь были песня о чем
Гречка–здесь были
Слушать Гречка–здесь были
Слушайте Здесь были — гречка на Яндекс.Музыке
Текст Гречка–здесь были
[Куплет 1, Гречка]:
Я запомню каждого, кто был со мной.
Давайте вместе не будем забывать:
Здесь была моя первая любовь,
Здесь были мои первые друзья.
А-ай, невыносимо!
Как-будто моя рана становится всё шире.
А-ай, и в этом новом мире
Нам не потеряться, остаться молодыми.
[Переход]:
Кап-капают слёзы.
На полном серьёзе мы выпускаемся в осень.
(И мне вообще все равно, что будет дальше).
[Припев]:
Я запомню каждого, кто был со мной.
Давайте вместе не будем забывать:
Здесь была моя первая любовь,
Здесь были мои первые друзья;
Здесь были мои первые ошибки,
Здесь были мои страхи и мечты;
Здесь были лучшими и непростыми;
Здесь были — были, были я и ты.
[Куплет 2, Гречка]:
Взрослые, убитые сегодняшним днём
Возвращаются домой после работы ночью.
Я постараюсь не дышать так громко.
Мам, тебе ведь завтра на работу.
Я-а буду вдыхать этот воздух
Пока силы есть — знаю в жизни не просто.
Да что с нами будет?
Если мы верим — значит, первыми будем!
[Переход]:
Кап-капают слёзы.
На полном серьёзе мы выпускаемся в осень.
(И мне вообще все равно, что будет дальше).
[Припев]:
Я запомню каждого, кто был со мной.
Давайте вместе не будем забывать:
Здесь была моя первая любовь,
Здесь были мои первые друзья;
Здесь были мои первые ошибки,
Здесь были мои страхи и мечты.
Здесь были лучшими и непростыми;
Здесь были — были были я и ты.
[Финал]:
Кап-капают слёзы.
На полном серьёзе мы выпускаемся в осень.
Текст песни
Я запомню каждого, кто был со мной
Давайте вместе не будем забывать
Здесь была моя первая любовь
Здесь были мои первые друзья
Ааа, невыносимо
Как-будто моя рана становится всё шире
Ааа, и в этом новом мире
Нам не потеряться, остаться молодыми
Кап-капают слезы
На полном серьезе
Мы выпускаемся в осень
(И мне вообще все равно, что будет дальше)
Припев:
Я запомню каждого, кто был со мной
Давайте вместе не будем забывать
Здесь была моя первая любовь
Здесь были мои первые друзья
Здесь были мои первые ошибки
Здесь были мои страхи и мечты
Здесь были лучшими и непростыми
Здесь были — были были я и ты
Здесь были я и ты
Взрослые, убитые сегодняшним днём
Возвращаются домой после работы ночью
Я постараюсь не дышать так громко
Мам, тебе ведь завтра на работу
Я-а буду вдыхать этот воздух
Пока силы есть — знаю в жизни не просто
Да что с нами будет, если мы верим
Значит первыми будем
Кап-капают слезы
На полном серьезе
Мы выпускаемся в осень
(И мне вообще все равно, что будет дальше)
Припев:
Я запомню каждого, кто был со мной
Давайте вместе не будем забывать
Здесь была моя первая любовь
Здесь были мои первые друзья
Здесь были мои первые ошибки
Здесь были мои страхи и мечты
Здесь были лучшими и непростыми
Здесь были — были были я и ты
Кап-капают слезы
На полном серьезе
Мы выпускаемся в осень
Перевод песни
Оставьте комментарий, если срочно нужен перевод этой песни. Мы его сделаем вне очереди.
[Первый куплет, Гречка]
Я запомню каждого, кто был со мной
Давайте вместе не будем забывать
Здесь была моя первая любовь
Здесь были мои первые друзья
Ааа, невыносимо
Как-будто моя рана становится всё шире
Ааа, и в этом новом мире
Нам не потеряться, остаться молодыми
Кап-капают слезы
На полном серьезе
Мы выпускаемся в осень
(И мне вообще все равно, что будет дальше)
[Припев]
Я запомню каждого, кто был со мной
Давайте вместе не будем забывать
Здесь была моя первая любовь
Здесь были мои первые друзья
Здесь были мои первые ошибки
Здесь были мои страхи и мечты
Здесь были лучшими и непростыми
Здесь были — были были я и ты
(Здесь были я и ты)
[Второй куплет, Гречка]
Взрослые, убитые сегодняшним днём
Возвращаются домой после работы ночью
Я постараюсь не дышать так громко
Мам, тебе ведь завтра на работу
Я-а буду вдыхать этот воздух
Пока силы есть — знаю в жизни не просто
Да что с нами будет, если мы верим
Значит первыми будем
Кап-капают слезы
На полном серьезе
Мы выпускаемся в осень
(И мне вообще все равно, что будет дальше)
[Припев]
Я запомню каждого, кто был со мной
Давайте вместе не будем забывать
Здесь была моя первая любовь
Здесь были мои первые друзья
Здесь были мои первые ошибки
Здесь были мои страхи и мечты
Здесь были лучшими и непростыми
Здесь были — были были я и ты
(Кап-капают слезы
На полном серьезе
Мы выпускаемся в осень)
Так о чем же пел Виктор Цой?
Я уже почти забыла об этой теме, но тут мне стали попадаться на глаза статьи других авторов на ту же тему. И то, что они писали, вызывало во мне протест, потому что, совершенно очевидно, не соответствовало действительности. Так что ради восстановления истины придется писать.
Как здесь на «прозе», так и в других местах, во всех статьях, которые я читала на эту тему, говорится о некой философичности этих песен, о богоискательстве и тому подобных вещах. Конечно, как и у всякого поэта, у Цоя есть и эти темы. Но не они являлись определяющими, особенно в последние годы.
Для тех, кто все-таки умудрился не понять смысл песен Цоя, говорю открытым текстом: это песни против давно установившегося у нас гебешного режима, при котором чуть ли не все население втянуто в процессы тайного доносительства, провокаций, слежки и т.п. Мы давно стали страной с двойным дном, где открыто говорится одно, а тайно делается прямо противоположное. Мы все друг другу враги. Некоторым это даже нравится: ах какие мы умные, хитрые, какие дела тайно проворачиваем… Но Цой был не из их числа.
Хотите доказательства? Сколько угодно.
«Здесь не понятно, где лицо, а где рыло,
И не понятно, где пряник, где плеть.
Здесь в сено не втыкаются вилы,
А рыба проходит сквозь сеть.
И не ясно, где море, где суша,
Где золото, а где медь.
Что построить, и что разрушить,
И кому, и зачем здесь петь
Здесь камни похожи на мыло,
А сталь похожа на жесть,
И слабость, как сила,
И правда, как лесть.
И не ясно, где мешок, а где шило,
И не ясно, где обида, а где месть.
И мне не нравится то, что здесь было,
И мне не нравится то, что здесь есть.
Одной этой песни достаточно, чтобы не было сомнений. Вокруг – «рыла», и непонятно кто все-таки остается человеком. Для совсем уж непонятливых разжую: почему «голубых небес навес» и «станет лес глухой стеной»? Да потому что больше нигде нельзя разговаривать – везде или чужие уши или прослушка. Конечно, в первую очередь это касается известных, популярных людей, но не думайте, что вас это совершенно не касается. Это касается всех и особенно тех, кто хочет быть независимым.
Почему «черная ночь да в реке вода» или «уезжай», надеюсь, объяснять не надо? Как и весь остальной текст? Перечитайте внимательно, имея в голове новые идеи для понимания. Много ума не надо, тут все очевидно.
Далее.
«Крыши домов дрожат под тяжестью дней,
Небесный пастух пасет облака,
Город стреляет в ночь дробью огней,
Но ночь сильней, ее власть велика.
Я ждал это время, и вот это время пришло,
Те, кто молчал, перестали молчать.
Те, кому нечего ждать, садятся в седло,
Их не догнать, уже не догнать.
Соседи приходят, им слышится стук копыт,
Мешают уснуть, тревожат их сон.
Те, кому нечего ждать, отправляются в путь
Те, кто спасен, те, кто спасен.
Хотя он ждал, и «это время пришло», но многим оказалось ничего не надо кроме как спать. И поэтому остается лишь «спокойная ночь» вместо дня. А более свободная часть народа, понимая это, уезжает: «Те, кому нечего ждать, садятся в седло». И они спасены. А остальным (большинству)– ночь. И легкий дискомфорт от «стука копыт».
Ну, тут и вообще без комментариев:
«Они говорят: им нельзя рисковать,
Потому что у них есть дом,
В доме горит свет.
И я не знаю точно, кто из нас прав,
Меня ждет на улице дождь,
Их ждет дома обед.
Закрой за мной дверь, я ухожу.
Закрой за мной дверь, я ухожу»
«Кто пойдет по следу одинокому?
Сильные да смелые, головы сложили в поле,
— В бою!
Мало кто остался в светлой памяти,
В трезвом уме, да с твердой рукой в строю в строю,
— В строю!
Мама, мы все тяжело больны,
Мама, знаю, мы все сошли с ума.
Мама, мы все тяжело больны,
Мама, знаю, мы все сошли с ума.
Мама, мы все тяжело больны,
Мама, знаю, мы все сошли с ума. »
Это не песня. Это – призыв! Услышьте!
«Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?»
Как еще яснее сказать?? Нет ничего важнее «крепости руки»! Вы должны быть людьми! Вам же, кажется, нравятся песни Цоя?
«Тёплое место
На улице ждут отпечатков наших ног
Звёздная пыль на сапогах
Мягкое кресло клетчатый плед
Не нажатый вовремя курок
Солнечный день в ослепительных снах
Группа крови на рукаве
Мой порядковый номер на рукаве
Пожелай мне удачи в бою
Пожелай мне
Не остаться в этой траве…»
Нужны ли еще кому-то какие-то слова объяснений??
Я процитировала только несколько песен. Их больше. Намного. Каждый сам найдет, если захочет. Народ оказался не готов к его призывам. Народу и так хорошо. Такой вот народ. Приличным людям здесь не место. И им здесь не выжить. К моему глубокому сожалению. «Порядковый номер» исчисляется лишь единицами и сейчас. И вы хотите достойно жить при такой системе?
К сожалению, его протест оборвался. Говорите, это случайность?
Послесловие.
После обсуждения рецензий хочется добавить следующее.
Некоторые говорят, что не заметили ничего подобного в своей жизни, хотя жили в то же время и примерно в том же месте. Не было, дескать, никакого гебешного гнета. Нисколько не сомневаюсь в их искренности.
Во-первых, коснулось это многих, но, все же, не всех. А пока такие вещи не случатся с вами лично, они представляются странными.
Во-вторых, вокруг яркого свободного человека, каким был Цой, эта специфическая суета сгущается, и все окружающие оказываются в зоне повышенного риска. Потому реальность приобретает несколько иные черты, чем где-нибудь в тихой заводи. Но это все же реальность! И не одного Цоя это касается, как вы понимаете.
А окружающим, безусловно, не позавидуешь – давление на них порой становится невыносимым. Я, естественно, говорю не про единомышленников. А про тех, кто оказывался рядом случайно, проходил по касательной.
Среднему человеку сложно выдержать мощь такого давления.
Я думаю, очень важно к чему готов человек потенциально. Кому-то просто везет и он за всю жизнь ни разу не столкнется с подобным давлением.
Но, многие ли могут сказать о себе, что они уверены в своей порядочности? И что они будут противостоять давлению сверху?
Многие ли могут сказать, что они откажутся от ощутимого повышения по службе взамен неких не очень трудоемких, но несколько пакостных услуг?
Многие ли устоят, услышав, что «товарищам» известно, например, об их любовной связи «на стороне»? Ну и тому подобное. Сами можете додумать варианты.
Так кто будет непреклонен? Если, конечно, быть честным, хотя бы с собой.
От одесского кичмана до берлинского. История песни
На фронте бойцы исполняли не только «Катюшу»
«Ну и что? – скажет читатель. – Это же блатная поделка! Какое отношение она имеет к военным песням?». Представьте себе – самое непосредственное. Потому что «Одесский кичман» сражался на фронте наравне с «Землянкой» и «Тремя танкистами».
*Шли два героя с германского боя
НО ДЛЯ НАЧАЛА РАЗБЕРЁМСЯ с блатным происхождением песни.
Согласно мнению многих исследователей, песня «С одесского кичмана» была создана в 1928 году специально для спектакля Ленинградского театра сатиры «Республика на колёсах» по пьесе Якова Мамонтова. Сюжет прост: на отдалённом украинском полустанке банда «зелёных» создаёт свою «демократическую республику». Её «президентом» провозглашается пройдоха-уголовник Андрей Дудка, который выбирает себе в «министры» бандита Сашку, телеграфиста и двух бывших помещиков. На торжественной пьянке в честь этого события Дудка (его роль исполнял Леонид Утёсов) и поёт уркаганскую песню.
И сам спектакль, и его постановку критика встретила в штыки. А вот утёсовского Дудку и его песню отметила как «единственное отрадное место» в пьесе. В 1929 году видный музыкальный критик С. Дрейзен отмечал: «Особо следует отметить исполнение Л. Утёсовым песни «С одесского кичмана». Эта песня может быть названа своеобразным манифестом хулиганско-босяцкой тематики. Тем отраднее было услышать ироническое толкование её, талантливое компрометирование этого «вопля бандитской души». Ему вторил другой критик, Евгений Вермонт: «Ведь даже «С одесского кичмана» он пропел так, что блатная грубость совершенно испарилась».
Песня имела оглушительный успех и мгновенно стала шлягером, чему никто не удивлялся, поскольку автором её называли Бориса Николаевича Тимофеева (1899 – 1963), написавшего тексты таких шлягеров, как, например, известный романс на музыку А. Цфасмана «Мне бесконечно жаль своих несбывшихся мечтаний» или не менее популярный «Караван» на музыку Б. Прозоровского, который любила исполнять Изабелла Юрьева:
Мы странно встретились и странно разойдёмся,
Улыбкой нежности роман окончен наш…
Однако в спектакле первые строки сначала звучали несколько иначе:
С вапнярского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана на Одест.
Именно так приводит блатной шлягер Иван Солоневич в мемуарах «Россия в концлагере».
То есть преступники бежали не из Одессы, а в Одессу! Но почему случилась такая метаморфооза? Что касается «вапнярского кичмана», речь идёт о станции Вапнярка под Одессой, где добывали и гасили известь (по-украински – «вапно»). Правда, никакого кичмана здесь отродясь не было: слишком маленький населённый пункт, к 1926 году он насчитывал всего полторы тысячи человек.
Винницкий захватил на станции Бирзула паровоз с несколькими вагонами и решил вернуться на нём в Одессу. Однако руководство одесской «чрезвычайки» перехватило Япончика под Вознесенском. Здесь чекисты устроили засаду в зарослях кукурузы у железнодорожного полотна и закрыли семафор. Чтобы узнать причину остановки, Мишка, его адъютант и жена Лиза сошли с паровоза и направились к будке стрелочника. Неподалеку от неё их всех и перестреляли.
Таким образом, выходит, что песня о побеге урканов «из Вапнярки на Одест» может содержать аллюзию как раз на историю Мишки Япончика. Возможно, именно поэтому Тимофеев изменил первые строки «старой бытовой песни» про одесский кичман?
С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана тай на волю.
В Вапняровской малине они остановились,
Они остановились отдохнуть.
Товарищ, товарищ, болят мои раны,
Болят мои раны в глыбоке.
Одна вже заживает,
Другая нарывает,
А третия застряла у в боке.
Впочем, не так странно, если учесть, что «Кичман» возник не на пустом месте. Его первоисточник – романс на стихи (перевод из Генриха Гейне) русского поэта XIX века Михаила Михайлова «Во Францию два гренадера из русского плена брели». Сравните у Михайлова:
Во Францию два гренадера
Из русского плена брели,
И оба душой приуныли,
Дойдя до немецкой земли.
Печальные слушая вести,
Один из них вымолвил: «Брат!
Болит мое скорбное сердце,
И старые раны горят!»
Исполни завет мой: коль здесь я
Окончу солдатские дни,
Возьми мое тело, товарищ,
Во Францию! там схорони!
Не правда ли, совпадения явные? Конечно, учитывая издевательски-ироническую переработку оригинала, а также его последующих переделок – например, песни времен первой мировой войны «Шли два героя с германского боя»:
Шли два героя с германского боя,
И шли два героя домой.
Они повстречались на финской границе.
И финн из них ранил одного.
«Товарищ, товарищ, болят мои раны,
Болят мои раны тяжело.
Одна засыхает, другая нарывает,
А с третьей придется умереть…
Существуют и другие варианты – «С немецкого боя шли трое героев», «У каждого дома осталась подруга» и т.д. Так, после неудачной польской кампании, когда 15 августа 1920 года конница Юзефа Пилсудского вошла в тыл Красной Армии и разгромила её, появилась песня «Шли три героя с польского боя»:
Шли три героя с польского боя,
С польского боя домой.
Только они вышли на финску границу,
По ним финн ударил три раза…
Военные переработки сюжета продолжались, даже в 1939 году появился вариант «Шли три армейца на финску границу». Кстати, со временем «боевой мотив» проник и в «Кичман». Песня обрела новый куплет с биографией одного из урканов:
Один, герой гражданской,
Махновец партизанский,
Добраться невредимым не сумел.
Он весь в бинтах одетый
И водкой подогретый,
И песенку печальную запел…
А вот теперь перейдём к «авторству» Бориса Тимофеева и Михаила (Моисея) Феркельмана. Увы, и текстовик, и композитор лишь обработали уже известное произведение. Например, ещё в 1926 году, до выхода спектакля, заключённый Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) Борис Глубоковский издал в Бюро печати Соловков брошюру «Материалы и впечатления», где привёл ряд произведений «уркаганского народного творчества», одно из которых – песня «Шли два уркана с советского кичмана»:
Шли два уркана
С советского кичмана,
С советского кичмана домой.
И только ступили на тухлую малину,
Как их разразило грозой.
Товарищ мой верный,
Товарищ мой милый!
Болят мои раны на груди.
Одна утихает,
Другая начинает,
А третья рана на боку.
Товарищ мой верный,
Товарищ мой милый!
Зарой мое тело на бану.
Пускай малохольные легавые смеются,
Что умер геройский уркан я!
Ту же самую песню вспоминает в мемуарах «Неугасимая лампада» соловецкий узник Борис Ширяев – но в несколько иной версии:
«…Глубоковский и я заинтересовались «блатным» языком и своеобразным фольклором тюрьмы. Мы собрали довольно большой материал: воровские песни, тексты пьесок, изустно передававшихся и разыгрывавшихся в тюрьмах, «блатные» слова, несколько рождённых в уголовной среде легенд о знаменитостях этого мира. Некоторые песни были ярки и красочны. Вот одна из них:
Шли два уркагана
С одесского кичмана,
С одесского кичмана на домой.
И только ступили
На тухлую малину,
Как их разразило грозой…»
Ишли два уркагана
С одесского кичмана
Домой.
Лишь только вступили
В одесскую малину,
И тут поразила им
Гроза.
Впрочем, не исключено, что Микитенко и Мамонтов черпали вдохновение непосредственно из фольклора преступного мира или из других источников: например, ноты «С одесского кичмана» издавались в 1924 году в Тифлисе – стало быть, песенка была достаточно известна.
*Когда приказ отдаст товарищ Сталин!
ПО ВСЕМУ ВЫХОДИТ, что история о двух урканах тесно связана с российским военным фольклором. Однако советские генералы от искусства были крайне недовольны «героизацией бандитов и уголовников». Начальник реперткома Комитета по делам искусства Платон Керженцев предупредил: «Утесов, если вы еще раз споете «С одесского кичмана», это будет ваша лебединая песня».
Но далеко не все «наверху» разделяли мнение Керженцева. В 1935 году, после эпопеи с ледоколом «Челюскин», который застрял во льдах Арктики и был спасён нашими летчиками, Сталин устроил в Георгиевском зале Кремля прием в честь полярников. Был приглашен и оркестр Утесова. После того, как официально заявленный репертуар был отработан, Леонида Осиповича подозвал к себе Ворошилов:
-Давайте что-нибудь из южных песен. Вот у вас есть такая – «С одесского кичмана».
-Не могу, Климент Ефремович. Мне Керженцев запретил.
-Керженцев запретил, а Сталин разрешил. Он лично просит…
*«Кичман» как гимн военных лётчиков
ВО ВРЕМЯ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ песня о двух урканах отправилась на фронт. Нет, несмотря на благожелательность старого каторжанина Иосифа Джугашвили, она не включалась в официальный репертуар. Но «Кичман» давно уже стал фольклором.
Многие, конечно, помнят замечательный фильм Леонида Быкова «В бой идут одни старики». Картина основана на реальных событиях. Действительно, в 5-м гвардейском истребительном авиаполку был свой джаз-оркестр, где числилась вся первая эскадрилья, включая механиков. Но звучали здесь не «Смуглянка» и «Нiч така мiсячна», а песни Утёсова, среди которых хитом была – «С одесского кичмана»! И не случайно.
Леонид Осипович вспоминал в книге «Спасибо, сердце!»:
Речь идёт о двух самолётах Ла-5Ф, на борту одного из которых (за №14) была дарственная надпись «От джаз-оркестра Л. Утёсова», на борту другого – «Весёлые ребята». На этих самолетах летчики полка сбили 29 немецких машин.
Можно достаточно точно определить, когда первая эскадрилья 5-го истребительного авиаполка стала «поющей», а точнее – джазовой. В интервью газете «Факты и комментарии» от 15 марта 2002 года об этом рассказал дважды Герой Советского Союза Виталий Иванович Попков, побывавший в войну и командиром этой самой эксадрильи, и командиром этого самого полка:
Лётчики давали концерты не только в полку, но и на освобождённых территориях. Чтобы послушать их, народ шел за десятки километров.
КСТАТИ, ЗДЕСЬ МЫ ВНОВЬ СТАЛКИВАЕМСЯ СО СТАЛИНЫМ как «покровителем» «Кичмана». Правда, уже не с Иосифом Виссарионовичем. Надо сказать, 5-й истребительный авиаполк на фронте многие не любили. Говорили, что лётчикам этого полка слишком много позволено благодаря покровительству комдива Василия Сталина: мол, вольница среди командиров достигла запредельных масштабов. Но никто не мог оспорить того, что гвардейцы сбивали столько вражеских самолётов, сколько не дано было никому другому. Из 14 лётчиков эскадрильи 11 стали Героями Советского Союза. Сам Виталий Попков лично сбил 42 самолета противника и еще 13 «завалил» в группе.
Василий Сталин был не просто покровителем – личным другом Попкова. Виталий Иванович рассказал в том же интервью:
В общем, можно сказать, что и на войне «Кичман» пели со сталинского «благословения»…
*С берлинского кичмана
Популярностью на фронте пользовалась не только сама песня про одесских урканов, но и её переделка. В то время такие переделки известных песен на военный манер были не редкостью. К примеру, на мотив «Синего платочка»:
Синенький скромный платочек
Немец в деревне украл,
В долгие ночи синим платочком
Спину себе покрывал.
Порой ночной
Лишь ветра протяжный вой.
Сжавшись в комочек, накинув платочек,
Мерзнет фашист под Москвой.
И вот весной
Снарядов советских вой.
Едут к Берлину наши машины
И скоро вернутся домой!
Или на мотив «Служили два друга в нашем полку»:
Служили два фрица в одном полку –
Пой песню, пой!
И был один из них труслив,
И смерти боялся другой.
Грабили фрицы французский народ,
Били старух и детей,
Ну, а потом на восточный фронт
Гитлер отправил друзей.
Служили два фрица в одном полку –
Пой песню, пой!
Снайперской пулей сряжен был один,
В воздух взлетел другой!
Перед битвой за Берлин бойцы распевали переделку песни «На закате ходит парень»:
На закате ходит Гитлер
Возле бункера свово,
Поморгает косым глазам –
И не скажет ничего.
И кто его знает, зачем он моргает?
А вчера пришел по почте
Вдруг загадочный пакет:
Приглашают его черти
Поскорее на тот свет.
И кто его знает, зачем приглашают?
То же случилось и с «Кичманом». Не имея возможности спеть «канонический» текст, Утёсов написал на мотив «уркаганской» песни новые слова:
С берлинского кичмана
Сбежали два уркана,
Сбежали два уркана
Та-й на во-во-волю,
В пивной на Фридрихштрассе
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
«Ах, Геббельс малохольный,
скажи моёй ты маме,
Что я решил весь мир завоевать.
С танкою в рукою,
С отмычкою в другою
Я буду все народы покорять.
Пойди по всем малинам
И быстро собери там
Ты всех блатных, кто на руку нечист.
Отныне уж не будет
Зваться он бандитом,
А будет нацьонал-социалист».
Называлась эта переделка «Песенка о нацистах». Её Утёсов с чистым сердцем открыто исполнял перед бойцами, а те подхватывали и разносили по всем фронтам.
Авторство текста принадлежит тромбонисту утёсовского джаза Илье Фрадкину. В оркестр Илья Борисович влился в 1936 году и стал автором ещё нескольких песен, которые исполнял Леонид Осипович, например, «Я – демобилизованный» и «Спустилась ночь над бурным Чёрным морем».
Что до музыки, то, помимо уже известного нам Ферри Кельмана, есть и автор обработки. Это знаменитый советский композитор Аркадий Ильич Островский, который в молодые годы был аккордеонистом и пианистом в джазе Утёсова.
А вот с датой появления «Песенки о нацистах» полной определённости нет. В Российском государственном архиве фонодокументов есть лишь указание на пластинку, которая была записана в 1945 году, с указанием «ориг. нет, пл. есть». Ясно, что песня существовала ещё до записи – но когда написана, когда и где впервые исполнена, неизвестно.